Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров

Дальнейшее уяснение художественного метода Софония рязанца невозможно без постановки вопроса о его идейных позициях.

В период Куликовской битвы наблюдалась неоднородность и противоречивость интересов отдельных княжеств, входивших в состав тогдашней Руси. Несмотря на то, что вокруг Москвы началось государственное объединение, все еще сильна была феодальная раздробленность и разобщенность. Летописные известия, относящиеся ко второй половине XIV в., полны различных сведений о столкновениях областных тенденций с растущей, централизующейся властью Москвы. Конечно, под грозным ударом Мамаева нашествия эта политическая разобщенность была в значительной мере преодолена во имя единства интересов в деле защиты родной земли и веры, но все же имелись отдельные случаи удельного сепаратизма. Еще до 1380 г. Москва боролась с Рязанью, а теперь, в годину Мамаева нашествия, положение Рязани становилось поистине трагическим. На Рязанскую землю, вследствие ее географического положения, прежде всего должны были обрушиться удары татарских захватчиков, и естественно, что в сознании рязанцев возникал грозный конфликт между понятием родины в узком смысле, — родной земли и понятием родины в широком и вместе с тем более прогрессивном значении — Русской земли вообще. Одни рязанцы — князь рязанский Олег и близкий к нему боярин Епифан Кореев — выше всего ставили свои, эгоистические, удельные интересы и в угоду им перешли на сторону Мамая, сделавшись таким образом изменниками Русской земли. Другие рязанцы, несмотря на всю тяжесть переживаемого, сохранили верность Русской земле. Безусловно, поэт-рязанец должен был глубоко и остро переживать то трагическое противоречие, которое возникло в сознании его современников-земляков.

В аспекте указанного трагизма идейные позиции Софония рязанца и многие особенности его Слова, прежде остававшиеся незамеченными, теперь становятся более понятными. Нас не удивляет, например, почему Софоний рязанец в своем произведении ни одним словом не упоминает об измене рязанского князя. Ведь факт этой измены, конечно, был особенно тяжел для каждого рязанца. Вместе с тем, преодолевая конфликт между понятием удельной Рязанской земли и Русской земли вообще, поэт-рязанец не мог не обнаружить некоторой двойственности. Он ясно видел, что одержана великая победа над татарами и что организаторы ее заслужили неувядаемую славу, но в то же время понимал, что эта победа одержана дорогой ценой, что слава куплена обильным кровопролитием. Поэтому и в своем произведении Софоний рязанец говорит о тяжелых потерях. Изображая первое столкновение с татарами — бой с утра до полудня 8 сентября, он перечисляет всех погибших князей и воевод. Чувство рязанского патриота, по-видимому, вдохновило Софония и на то, чтобы широко дать в своем произведении причитания боярских и воеводских жен по убитым мужьям. Сначала плачут московские боярыни и среди них Марья Дмитриевна, жена убитого Микулы Васильевича, коломенского тысяцкого, родная сестра великой княгини Евдокии. За плачем московских боярынь следует плач коломенских жен, той самой Коломны, которая еще недавно принадлежала Рязанскому княжеству.

Местный патриотизм поэта сказался не только в развернутом изображении тяжелых потерь, связанных с Куликовской битвой и особенно коснувшихся Рязани, но и в прямом указании на то запустение, какое постигло тогда именно Рязанскую землю. Перефразируя и по-новому применяя знаменитые слова поэмы XII в., Софоний говорит: «В то время по Резанской земли около Дону ни ратаи, ни пастуси не кличут, но толко часто вороне грають, зогзици кокують трупу ради человечьскаго. Грозно бо бяше и жалостъно тогда видети, зане трава кровью пролита, а древеса тугою к земли преклонишася». Интересно, что и в конце произведения, в подсчете потерь боярства по областным центрам, состоящем большею частью из цифр 20, 30, 40, 50, выделяется цифра потерь рязанского боярства, доходящая до 70 и таким образом являющаяся максимальной.

Другая важная особенность идейных позиций Софония рязанца, по сравнению с идейными позициями автора Слова о полку Игореве, заключалась в новом отношении его к вопросам миросозерцания. Если Слово о полку Игореве имело чисто светский характер и в то же время богато было поэтическими образами, восходящими к древнерусскому анимизму и к древнерусскому язычеству на его последней стадии, то Задонщина не только не восприняла поэтических образов язычества, но определенно выявила свое положительное отношение к христианским представлениям. Это нашло свое выражение прежде всего во включении новых призывов к борьбе против поганых за землю Русскую и за веру христианскую, о чем мы уже упомянули раньше. Это сказалось также и в мотиве заступничества небесной силы в лице святых Бориса и Глеба. Запечатленное Задонщиной участие в великой битве чернецов Пересвета и Осляби с сыном еще более усиливало значение прогрессивного тогда союза русской церкви и Российского государства, а упомянутая Софонием гибель Пересвета и Якова Ослебятина скрепляла пролитой кровью единство целей в борьбе за Русскую землю и за веру христианскую.

Оставаясь рязанским патриотом, Софоний сумел в какой-то мере приблизиться к понятиям борьбы за родную страну и за национальную независимость русского народа, и произведение его в известной степени приобрело черты народности. В росте политического сознания поэту-рязанцу, конечно, большую помощь оказала та поэма всепобеждающей любви к родине, которая прозвучала в конце XII в., но которая в сущности своей осталась неумирающей. Отсюда, из этой южнорусской традиции и вытекал художественный метод Софония. По необходимости он стал архаизующим, так как поэтические образы конца XII в. поэт пытался применить к современным ему героям. Оригинальный архаизующий метод автора, разрешая внутренние противоречия в сознании поэта, в то же время имел серьезное значение и в других отношениях. Пусть образы героев Куликовской битвы были освещены поэтическим светом прошлого, но все же они были вознесены на уровень героев великой поэмы. Вместе с тем архаизация стиля у Софония рязанца была достаточно гибкой в поэтическом отношении. Софоний как поэт прекрасно понимал, что Слово о полку Игореве явилось замечательным синтезом изобразительных средств, в котором большую роль играла не только литература, но и устная поэзия народа. И вот, проявив чуткость к этим: устнопоэтическим элементам, унаследованным от древности, Софоний, как мы уже видели, развил и дополнил их новыми устнопоэтическими чертами, живо свидетельствующими о современной ему народной поэзии. С поэтическим миросозерцанием автора поэмы XII в. роднила Софония рязанца не только чуткость к народной поэзии, но и самая способность к необыкновенному поэтическому подъему, с высоты которого открывались далекие исторические перспективы и развертывались огромные пространственные кругозоры. Пусть отдельные образы Слова о полку Игореве были чужды, быть может, даже непонятны Софонию, но живой поэтический дух этого произведения был ему близок и помог ему творчески возвыситься над его местным, рязанским патриотизмом[730].

Как видно из текста Слова Софония рязанца, это произведение было задумано с целью воздать похвалу великому князю Дмитрию