Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

— Т-ты… ты использовал нас…

— Конечно. Я говорил тебе, Гхейт: рак лености не лечится отдыхом или витаминами. Нужно разрушить, прежде чем начать строить заново. Я зажёг искру, Гхейт. Я смёл всё, что делало улей-купол стабильным и безопасным. Вообрази их удивление!

— Ты бешеный…

Арканнис уставился на него, выпучив глаза. Плащ его развевался.

— Ошибаешься. Ошибаешься, Гхейт. Есть разница между бешенством и драчливостью. Я сделал ровно то, что требовалось. Этот мир, там внизу, этот бесполезный шар из камня и снега… Он будет очищен! Жестокость его очищения будет зрелищем поистине впечатляющим. У твоей жалкой Церквушки нет ни шанса. Будет огонь, и кровь, и смерть. О да, это будет побоище, с обеих сторон. Но из пепла возродится новый Гариал-Фол. Более дисциплинированный, более сплочённый. И те, кто выжил, станут ещё сильнее!

От Гхейта осталась лишь пустая оболочка. Он чувствовал её — абсолютную пустоту, которая грызла кожу изнутри. Осталось только предательство, и оно кружило у него в голове, словно ураган.

— Почему я? — каркнул он. — Зачем оставлять меня? Зачем втягивать в это меня?!

Арканнис улыбнулся своей ленивой змеиной улыбкой и подмигнул:

— Потому что ты особенный, Гхейт. Маелигнаци, чья преданность может быть заслужена инквизитором, даже таким бесплодным, как Ариаль — по-настоящему ценный трофей.

— Т-ты… ты ждёшь, что я буду предан тебе? — идея вызвала у него тошноту, стиснув разум и подняв жёлчь обратно до рта.

Арканнис медленно покачал головой, поджав губы:

— Нет. Нет, я думаю, ты уже за пределами доверия мне.

— Тогда зачем? — огромные слёзы поползли по его столь человеческому носу и губам.

Арканнис поднял пачку бумаг оттуда, где их оставил Гхейт, и с кривой улыбкой скользнул взглядом по шелестящим листам.

— Я хотел бы добавить свои исследования к изысканиям инквизитора Агмара. Знание — сила, Гхейт.

— И-исследования?..

— Да. Они будут озаглавлены: «Маелигнаци: Отклонения и слабые стороны».

Он сунул свободную руку в одеяние и вытащил длинное стило с костяной ручкой.

— Держи, — сказал он, сверкая глазами, дуло лазпистолета угрожающе зияло. — Тебе понадобится вот это.

Джон Френч

Преследуемый

Фаддей моргнул, и мир с воплем исчез. Слепая тьма окружала его, заключая в грёзы о боли. Потом свет и ощущения нахлынули раскалённым потоком: белая комната, широкое лицо, глаза сверкают красным в тёмной пещере капюшона, землю раскалывают пылающие трещины, мокро от слёз, подобный красной буре гнев, рука с кольцами, а потом тьма и безмолвие.

Фаддей вновь моргнул и встретился взглядом с врагом. Чёрные глаза блестели на тупой лысой голове, на коже выжжены зазубренные узоры. Тело — тяжёлая груда твёрдых мускулов, покрытых потускневшей бронёй и обтянутых охряной спецодеждой. Голова склонена на бок, словно Фаддей замолчал на полуслове, и человек ждёт окончания. Ржавый металл покрывал стены, на освещённой болезненным жёлтым светом люмосфер поверхности которых были выцарапаны гибельные руны. Воздух пах кровью, потом и свежим мясом. Каждая деталь говорила Фаддею, что он стоит в логове врага, прямо перед ним.

Человек нахмурился и начал двигать губами, чтобы задать вопрос. И Фаддей ударил его кулаком в горло. Враг издал сдавленный крик, пошатнулся, ударился о перемазанную сажей стену и с рёвом бросился вперёд, пытаясь сбить его с ног. За миг перед ударом Фаддей крутанулся, схватил его за шею обеими руками и дёрнул, чувствуя, как громила проскальзывает мимо. С громким треском тело рухнуло на металлический пол и затихло.

Дрожащий от адреналина Фаддей глядел на труп у своих ног. Кожу мертвеца покрывали извилистые узоры татуировок и восьмиконечные выжженные клейма. Он посмотрел на свои руки. Пальцы и ладони обвивали татуировки: знаки погибели и богохульства, такие же, как и на руках человека, которого он только что убил. Фаддей провёл руками по телу, чувствуя шрамы на лице и лбу, кованый металл нагрудника и на поясе клинки с зубьями как у пилы. Паника охватила Фаддея, но он пытался взять себя в руки. Кто я? Внутри разума словно отворилась закрытая дверь, и воспоминания вернулись: он слуга Империума, сражающийся на войне теней и лжи. Осознание было похоже на прикосновение к голове холодной руки, оно успокаивало, уносило сомнения прочь. Фаддей знал, где он, и что он должен делать: он в самом сердце вражеской территории, далеко от помощи. Ему нужно найти вокс-передатчик, сообщить имперским войскам координаты точки эвакуации и добраться туда любой ценой. Но за этой важной потребностью крылось нечто ещё, нечто, что он никак не мог ухватить, нечто, скрывающееся в лабиринте его разума.

