Королевство грешников - Шанджида Нусрат Али

по нервам пробегает решимость. Решимость к свободе. За свободу для моего ангела.

От ярости мое тело согревается, несмотря на холодный ветер, покалывающий кожу. Он осмеливается прикасаться к ней своими недостойными и нечистыми руками. Но, прежде всего, он один из многих, кто больше всего запятнал ее дух. И за это он заплатит своей кровью. Своей прогнившей душой.

С громким ревом, эхом разносящимся по лесу, я несусь к нему своими нетвердыми шагами, собираясь ударить его в живот. Но он легко уклоняется и держит меня за запястье, прежде чем выкрутить его. Я стону от невыносимой боли, но это не мешает мне свободной рукой нанести удар туда, куда я целился раньше. Он хрюкает от моего неожиданного сильного удара.

Он сильнее выворачивает мое запястье, и я чувствую, как напрягаются мышцы.

Правой ногой я бью его по голени и сразу же наношу удар по щеке. Его ноги подкашиваются, и хватка на моем запястье ослабевает. Его люди делают движение, чтобы защитить его, но он поднимает руку.

— Никому, блядь, не подходить ближе. Отвалите! — ворчит он. Его вены вздуваются на коже от гнева.

Они все отходят по другую сторону железнодорожных путей, унося с собой моего ангела.

Я должен покончить с этим раз и навсегда. Осталось не так много времени.

Но прежде чем я успеваю предпринять следующую атаку, он бросается на меня. Он хватает меня за шею, сильно надавливая на кадык и на этот раз вынуждая опуститься на колени, продолжая наносить удар за ударом по моим щекам.

Я чувствую, что моя кожа трескается. На этом этапе у меня болит все лицо, а ноги начинают слабеть.

Мое зрение становится размытым, поскольку суровая природа и мой дядя достигают того, к чему стремились, делая меня слабой.

— Нет… пожалуйста. П-пожалуйста, остановись… Я умоляю тебя… — громко кричит мой ангел. В ее голосе звучит печаль.

Кровь сочится из моего носа и разбитой щеки. Я едва держусь в сознании, пока он продолжает наносить удар за ударом, покрывая моей кровью огрубевшие костяшки пальцев. Все мое тело обмякает от боли, и он, наконец, отпускает мою шею. Я падаю на землю, которая теперь покрыта моей кровью и слюной.

В ушах начинает звенеть, а зрение борется за выживание. Мое дыхание становится поверхностным и медленным.

Я слышу, как поезд уже почти здесь. Рев его двигателя становится все громче и громче.

— Кто теперь трус? — шипит он, опускаясь передо мной на колени. Схватив меня за лицо, он поворачивает мою голову, чтобы я едва открыл глаза и посмотрел в его злобный, безумный взгляд.

— Скажи это, парень. Скажи, что ты был здесь гребаным трусом. Ты тот, кто проиграл и вот-вот умрет, как никто, в этой холодной буре. — Он крепче сжимает мой подбородок, приближая свое лицо к моему. — Скажи. Это.

Прерывисто вздохнув, я встречаюсь с ним взглядом.

— Я Резников, дядя. Мы рождаемся королями и умираем королями. Н-но не я, — я бормочу эти слова распухшими, разбитыми губами. Я чувствую медный привкус своей крови на языке. Я медленно опускаю руку в карман брюк, хватаясь за рукоятку ножа. — Я худший в семье Резниковых. Я сатана, и я буду вечным правителем России. Королевство, которого ты никогда не заслуживал. Даже в твоих мечтах. Потому что ему нужен достойный король. — В мгновение ока я достаю нож и резким движением вонзаю его прямо в горло моего дяди. — И я буду этим достойным королем. Увидимся в аду, дядя.

Я кручу нож, наблюдая, как красная жидкость водопадом вытекает из его горла. Его глаза широко распахиваются, когда он начинает захлебываться собственной гнилой кровью.

— Пусть твоя душа сгниет в аду.

Я вонзаю нож глубже, наблюдая, как свет в его глазах постепенно гаснет. Его тело падает назад с мягким стуком. Вокруг его головы образовалась лужа крови.

Я смотрю сбоку и вижу расфокусированный образ прибывающего поезда.

БАХ.

На этот раз еще одна пуля попадает мне в живот, когда один из мужчин стреляет в меня, вызывая выворачивающую внутренности неописуемую боль во всем теле. Я падаю на землю рядом с дядей и слышу приглушенный крик, звенящий у меня в ушах.

— Нет! Боже! Нет! Отпусти меня! — Я слышал ее голос… ее мольбы… ее мольбу.

Но мой разум… мое тело… Они просто сдались.

Моя голова ударяется о снег, а тело обмякает. Я больше не могу сопротивляться.

— Пойдем. Мы должны, блядь, уходить, иначе солдаты узнают, — кричит кто-то, и шаги начинают затихать за громким ревом паровоза и свистом поезда. Я чувствую, как дрожит земля, когда это заслоняет мне обзор.

Но сквозь небольшое пространство между рельсами и колесами я не упускаю из виду последнее видение того, как моего ангела забирают у меня. Ее глаза опухли от слез, и я вижу, как шевелятся ее губы.

Мужчины крепко держат ее, и вскоре даже ее зрение затуманивается в темноте леса, пока я не перестаю ее видеть.

Моя кожа становится холодной и бледной. Мое сердцебиение замедляется.

Все становится размытым. Я не могу дышать, сосредоточиться или чувствовать.

Отдаленные шаги… Кто-то зовет… Еще шаги.

Ничего не видно в этой темноте.

Прости меня, мой ангел. Прости меня, ангел.

Мой ангел…

Глава 32

МАКСВЕЛЛ

НАСТОЯЩЕЕ

Паркуя машину на подъездной дорожке, я помогаю Элише выйти. Наши ноги скрипят по заснеженной земле. Я привык к холодной погоде в России, но, похоже, Элиша тоже не возражает. Однако я хорошо знаю, что она собирается переодеться в теплую одежду и посидеть у камина, находясь в моих объятиях. Но это произойдет, если она согласится остаться после того, что я собираюсь сделать. Мои шаги медленно следуют за ее шагами, и я чувствую, как беспокойство проносится по моим нервам. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного, но я также никогда не делал ничего подобного.

Мы прошли долгий путь и преодолели множество препятствий борьбы. Долгие годы судьба разлучала нас. Но теперь?

Все, о чем я могу думать, это быть с ней всю оставшуюся жизнь. Однажды я потерял ее, и это разорвало мою душу. Я потерял частичку себя, которую отдавал только ей, моей королеве… Моему ангелу.

Мое сердце бьется только для нее, и так будет всегда.

Как будто почувствовав, что я соображаю, она останавливается на каменистом тротуаре переднего двора и, нахмурившись, поворачивается ко мне лицом.

— Все в порядке?

— Э-э… да. Все в порядке, — бормочу я, но даже неловкий тон моего голоса заставляет меня внутренне съежиться.

Что, черт возьми,