Наша Светлость - Карина Демина

   Откуда здесь взялся суп? Но Урфин держит миску и ложку.

   - Открой рот. И глотай. Вот умница.

   Суп очень горький и пахнет травами. Наверняка в нем то средство, которое доктор оставил.

   - Не вкусно? Надо, девочка моя. Правильно. Еще ложечку...

   - Я не должна была его... я никогда и никого...

   - Понимаю. Но у тебя не было выбора.

   Был. Только Тисса не решилась его принять.

   - Не было, - Урфин заставляет проглотить еще ложку супа. - И ты ни в чем не виновата. Виноват Гийом. И виноват я. Мне не следовало доверять тебя кому-либо. Не следовало оставлять его в живых... еще тогда, на турнире. Благор-р-родство проявлял.

   А глаза совсем черные.

   - Не следовало уходить...

   Суп все-таки закончился. Тисса не знала, как должно было действовать лекарство, но она просто перестала что-либо чувствовать. Стало как-то все равно.

   Настоящая кукла.

   И куклу укладывают в кровать. Под пуховым одеялом - слегка пахнет плесенью - прохладно, но Урфин, разувшись, ложится рядом.

   - Закрывай глаза.

   - Я... убила... я преступница.

   Он должен это понять и не пытаться спасти Тиссу. Это невозможно. Только Урфин понимать не желает.

   - Ты - мой свет. Я без тебя заблужусь в темноте и снова стану чудовищем.

   Он говорит это, губами касаясь губ. И это не поцелуй, но тоже хорошо.

   Только засыпать Тисса не хочет. Она боится снов.

   Напрасно.

   Во сне ее много света и синее-синее море. Там жарко, но в Ашшаре всегда лето...

Глава 28. Суд

   - Свидетель, что вы можете сказать по делу?

   - Ничего.

   - Совсем ничего?

   - Совсем ничего.

   - Очень важное свидетельство!

   Из протоколов судебных заседаний

   Кривая башня - исконная вотчина лорда-палача. Каменные глыбы, которые держатся под собственным весом. Крохотные окна. Вечный сквозняк даже там, где окон нет.

   Редкие камины.

   И высокие ступеньки. Лестница липнет к стенам, подымается петля за петлей. В пустоте центра натянуты тросы. Подъемник поставили не так давно, и пользуются им мало. Здешние обитатели считают его ненадежным. Лестница - другое дело. Она одна и освещена скупо. Узка.

   Такую удобно охранять. И люди Кормака уже успели занять позиции.

   Люди Хендриксона не мешают. Но и не позволяют подняться выше третьего уровня. Путь вниз отрезан. Подъемник тоже будет проверяться. Остается лишь наверх, к гостевым комнатам, выше которых расположены покои лорда-палача.

   У Кайя есть к нему вопросы, и от ответов зависит многое.

   Хендриксон не удивлен визитом. Он не кланяется, но как-то кособочится, прижимая обе руки к правому подреберью. От него несет болезнью и гнилой плотью, запах ощутим и странно, что никто прежде не обратил на него внимания.

   - Да, я болен, - признается он, указывая на кресло. - Осталось уже недолго. Но полагаю, что поговорить вы пришли не об этом.

   На столике у камина шеренга склянок. И Хендриксон привычно смешивает их содержимое в высоком алхимическом стакане.

   - Я пришел выразить вам благодарность за помощь.

   - Не стоит. Кайя, извините, но мое состояние позволяет мне говорить прямо. Я и так слишком долго откладывал разговор... неприятно, знаете ли, когда люди меняются. Дункан, Магнус и я некогда были довольно близки. Мы росли вместе. Учились вместе. Сами понимаете, насколько прочны такие связи.

   Хендриксон опустился на сооружение из гнутых трубок, поверх которых была натянута парусина.

   - Дункан был умен и старателен, что не осталось незамеченным. Его место... ждало его. Так бывает. Есть люди, рожденные драться. Есть те, кто умеет обращаться с властью. И с теми, кто ею обладает. Ваш отец тоже был... одинок.

   Не следовало вспоминать о нем сейчас.

   - На него возлагали большие надежды. Возможно, непомерно большие. И он искренне пытался соответствовать. Дункан же стал для него и другом, и советником. Пожалуй, если бы сумел, он стал бы и воздухом, которым ваш отец дышит.

   Сам Хендриксон дышал с трудом. Он повернулся на правый бок, неестественно вывернув руку.

   - Естественно, он не собирался делиться влиянием. Полагаю, что во многом благодаря его заботам, ваш отец заключил брак с вашей матерью, хотя все должно было быть иначе... если вы понимаете.

   - Понимаю.

   Сейчас - более чем когда-либо раньше.

   - Совет был тоже его идеей?

   - Да, - Хендриксон поморщился, не то от боли, не то от этого разговора. - Как и некоторые другие... ваши затруднения. Они ведь имеют место быть? Иначе, полагаю, вы бы уже избавились и от Совета, и от Дункана. Полагаю, он не способен вами командовать, но в то же время имеет рычаги давления. И девочка - один из них. Верно?

   Что ж, стоит ли отрицать очевидное.

   - Кайя, я занял эту должность по просьбе моего старого друга. Магнус клялся, что мои руки будут чисты настолько, насколько это вообще возможно. И могу сказать, что за все восемь лет мне не пришлось казнить человека, в чьей виновности я не был бы уверен. Но сейчас...

   Хендриксон поворачивает рычаг, заставляя конструкцию сжиматься. И движение ее вновь причиняет боль.

   - Дайте руку, - просьбу Кайя Хендриксон исполняет. Его боль имеет оттенок горечи, и ее не так и много, но больше, чем способен вынести человек.

   Хендриксон не закрывается.

   Странно, что за его дверью нет чудовищ. Скорее уж ожидание. Он не боится умереть, но желает оказаться по ту сторону мира. Его ждут. И встреча будет радостной. Если, конечно, Хендриксон сумеет остаться человеком. Он будет помогать. Не ради верности дому, но ради себя и той, которая спросит за совершенное зло.

   - Я не думаю, что дело дойдет до казни, - Кайя вычищает боль до капли. - Кормак устроит суд. Для этого все затевалось. Гийом - расходный материал. Он бы в любом случае умер и так, чтобы дать повод для обвинения. Приговора. И сделки.

   - А вы пошли бы на сделку?

   - Не знаю.

   - Играйте по его правилам. Выиграть вы не сумеете. Не хватит опыта и подлости, - веки лорда-палача обрели прозрачность, и даже закрыв глаза, Хендриксон испытывал раздражающее воздействие света. - Но сомнений в серьезности вашего... противостояния возникнуть не должно.