Техник–ас - Евгений Владимирович Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, здесь документы моей дочки, — Глафира Савельевна положила на стол бумаги, — Здесь и аусвайс, и справка от старосты.
— А дочка как же? — тихо спросила Рита.
— А дочку в неметчину угнали. Пол года уже как. А теперь ступайте с Богом, — женщина отвернулась к окну, обхватив себя руками. Мы молча поклонились ей в пояс и вышли.
До Жлобина добрались почти без приключений. Почти потому, что в Папоротном нас остановил немецкий патруль. До этого на нас в тех деревнях, через которые мы проезжали, никто особо внимания не обращал. Тем более, что видели на телеге меня с оружием и повязкой полицая. На это раз немец унтер-офицер попался жутко докопчивый. Не понравились ему документы ни мои, ни Ритины, ни Сёмкины. Он долго на ломаном русском расспрашивал нас кто мы, откуда и куда следуем. Пришлось выбрать момент и когда он начал задавать вопросы мне, чуть кивнуть головой в сторону, приглашая его отойти. Немец насторожился, но всё же сделал пару шагов в сторону. Я достал из кармана жетон и показал его на ладони так, чтобы больше никто не увидел. После этого я чуть наклонился к нему и на чистом немецком сказал; — Унтер-офицер! Вы ставите под угрозу срыва чрезвычайно важную операцию. Думаю ваше начальство будет явно не в восторге, когда узнает, что это произошло по вине их подчинённого. Сделайте вид, что всё в порядке и дайте команду, чтобы нас пропустили. И хороший вам совет; забудьте о том, что только что видели и вообще забудьте о нас. А я в своём рапорте, в свою очередь, отмечу вашу внимательность и отлично поставленную службу.
Видимо связываться с гестаповцем унтеру не очень то и хотелось, поэтому нас тут же отпустили. В Жлобине на въезде в город на посту лишь бегло посмотрели документы и пропустили. Мы доехали почти до самого центра города, переехав через железнодорожные пути, когда Сёмка завернул в какой-то проулок и подъехал к полисаднику, за которым виднелся небольшой флигель.
— Слава Богу, доехали, — он хотел было уже перекреститься, но бросив на меня быстрый взгляд в самый последний момент передумал, — Мы с дядькой завсегда у Анны Фёдоровны останавливаемся, когда в город ездим. Ох и строгая она.
Если честно, то я и сам был удивлён тому факту, что мы всё же добрались сюда. Кляча, на счёт которой я имел очень большие сомнения, показала на деле, что внешность бывает обманчива. Она довольно бодро тянула телегу и было видно, что это ей не особо и в тягость.
Анна Фёдоровна оказалась женщиной лет пятидесяти. О таких принято говорить «из бывших». Было в ней что-то аристократическое, что не скроешь ни под какой одеждой или маской простушки. В первый момент она посмотрела на меня с не скрываемой брезгливостью. Сёмка протянул ей свёрнутое письмо от Панкрата. Читала она его очень внимательно и, как мне показалось, не один раз.
— Проходите в дом. Там поговорим, — брезгливость во взгляде исчезла, — А вы, Семён, займитесь пока лошадью. Я позову вас, когда понадобится.
— Панкрат пишет, чтобы я помогла вам связаться с подпольем, — без предисловий начала она, едва мы вошли в дом, — Что ещё требуется?
— Приютить на несколько дней, — ответил я.
— С фотографом встречались?
— Нет. Собирался завтра сходить на рыночную площадь и осмотреться для начала.
— Вам нужно переодеться. В городе много немцев и полиции из местных мало и все друг друга знают. Есть во что или нужно будет принести?
— Много немцев это хорошо. Не волнуйтесь, во что переодеться есть. Нужно только всё привести в порядок.
Глава 24
Под чужой личиной
На следующий день из флигеля вышел немецкий офицер в звании майора. Всё же не зря тащил форму с собой. Теперь она отутюженная, подшитая, где это было необходимо, сидела на мне как влитая. Трудности возникли с сапогами. Те, в которых я ходил, явно не подходили к образу немецкого офицера. Анна Фёдоровна быстро куда-то сбегала и вот новенькие сапоги уже стоят передо мной.
— Как у вас со знанием немецкого языка? — спросила меня хозяйка дома на языке Гёте.
— Немцы, с которыми мне доводилось общаться, были уверены, что я родился и всю жизнь прожил в Германии, — на том же языке ответил я.
— Я бы тоже была в этом уверена, — чуть улыбнувшись сказала Анна Фёдоровна, — И всё же будьте осторожны. У вас нет документов.
Через пару минут из двери выскользнула Рита в красивом платье, в туфлях и в шляпке. На руках белые перчатки до локтя и небольшая дамская сумочка. Яркая помада была не очень подходящей для образа скромницы, но вот для искательницы приключений была самое то. Она взяла меня под ручку и мы не спеша пошли в сторону рыночной площади. Да, немцев в городе было, что называется, дофига и даже чуть побольше. Поэтому внимания на меня особо никто и не обращал. Скорее больше смотрели на Риту, а мне по-тихому завидовали.
Фотомастерскую нашли быстро. За большими стеклянными витринами были выставлены портретные фотографии, а в самой центральной витрине, в обрамлении витиеватой рамки прямо по центру стоял на подставке большой портрет Гитлера. Было хорошо заметно, что стекло на этой витрине гораздо новее других. Похоже его периодически бьют, о чём говорили несколько маленьких стёкол, застрявших в брусчатке под стеной. Вывеска сверху говорила, что перед нами фотоателье Агдашева, а табличка на двери извещала «Nur fur Deutsche» (Только для немцев).
Я толкнул дверь и первым вошёл в прохладное помещение. Чуть слышна звякнул звонок над дверью и из-за занавески, отгораживающей другое помещение, вышел мужчина на вид лет 30–35.
— Господин майор! Чего угодно? — на немецком фотограф говорил довольно чисто.
— Я бы хотел сделать фото, — так же на немецком ответил я, — Вы ведь господин Агдашев Павел Сергеевич?
— Да, господин майор, это я.
— Вам привет от бабки Аграфены, она прихворала, но велела кланяться, — уже по-русски назвал я пароль.
— Вы ошиблись, я никого не знаю с таким именем, — так же по-русски произнёс он отзыв, после чего быстро подошёл к двери, выглянул из неё на улицу, повесил табличку «Закрыто» и, действительно закрыв дверь на
