Русская трагедия - Александр Зиновьев

– Но дело идет к этому?

– Да. Думаю, скоро все прояснится.

– Как вы себе представляете это?

– Думаю, что произойдет перелом. Установится «сильная» власть «Кремля». Гибрид сталинизма и гитлеризма, но не в трагическом исполнении, как было, а скорее как фарс. Имитационно-карикатурная форма.

– Какова ее роль?

– Окончательно утвердить новый социальный строй. Установить элементарный общественный порядок. Ограничить беспредел во всех сферах общества. Загнать в нужные рамки и оппозицию. Загнать в нужные рамки оппозицию. Добить коммунистов. Обеспечить условия для деятельности глобального денежного механизма.

– А если новая власть выйдет из-под контроля этого механизма?

– Эта тенденция не исключена. Но надо же быть реалистом. Ему, конечно, будет дана какая-то свобода действий и закулисная поддержка. Но в пределах, допустимых с точки зрения западных хозяев. Нужно понять как аксиому следующее: основной стратегической установкой Запада в отношении Советского Союза и России было и остается разрушение их внутреннего единства, дезинтеграция, атомизация, разрыхление. Демократизация власти, приватизации экономики и деидеологизация менталитетной сферы – средства для этого. Плюс – национальная рознь. Расчленение территории. Подумайте, что обеспечивало единство страны? В системе власти – партийный аппарат, однопартийность КПСС. В менталитетной сфере – единая идеологическая система. В системе хозяйства – единая экономическая система. Все части страны были привязаны к целому во всех основных аспектах. А теперь? Что бы ни говорили о единстве на высотах власти и идеологические слуги, никакого единства не будет без внутреннего притяжения частей к целому и без внутреннего взаимопроникновения различных аспектов общества, – власти, экономики, идеологии. Все аспекты атомизированы, между ними нет соответствия и взаимопроникновения.

– А на Западе?

– Там механизм единства есть. Но он не так очевиден, как было у нас. Кроме того, он разрушается, западные страны интегрируются в единое сверхобщество.

– А у нас наоборот! Но возможно ли остановить процесс распада страны?

– Такая возможность появилась бы, если бы новая высшая власть стала бы поступать как советская и создала бы партию наподобие КПСС.

– А коммунисты?

Пережиток коммунизма

– Я не считаю КПРФ коммунистической. Партия, признающая частную собственность на средства производства и частное предпринимательство как норму, признающая православие как компонент государственной идеологии, считающая марксизм-ленинизм лишь одной из концепций общества наряду с другими (например, с геополитикой), отвергающая революционный путь взятия власти и т.д., не может считаться коммунистической.

– Есть другие партии, заявляющие о себе как о коммунистических.

– Они обладают чертами, которые делают их неприемлемыми для меня. Сохранилась КПСС как малюсенькая партия. Но нет Советского Союза. И он вряд ли восстановится. А другие не считаются с теми переменами, которые произошли в мире. Они выглядят как анахронизм.

– А как вы представляете себе коммунистическую партию, в которую вы сейчас вступили бы?

– Эта партия должна быть революционной.

– Почему вы на этом настаиваете?

– Потому что коммунистический социальный строй в России теперь, как и в прошлом, может быть установлен только путем революции. Парламентский путь исключен. И задачу такой партии я вижу в подготовке страны к такой революции – в подготовке людей, способных совершить революцию именно коммунистическую.

– То, что делали большевики во главе с Лениным?

– Похоже. Но не совсем так.

– А в чем отличие?

– У нас за плечами семидесятилетний опыт реального коммунизма. Мир изменился. Запад не тот. Структура российского населения не та. Положение России в мире не то.

– Значит, мыслимая вами партия – не марксистская и не ленинская?

– Да. Она должна исходить не из идей прошлого, а из понимания советской реальности.

– Какие идеи марксизма отпадают?

– Все учение исторического материализма. Весь бред с базисом и надстройками. Идеи отмирания государства и денег. Идеи отмирания классов. Идеи «по потребности» и т.д. Короче, все то, над чем издевались даже в самом партийном аппарате.

– Но такую партию не разрешат!

– Конечно! Более того, ее запретят. Даже объявят преступной. Будут клеветать на нее, поливать помоями. Обвинят в терроризме. Она должна сложиться нелегально и суметь отстоять себя нелегально.

