Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров

В области символики между Задонщиной и Словом о полку Игореве, конечно, немало общего. В Задонщине встречается как символика явлений природы, свойственная Слову, так и особенно символика животного мира, получившая здесь дальнейшее развитие: кроме туров, волков, лисиц и различных птиц — орлов, соколов, кречетов, воронов, галок, зегзиц и соловья, в ней упоминаются еще ястребы, гуси, щуры и жаворонок. Однако символика бытового характера воспроизводилась в Задонщине лишь частично и развита была только в одном направлении. Так, в произведении Софония рязанца мы совсем не находим картин боя, облеченного в образы земледельческих работ, но зато символика на тему «битва — пир» представлена в Задонщине разнообразно и по-новому. С ней мы встречаемся сначала в речи Дмитрия Ивановича боярам, воеводам и детям боярским, когда он говорит: «то ти, братие, ваши московъскыя сластныа меды и великия места», затем в обращении, к брату Владимиру Андреевичу: «туто испити медовыа чары поведенью» и, наконец, обнаруживаем ее в иронических словах фрягов Мамаю: «Нешто тобя, князи, руокие горазно подчивали: ни князей с тобою нет, ни воевод. Нечто гораздо упилися на поле Куликове, на траве ковыли».

Из выразительных и изобразительных средств, характерных для Слова о полку Игореве и для Задонщины, наиболее значительный интерес представляют словосочетания с эпитетами и формулы параллелизма., Ряд сочетаний с эпитетами перешел в Задонщину из Слова без существенных изменений. Таковы не раз встречающиеся сочетания: борзый комонь или борз конь, храбрая дружина, сильные полки, серый волк, вещаго Бояна, живыа струны, ратного духа, храбрыа плъки, великими полкы, черному ворону, черленьгми щиты, златое стремя, золочеными шлемы, синии молнии, черна земля, горы каменныя, поля широкыи, неуготованными дорогами. Следующую, небольшую группу составляют эпитеты Слова о полку Игореве, получившие в Задонщинё хотя и не тождественное, но все же аналогичное применение. Таковы: поганый (поганого Мамая, поганий татарове), храбрый (сынове храбрый, храбрых удальцов), дорогой (дорогое узорочье), сильный (сильная рать), златой (от златых колодец), золоченый (золочеными колоколы), кровавый (кровавый тучи), харалужный (копьи харалужными), хиновский (о шеломы хиновъския).

Указанным двум группам эпитетов, роднящих Задонщину со Словом, противостоит другая, более значительная категория эпитетов, которые не находят себе соответствия в Слове о полку Игореве и являются результатом самостоятельного поэтического творчества Софония на основе русского языка своей эпохи, т. е. языка второй половины XIV в. Некоторые из этих новых сочетаний с эпитетами очень показательны. Они свидетельствуют о том, что Софоний рязанец живо воспринимал впечатления, характерные именно для Северо-Восточной Руси. Таково, например, словосочетание: «летьняа птица, красных дней утеха», применяемое к жаворонку, образ которого впервые вводится Софонием. Не менее характерны словосочетания с эпитетами, относящиеся к городу Москве: каменный, сильный, славный, которые могли появиться в этом применении только после сооружения Московского каменного кремля. Эпитеты, связанные с предметами боевого снаряжения, как шеломы черкасьские щиты московъскые, сулицы немецкие, копия фрязския, байданы бесерменьскыя, также свидетельствуют об эпохе, современной Софонию. Сюда же относятся и эпитеты, связанные с символикой «битва — пир»: московские сластные меды, великия места, медовыа чары поведеные. В этом нельзя не видеть отображения московского феодального быта, нравов боярского местничества.

Многие эпитеты Задонщины, совпадая с соответствующими эпитетами Слова о полку Игореве, в конце концов восходят к устному народному творчеству. Но любопытно, что Софоний не ограничился только эпитетами, взятыми из Слова, а обнаружил самостоятельное тяготение к народно-поэтическим словосочетаниям. Так, он ввел в Задонщину словосочетание «таково слово», типичное для былинного стиля, новый эпитет Дона «быстрый», отсутствующий в Слове о полку Игореве, но обычный в народной поэзии, и, наконец, словосочетание «сырая земля», которого нет в Слове о полку Игореве, но которое широко применяется в различных жанрах народного творчества.

Формула отрицательного параллелизма в Слове о полку Игореве встречается всего четыре раза: один раз в трехчленной форме — когда изображается игра Бояна, и три раза в двухчленной: «не буря соколы…», «не бологомъ бяхуть посеяни…», «а не сорокы втроскоташа…» Этот изобразительный прием, характерный для устного народного творчества, в Задонщине получает более широкое применение, причем почти всегда в трехчленной форме, например: «Тогды аки орли слетошася со всея полунощныя страны. То ти не орли слетошася, съехалися вси князи руския к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимеру Ондреевичю». Трехчленная форма употребляется также, когда речь идет о стуке и громе войска, вое серых волков, гоготании гусей, пении щуров. Реже встречается двухчленная отрицательная форма, например: «Не тури возрыкають на поле Куликове, побежены у Дону великого, взопиша посечены князи рускыя и воеводы великого князя и князи белозерстии, посечени от поганых татар» (Не туры рычат на поле Куликовом, побежденные у Дона великого, застонали побитые князья русские и воеводы великого князя и князья белозерские, побитые погаными татарами).

Итак, используя по примеру автора Слова о полку Игореве фольклорные изобразительные средства — эпитеты и отрицательные параллелизмы, Софоний рязанец этим не удовлетворился, а пошел еще дальше в сторону большего сближения своего произведения с устным народным творчеством.

Выявляя специфические особенности Слова Софония рязанца, нельзя не обратить внимания еще на одну черту художественного метода Софония. Как известно, автор Слова о полку Игореве обладал не только способностью создавать близкие ему образы русских людей — Игоря, Всеволода, великого князя Святослава, Ярослава Осмомысла, Ярославны, Глебовны и других, но и способностью переноситься воображением за рубежи родной земли и создавать образы врагов — представителей половецкого лагеря. Тут и Тьмутороканский болван, и готские девы, и половецкие ханы Гза и Кончай. Если мы теперь обратимся к произведению Софония рязанца, то увидим, что в создании образов врагов Софоний также следовал методу своего великого предшественника. Ему, как и автору Слова о полку Игореве, присуща широта художественного проникновения, но показал он ее по-своему. В этом смысле особенно интересна та часть памятника, в которой изображается поражение татар и их бегство. Софоний говорит, что поганые побежали «неуготованными дорогами в Лукоморье, а скрегчюще зубы своими и дерущи лица своа». Чтобы еще лучше раскрыть внутреннее состояние бегущих татар, он в их уста вкладывает причитание, сложенное по образцу причитания русских жен в Слове о полку Игореве, а именно: «Уже нам, братие, в земли своей не бывати, а детей своих не видати, а катун своих не трепати, а трепати нам сырая земля, а целовати нам зелена мурова, а в Русь ратью не ходити, а выхода нам у руских князей не прашивати» (Уже нам, братья, в земле своей не бывать, детей своих не видать, жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, целовать нам зеленую мураву, а на Русь ратью