Руны огненных птиц - Анна Ёрм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты касалась меня, пока лечила раны? – неожиданно сообразил он.
– А как иначе.
– Разве это не опасно для меня? Чары хульдр по-особому действуют для человека.
– Да какой из тебя человек, дурачок, – фыркнула хульдра.
Ситрик вдохнул и нахмурился, поняв, что сказал глупость.
– Ладно, тогда уж лучше называй меня Убийцей дракона.
– Дурачок, – настойчиво повторила женщина.
Она отошла к роднику и снова вернулась с водой, заставив выпить Ситрика всё до дна.
– Асгид почувствовал, что ты неподалёку, и отправил меня за тобой, – проговорила она. – Как знал, что тебе понадобится помощь.
– Асгид? Мы недалеко от его обиталища?
– Недалеко, если идти теми тропками, какими шла я. Отведу тебя к нему. Без меня тебе бы пришлось идти долго. – Произнеся это, хульдра проверила раны.
С рук она сняла травы. Пальцы больше не опухали, и к ним медленно возвращалась чувствительность, но рана, рассёкшая плечо и лопатку, хульдру по-прежнему беспокоила.
– Я видела в твоих вещах покров, о котором просил Асгид. Несколько отрезов. Могу я взять один из них, чтобы укрыть им твою рану? – спросила она.
– Нет, – твёрдо ответил Ситрик. – Это не для меня.
– Надо было укрыть тебя им не спрашивая, – проворчала хульдра. – Уж прости. Я не всесильна. Мне проще лечить зверей, чем веттиров. – Сказав это, она вдруг хмыкнула. – Погоди-ка. Ты же огненная птица. Отчего тебе не сжечь израненное тело и не смастерить из пепла новое?
– Я не умею, – честно протянул Ситрик.
– Тоже мне, – фыркнула девушка-корова. – Терпи тогда. И спи дальше. Сон – лучшее лекарство.
К утру Ситрик уже стоял на ногах и был готов идти следом за хульдрой. Та, как и обещала, повела странника своими тайными тропами. Шли медленно и часто останавливались, но хульдра не заставляла Ситрика идти быстрее, понимая его состояние. Лишь на второй день пути, когда солнце скрылось за деревьями, но долгий свет его остался прикованным к небу, они наконец вошли во владения Асгида.
Лес казался живым и куда более полным, чем обычно. Ситрик всматривался в деревья и всюду видел присутствие хульдр. Их смех грезился ему. Он звучал звонко и радостно. Коровьи девы, как рассказала спутница Ситрика, любили лето и долгие дни с их несмолкающими утренними и вечерними зорями. Хульдры прятались в густой листве орешника и высоких папоротниках, росших вдоль звериной тропы. Поняв, что Ситрик, гость Асгида, заметил их, они перестали таиться, и их лица, обрамлённые спутанными волосами, мелькали в лесу чаще, чем снующие по стволам сосен белки. Заигравшись, они бросали в странников шишки и жёлуди, поддразнивая скупую на улыбки медноволосую хульдру и её понурого спутника. Женщина раздражалась и била копытом землю, припугивая сестриц, точно нашкодивших котят. Ситрик лишь усмехался, стараясь не обращать внимания на опьянённых приходом лета хульдр.
Неожиданно для себя парень вскоре узнал тропу, по которой хульдра вела его. Он здесь уже был, когда пришёл к Асгиду, чтобы спросить о Зелёном покрове. Ситрик подивился тому, как давно это было. Но ещё больше тому, что теперь, ступая по оставшейся прежней тропе, он сам стал иным.
Вскоре деревья расступились, обнажая поляну, покрытую буйной голубой травой и вереском. Раскидистая старая яблоня, что росла посередине поляны, показалась Ситрику сухой. Мёртвой. Всё кругом неё сладко цвело, опушившись зеленью, а яблоня замерла, будто оставшись внутри зимы.
На ветвях яблони лежал Лесной ярл, обратив к небу невидящий взор, а сверху на него смотрела столь же слепая летняя ночь. Услышав, что хульдра привела долгожданного гостя, Асгид медленно приподнялся и спрыгнул с дерева. Он сам пошёл навстречу Ситрику и хульдре, и в движениях его парень видел нетерпение.
– Я ждал тебя, – сказал Асгид вместо приветствия.
– Здравствуй, Лесной ярл, – негромко произнёс Ситрик.
Медноволосая хульдра, поклонившись, отошла в сторону, оставив гостя и Асгида наедине.
– Я нашёл колдуна, – почему-то понизив голос, проговорил Ситрик. – Вернее, колдунью. Внучку той нойты, которая бежала с этих мест, когда пришло моё племя. Она изготовила для тебя покров.
Лесной ярл кивнул, выслушав юношу. Ситрик снял со здорового плеча свёрток своего плаща и, развернув его, вытащил самый маленький лоскут Зелёного покрова. Таким можно было укрыть разве что ребёнка. Однако Илька была уверена, что этого хватит, чтобы накрыть голову ослеплённого ярла. Асгид протянул руки, и Ситрик вложил в них покров. Пальцы, покрытые роговым слоем, похожим на копыта, сжались на ткани и провели по сплетению нитей. Лесной ярл улыбнулся, и Ситрик понял, что, не видя, он ощущает сейд, который Илька вплела в полотно.
– Спасибо тебе, огненная птица, – наконец произнёс Асгид. – Надеюсь, это начало нашей дружбы, и ты не будешь, как прежняя птица, жечь мои леса своим неукротимым пламенем… И мои глаза тоже.
Сказав это, Асгид по-доброму рассмеялся, показав крупные зубы, и Ситрик чуть улыбнулся. Лесной ярл прижал отрез к себе, продолжая мять его пальцами.
– Сыны в ответе за поступки своих отцов, – произнёс он, чуть склонив голову, и Ситрик ощутил на себе невидящий взгляд. – Я рад, что ты сполна искупил вину Холя передо мной.
– Отцов? – еле слышно прошептал Ситрик, но Асгид услышал его и кивнул.
– Разве я не прав?
– Ты прав, господин, – помедлив, согласился Ситрик.
Слова Лесного ярла напугали его, удивили, но вместе с тем открыли глаза. Будто это не хульдра был слеп, а он сам. Не выдерживая белого взгляда Асгида, Ситрик заглянул за его плечо, туда, где было сухое древо.
– Что с твоей яблоней, господин? – осмелившись, спросил он.
– Она больна, потому что болен я. Спит, потому что у неё нет сил пробудиться.
– Она жива?
– Жива. Она распустится, когда Зелёный покров заберёт мою боль. Распустится и зацветёт. Хульдры говорят, что в садах людей яблони уж начинают отцветать… А ты сам не видел ли?
– Я давно не видел садов, господин. Уже столько дней я сам живу как хульдра. А прежде этого – как водяной дух.
– Птицы далеко летают, – согласился Асгид. – Как выйдешь из лесу, так увидишь сады. Те, что принадлежат Бирне. Посмотришь.
– Ты больше не вредил ей и Бьёрну? – нахмурился Ситрик.
– Я соблюдаю уговор, птица. Бьёрн больше не охотится в моих владениях, а Бирна засеяла поля крапивой и прорастила на них хвощ. Она теперь не жена мне. Она теперь человек, а жизни людей мне неинтересны, покуда те не начинают охотиться да валить лес без
