Мятежный дом - Ольга Чигиринская

– Это осложняет задачу, – Бадрис приподнял брови. – Но не так сильно, как вы думаете.

– Тогда понятно, почему эта штука подошла ко мне так близко, – сказал Дик. – Хотела понюхать и вроде как убедиться…

– Возможно, взять образец тканей, – согласился Бадрис.

– Одним словом, Торвальд пальцем провел в воздухе черту. – Мы не можем подчистить ему лог и выпустить.

– Ну что ж, – вздохнул Стейн. – Тогда у нас произошел несчастный случай. Бот попался под винты и его размозжило вдребезги.

– Это объяснение совершенно не дьержит воды, – раздраженно бросил до сих пор молчавший Вальне. – Под винты редко попадают даже старые боты. Если, конечно, у них не сбоит программа. С новым ботом, да еще таким передовым, этого случиться не могльо.

– Наоборот, – заспорил Стейн. – Это же опытный образец! Можно ждать чего угодно.

– Сколько хльопот из-за тебя, – Вальне перенес свое раздражение на Дика. – Из-за мальчишки, который по глюпости угодил в герои.

– Хватит, адмирал! – Торвальд рассек ладонью воздух перед собой. – Все мы оказались здесь потому, что противник в какой-то момент был умнее, храбрее или лучше вооружен… Нам нечем гордиться друг перед другом. Ну, разве что господин Бадрис да гемы составляют исключение. Я позвал вас, чтобы услышать какой-нибудь толковый совет.

– Щенка за борт, – вот единственный тольковый совет, который я могу дать в этом случае, – сказал Вальне.

– Я вас не понимаю, – медленно проговорил Бадрис. – Адмирал, я испытываю к этому мальчику весьма неприязненные чувства. С моей точки зрения, человек, который держится опасного курса, основываясь на ничем не подтвержденной догме, да еще и вовлекает в это других – не заслуживает приязни. Но вы разделяете ту же догму и не находите этот курс ошибочным. Вы сами уже поняли, что ваше обвинение было вздорным. Отчего же вы ведете речи, которые я, вавилонянин, не могу назвать иначе как гнусным предательством?

– Вы это правильно сказали: вавильонянин, – адмирал Вальне поднял палец. – Вы не можете поэтому понять некоторых вещей, понятных нам, христианам.

– Я что-то тоже не могу понять, хотя был крещен и катехизирован как положено, – Стейн поскреб в бороде. – Ну-ка объясните нам, будьте любезны. Мне, как христианину, интересно.

– Пусть он уйдет! – потребовал Вальне, показывая на Дика. – Я приказываю уйти!

– Ну уж нет. Младший матрос, я приказываю вам остаться.

– Я старше вас по званию, Йонас!

– А я старше вас по должности, и оба мы сейчас без погон, так что званием можете подтереться. Останься, малый.

– Хорошо же! – Вальне выпрямился и скрестил руки на груди. – Я поясню, в чём дело. Пусть господин Бадрис тоже примет участие в теольогическом диспуте. Скажите, Бадрис, вы знаете такой смертный грех – гордыню?

– Я полагаю гордыню весьма полезным человеческим качеством, а не грехом, – ответил эколог. – Она не дает ронять свое достоинство в грязь.

– Вот! – усмехнулся Вальне. – Это то, что я говорил: вавильонянин не все может понять.

– Вальне, – серые глаза Торвальда широко раскрылись, и Дик снова вспомнил, что лоэнгринцев нередко зовут эльфами. – Уж не хотите ли вы сказать, что полностью свободны от гордыни сами? И в силу этого можете бросаться камнями?

– От духовной гордыни – да, я свободен! – седой адмирал почти выкрикнул это. – Я не воображаю себя Мессией.

– Вы хотите сказать, что наш младший матрос… – Стейн не выдержал и расхохотался. – Ох, Вальне, вы меня уморите!

– Пусть он сам скажет за себя! – теперь Вальне действительно кричал. – Спросите его! Спросите! Ричард Суна, кто послал тебя сюда с благой вестью к гемам? Говори! Говори как ты говорил им вчера!

– Меня послал Бог, – ровным и твердым голосом сказал Дик. – И вас, господин Вальне. И капитана Нордстрема. И всех нас.

– Вальне, – примирительным голосом сказал Стейн. – Все мы в детстве спали на уроках катехизиса. Вы, наверное, проспали тот урок, где рассказывали об апостольстве мирян. Ничего, бывает. Я тоже что-то проспал. Парень принимает это очень всерьез, таков уж его характер. Ну что ж, у каждого из нас своя кукушка в часах. Может, хватит играть в инквизитора?

Адмирал не ответил. Он смотрел прямо в глаза Дика.

– Ты очень умный и хитрый, – тихо сказал он. – И очень льовко играешь простеца. Ты думаль, никто из нас не знает нихонского языка и не понимает, что ты им говоришь? Тигаттэита вакамоно да.

– Да га, – так же тихо ответил Дик, – тигаттэитара, ратину-го-о ханасу токи ва нихонго-о ханасу токи кара найё га дзэндзэн матигаинай[1]. Что я говорю на тиби – я готов повторить на астролате.

– И ты не говорил, что ты такой же, как святая Жанна или святая Бернардетта Субиру? Как Святой Брайан? Ну-ка, попробуй соврать, глядя мне прямо в глаза!

– Сэр, – Дику стоило большого усилия не попятиться от нависающего над ним адмирала: он чувствовал, что если тот его коснется, хотя бы случайно, может случиться что-то страшное. Истерика, обморок – все что угодно. Но отступать было нельзя. – Сэр, вы не так хорошо знаете нихонский как думаете. Даю слово, что я ни разу не говорил, будто я равен этим двум святым женщинам… и Брайану навигатору… и другим, кого я упоминал… Я только говорил, что когда Бог призывает – я постараюсь не отступать, как не отступили они. Предупреждал, что будут насмешки, ведь Бернардетту Субиру считали сумасшедшей – и это еще самое малое. Ведь нас тут всех считают безумными. Но я объяснял, что так было всегда. И не только потому что здесь Вавилон. Жанну сожгли христиане, и Бернардетту осмеивали такие же католики… И Святого Брайана обвинили в предательстве… Я помнил, что вы говорили, мастер Бадрис. И старался быть с ними честным. Рассказать, что их может ждать, если мы не сможем их защитить. И как мало мы можем сделать для их защиты. Правда, я не уверен, что хоть один захочет креститься теперь, – юноша улыбнулся. – Я и раньше не обманывал. Но тогда со мной были друзья и было легче.

– Ты умело от всего отпираешься, – глаза Вальне совсем превратились в смотровые щели. – Посмотрим, как ты сейчас отопрешься от этой байки о чуде в пещерах. О блаженной Садако Такэда.

– Я не буду ни от чего отпираться, – очень медленно и раздельно сказал Дик. – Когда я заблудился в ничьих подземельях под Пещерами Диса, мне во сне явилась слепая женщина в хабите Синдэна. Она вывела меня через решетку, которая была слишком узкой. И указала выход. Она напомнила мне моё настоящее имя. Я думаю, это была блаженная Садако. Это произошло со мной – вы можете верить, или нет, но это было.

Что бы ни чувствовал сейчас Вальне – но он отступил к стене, и Дику стало чуть полегче. Чуть – потому что, отступив, Вальне продолжал сверлить его взглядом, и остальные трое тоже не сводили с него глаз.