Реальность и мечта - Михаил Ульянов

Но есть исключения, которые подтверждают правило. Я имею в виду, что не каждый канон следует поломать в угоду новизне. Зритель-то ведь разный, он многолик, и под настроение, а также в силу своей восприимчивости и особых пристрастий он порой с большой благодарностью принимает спектакль, который десятилетиями идет на сцене без перемен. Таково знамя нашего Вахтанговского театра «Принцесса Турандот».

Сколько раз приходилось слышать, что устает все, даже металл, а уж ваша «Турандот»… И так далее и тому подобное. Но скептики остаются в меньшинстве. Всегда и везде, на Родине и за границей, этот спектакль пользовался колоссальным успехом у театральной публики. Был, правда, сбой, однако произошел он в особых обстоятельствах. В 70-х годах прошлого века в разгар «дружбы народов» вахтанговцы отправились на гастроли в Прагу и, разумеется, повезли с собой «Турандот». Но кому-то умному из больших начальников показалось, что этого недостаточно, что пьеса Гоцци исказит представление чешсдой аудитории о советском театре, что этот спектакль неактуален и несерьезен. Вывод: нужна другая постановка! И нам навязали тяжеловесную революционную «Виринею». Ничего не поделаешь, с ней мы и выступили на сцене Пражской оперы. Нам, как положено, похлопали, только искренности в том не было. И на следующий день на «Принцессу Турандот» пришли единицы. Видимо, пражане решили, что будут давать «Виринею номер два», и постарались избежать такого кондового удовольствия.

На самом же деле «Турандот» непременно выручала нас в самые трудные времена. Отечественный зритель со стажем, посмотрев ее в разные годы и зная спектакль, невольно сравнивал игру прежних актеров с пришедшей им на смену молодежью и находил в этом новизну и предмет для обсуждения. Не беда, что постановка стара по возрасту, главное, что она молода по духу.

Был у нас опыт — мы пытались дать этой пьесе иное прочтение, но вышло скучно, и вахтанговцы сообща решили вернуться к традиционной постановке. Вот тебе и классика! Кстати, по этому же поводу на ум приходит Малый театр. Его руководитель Юрий Соломин занял принципиальную позицию в том, что старейшая театральная сцена должна давать спектакли лишь в их исконном классическом варианте. И мне представляется, что это очень взвешенный и правильный подход: если театральные билеты в Малый раскупаются, значит, людям нравится его репертуар.

А теперь об актерстве в привязке к «Турандот». Помню, как- то в провинции до меня дошел следующий отзыв о моей роли в спектакле: я всегда играл Бригеллу. Мол, такой актер, выковавший монументальный характер в фильме «Председатель», вдруг теперь на подмостках ваньку валяет! Да где же у него совесть?! Да где же на него управа?! Ну что ответить на подобные реплики? Театр имени Вахтангова — это большая школа, важной частью которой является искрометная, праздничная буффонада. В ней актер способен раскрыть не только драматические, но и комедийные стороны своего дарования. Для чего это надо? Для того, чтобы зритель получил удовольствие и отдохновение. Не всегда же ему пребывать в заботах и печалях. Но порой через смешное получается рассказать о вещах совсем нешуточных, так, что зрителе охотнее над ними призадумается. Бригелла — это шут, арлекин, дурачок в колпаке, которому на острый язык иногда попадают незаурядные фразы. Припомним исконное почитание Ива- на-дурака в русских сказках — и в деле-το у него разум, да и в слове-то у него не дурость.

Почему же в «Принцессе Турандот» за мной закрепилась только роль Бригеллы? Эта пьеса принадлежит классическому театру масок, в котором важное место занимает понятие амплуа, где каждый актер изображает строго определенный характер, сживается с ним и ни в коем случае не выказывает из-под маски иные человеческие чувства. Именно в этом спектакле я надел личину шута, поэтому не след примерять на себя облик принца Калафа. Хотя нет повода, чтобы не сыграть сходного с ним персонажа в другой пьесе. К подобной трансформации настоящий актер должен быть готов всегда, особенно если он воспитан вахтанговской театральной школой. Вообще, повторюсь, подлинный артистический талант заключается в том, чтобы уметь в любую форму облечь любое содержание. Иногда это выходит неожиданно для зрителя.

Например, однажды я играл роль Алексея в «Гибели эскадры» по Корнейчуку. Сюжет пьесы трагичен: перед фашистской оккупацией Крыма советское командование принимает решение затопить на рейде часть флота, чтобы корабли не достались врагу. До меня актеры изображали Алексея разухабистым парнем с гармошкой, который в каждом эпизоде демонстрировал веселый нрав и широкую моряцкую душу. А я сыграл почти параноика, готового ради социалистических идеалов отца родного убить. Немолодой и некрасивый, в грязном бушлате, с оголтелым характером и двумя пистолетами за поясом, мой герой поминутно хватался за них, демонстрируя свой нешуточный настрой. Разумеется, не все приняли такое актерское решение, и даже режиссер Глеб Панфилов счел его резковатым. Но, как актер, я ощущаю свое право быть уникальным, кроме того, работа над образом очень часто зависит от того, каковы обстоятельства в этот день у актера, каково его самочувствие. Уже не припомню точно, но, видимо, в момент моего первого приближения к образу Алексея что-то меня беспокоило, поэтому я увидел героя несдержанным и малоприятным.

А вообще режиссеры, зная мою позицию в отношении актерской профессии, порой делают мне необычные предложения. Как-то Дмитрий Астрахан, памятуя о моей старой работе в фильме «Добровольцы», решил снять его продолжение, где прежние герои, изрядно постарев, оказываются в нынешних житейских условиях, то есть сорок лет спустя. По сценарию мой Кайтанов влюбляется в молодую деваху, которая его исподволь обворовывает, а жена Лёля в исполнении Элины Быстрицкой мучается этой внезапной напастью. Уж не знаю, что бы получилось из такого замысла. Слишком велик нравственный диссонанс между пламенным комсомольцем Кайтановым и неким пожилым любовником. Отсюда родились мои сомнения, я отказался от предложения, но что греха таить, отчасти жалею об этом, ведь любая новая, пусть неожиданная, роль — это проверка актера на профессиональную состоятельность.

Есть у каждого актера свой зритель. Как правило, это аудитория одногодков, идейных единомышленников, так сказать, соучастников эпохи. Поэтому хорошо понимаю, что я полюбился соотечественникам, особенно их старшему поколению, в эпических ролях, таких как маршал Жуков. Более того, не особенно искушенные зрители настолько привыкли ко мне в образе Жукова, что, глядя кинохронику, запечатлевшую подлинного маршала, иногда сетуют, мол, маршал-то у вас сам на себя не похож. Поэтому я знаю, что наши ветераны, увидевши меня в «Антикиллере», где-то даже на это обиделись. А тут представилась возможность немного успокоить их, вернувшись к работе над Жуковым в сериале «Звезда эпохи».