— Потерянный в земле проклятых, — прошептал Фаддей и побежал. Он мчался по узким туннелям, ныряя в тени, когда кто-то шёл мимо. Он видел, как извивались на их коже шрамы, слышал жестокий язык, на котором они переговаривались друг с другом. Отовсюду доносилось шипение и стук, когда кондиционеры перемещали зловонный воздух.

Добравшись до зала связи, Фаддей вытянул из ножен длинный зазубренный нож и стучал, пока не открыли. Из двери выглянул рядовой отступник в тёмной спецодежде: лицо скрыто за фабричной маской, лишь покрасневшие расширившиеся глаза видны сквозь грязное стекло. Фаддей слышал, как из комнаты доносится статика и искажённые звуки. Она была маленькой, пропахшей потом и озоном, вдоль стен тянулись консоли, а свет экранов пульсировал в такт звукам громкоговорителей. Всё словно замерло на один удар сердца.

Первым движением Фаддея стал косой удар ножом, который попал в шею отступника и рассёк её до кости. Что-то красное и тёплое забрызгало его лицо. Человек упал, и тёмная кровь ключом забила на пол. И в миг удара Фаддей шагнул вперёд. Его переполняли ужас и ярость: он чувствовал тяжесть в животе и медный привкус во рту. Он кричал. Долговязый человек с лицом как у иссохшего трупа вскочил с пистолетом в руках. Фаддей услышал треск и ощутил, как выстрелом опалило его висок. Он ушёл с линии огня, взмахнул ножом и вонзил его в шею человека. Умирая, еретик забился в судорогах, и Фаддей вырвал клинок в густом фонтане крови.

Он стоял в растекающейся луже и тяжело дышал, пока гнев затихал, а на его место возвращался страх. Шатаясь, Фаддей подошёл к консоли и осмотрел оборудование, в его разуме замелькали частоты и шифры. Руки двигались вдоль рычагов управления словно сами по себе, посылая координаты Падшего Шпиля в ничейных землях далеко от подземной крепости, где сейчас стоял Фаддей.

Он подобрал лазерный пистолет еретика и взял с трупов энергоэлементы. Фаддея тошнило от извилистых знаков и восьмиконечных звёзд, что были вырезаны на коже отступников. Он подумал о захлестнувшем его убийственном гневе: этот порыв казался чужим, словно кто-то прикасался к нему под кожей. От этого Фаддей чувствовал себя порченым, нечистым, словно знаки на его собственном теле были шрамами на душе. Он выбросил мысли из головы и вновь вскочил на ноги. Фаддей был уверен в одном: если он хочет жить, то нужно добраться до Падшего Шпиля. Он вышел из комнаты, закрыл дверь и побежал.

Из самой высокой башни твердыни имперского штаба полковник Августин Тарл взирал на разрушенный мир. Уже был закат, но небо всё ещё было мрачным и тёмно-коричневым, как грязный саван. Когда-то он смотрел отсюда на вереницу ульев, чьи стены вздымались к кобальтовым небесам подобно бронированным горам. Но от этих городов сейсмические заряды и плазменные боеголовки оставили лишь пепел и обломки, что словно замёрзшее море тянулись до самого горизонта: гребни волн из истерзанного металла, полные удлиняющихся теней впадины. Они назывались Пустошами Убийц — обширные ничейные земли в войне между Империумом и силами Хаоса на Хранксе.

— Любуетесь ценою спеси, полковник? — голос инквизитора Саргона раздался позади Тарла, который тотчас же обернулся и резко отсалютовал. Августин был высоким человеком с широким лицом, яркими голубыми глазами и сильной челюстью. Это было лицо, полное уверенности, лицо, внушающее доверие. Облачённый в блестящую красную броню инквизиционного штурмовика, Тарл стоял навытяжку, пока инквизитор шёл к нему.

— Вольно, полковник, — сказал Саргон. Он был ниже Тарла, широкоплечий и с большим рябым лицом. Бронзовый пластинчатый доспех блестел под тяжёлой тёмно-фиолетовой мантией.

Августин пытался устроиться удобнее, пока инквизитор подходил, чтобы встать рядом — сложно расслабиться в присутствии человека, наделённого властью убивать миллиарды одним словом.

— Милорд, вы меня вызывали, — начал Тарл.

— Да, вызывал. Я дам тебе задание, которое будет самым важным за всю твою службу, — голос Саргона был рокочущим словно лавина басом. Августин пытался выглядеть бесстрастно, но чувствовал дрожь предвкушения, — я доверяю твоей природе и способностям. И Империум тоже.