– Такая партия не может быть массовой.

– Конечно. Но в случае революционной ситуации она может выйти из подполья и мгновенно стать массовой. А после переворота она должна образовать аппарат власти.

– Должна такая партия быть классовой?

– Она должна предлагать социальный строй, какой фактически был в Советском Союзе. А какие социальные категории поддержат это, это зависит от конкретных обстоятельств. Никакой диктатуры пролетариата или трудящихся. Просто определенная организация общества, и прежде всего системы власти. Предельно откровенно. Никаких сказок о земном рае. То, что фактически было достигнуто в Советском Союзе (в особенности – социальные права и гарантии), будет цениться выше всяких райских обещаний.

– Вы верите в возможность такой партии?

– Нет, конечно. Я же не идиот.

– А возможна ли партия, подобная КПСС, но не коммунистическая?

– Конечно, возможна. Но для этого нужно по крайней мере миллион человек подкупить деньгами, привилегиями, выгодными должностями. Такими средствами «Кремль» не располагает. Да и как на это посмотрят западные хозяева?!

Общество социальной справедливости

– Если ты внесешь ясность в какую-то проблему, никто это не оценит. Вот, например, я насчитал: только в этих материалах более двадцати раз авторы самого различного социального положения и уровня образования говорили о справедливости, о справедливом общественном устройстве. И хоть бы кто-нибудь разъяснил, что именно имеется в виду.

– Когда мы (я и мои знакомые) были студентами, получали грошовую стипендию, жили в свинских условиях и впроголодь, мы часами и со страстью обсуждали эту тему. Оклады доцентов и профессоров казались нам слишком высокими, вопиющей несправедливостью. Почему, кричали мы, так много благ дается этим людям, если они получили образование за счет общества?! Они обязаны отдавать силы обществу за более скромную плату! Сама работа на благо общества уже есть награда за их труд! И удовольствие от работы! Уважение! Почет! Потом мы защитили дипломы и диссертации. Стали получать денег много больше. И другие блага возросли. И мы позабыли о былых разговорах. Мы уже воспринимали это как должное. Мы же трудились и трудимся! У нас же знания и способности, каких нет у большинства других! Мы заслужили! Теперь мы стали возмущаться баснословными зарплатами и прочими платами академиков, их бесплатными шикарными дачами, закрытыми распределителями, санаториями и прочими привилегиями. Но уже с меньшей страстью. Кое-кто из нас попадал в число этих избранников, кое-кто надеялся попасть, прочие разными путями урывали куски благ (совместительство, статейки, книжечки, публичные лекции).

– Мы тоже на эту тему разговаривали во время войны в связи с наградами, званиями, должностями, личными судьбами. И делали какие-то выводы. Но ведь тут теперь речь идет не о справедливости в житейском и моральном смысле, а об обществе социальной справедливости. Тут уже претензия более серьезная и высокая. Что такое общество социальной справедливости?

– Нас, студентов, учили тому, что наше социалистическое (коммунистическое) общество и было таким.

– И оно на самом деле было таким. Только вспомните, как вы этому учили?! Давали точные определения понятий?

– Нет, конечно.

– Объясняли, что в силу законов диалектики справедливость проявляется в форме массы несправедливостей, на основе справедливости вырастает несправедливость, справедливость переходит в свою противоположность – в несправедливость?

– Это никому и в голову не приходило!

– А ведь вы людей диалектике учили! Так что можно ожидать от легиона трепачей и дилетантов в обществе, в котором диалектика и учение о коммунистическом обществе оплеваны, растоптаны и отброшены.

– Представьте себе, что вам надо прочитать лекцию на эту тему. Что бы вы сказали?

– Есть моральная и социальная оценка явлений как справедливых и несправедливых. Различие их видно из таких примеров. Продавать и покупать рабов и крепостных крестьян с моральной точки зрения считается несправедливым, а с точки зрения законов и обычаев рабовладельческого и феодального общества – нет. С моральной точки зрения наличие чудовищно богатых и бедных людей в современном западном обществе считается несправедливостью, а с точки зрения социальных и юридических норм этого общества – нет. Я ограничиваюсь здесь исключительно социальным аспектом темы.