Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, прибыв в Массалию, лампсакские послы явились перед собранием Шести тысяч и изложили им дело, которое им препоручило их братское государство в Азии. Массалиоты немедленно отправили собственное посольство в поддержку лампсакийцев в римский сенат. Что еще более интересно, они передали Гегесию (из-за своей связи с галатами долины Роны) письмо «демосу галатов-толистоагов» в Малой Азии, советуя им поддержать Лампсак. Сенат принял двойное посольство благожелательно, обещал включить статью о свободе Лампсака в мирный договор с Филиппом, а в остальном переадресовал Гегесия к Титу Фламинину и десяти посланникам, которые должны были улаживать греческие дела. Гегесий отправился в Коринф и снова выступил в пользу Лампсака перед десятью легатами. От них он получил письма к царям Азии, где выражалось желание Рима сохранять уважение к свободе Лампсака[1151]. Результат этой миссии пока оставался только на бумаге: ее ценность зависела от того, насколько Рим был готов подтверждать слова делом.
Однако другие города Малой Азии, видимо, были слишком слабы – если не считать Александрии Троады, – чтобы последовать примеру Смирны и Лампсака. Они без особых затруднений уступили Антиоху.
Восстановление положения вещей, существовавшего при первых царях его дома, было формулой политики Антиоха – старого порядка, каким мы его видели: когда города, с одной стороны, служили царям, а цари, со своей стороны, были щедрыми покровителями городов. Как и встарь, царь именно в качестве защитника свободы и автономии в каждом городе приводил к власти партию, которая была за него, и громил партию, которая ему противостояла. Надпись из Иаса[1152] дает нам официальную точку зрения на это. Антиох неоднократно обращался письменно к демосу, говоря о своей преданности великим принципам демократии и автономии. В этом он следовал примеру своих предков, которые доказали, что усердно стремились творить добро эллинам. Город беспокоила борьба партий: Антиох обратился к горожанам с отеческими уговорами по поводу того, как прекрасно согласие. Его поддержал глас бога Бранхидов – «божественного предка семейства». Когда согласие было восстановлено, демос исполнился благодарности – ну и далее все в том же обычном духе. Надпись не говорит о том, что увещания Антиоха поддерживались размещением в городской цитадели гарнизона и изгнанием фракции, которая ему противостояла.
У нас есть данные, которые датируются несколькими годами раньше, по поводу расположения, которое Антиох выказал городу Магнесия на Меандре. Это случилось, когда этот город посылал посольства ко всем греческим царям и городам, прося признать за его праздником Артемиды панэллинский статус. Магнесийские посланники застали Антиоха в Персиде после его возвращения с Востока (в 205 до н. э.), и его ответное письмо обещает сделать все, что он может, по этому поводу: царь утверждает, что он приказал правителям провинций проследить за тем, чтобы города, находившиеся под влиянием Селевкидов, дали требуемое признание магнесийскому празднику[1153].
В случае с карийской Антиохией[1154] и Теосом мы снова видим, как царь пользовался возможностью польстить городам так, чтобы это не влияло на его собственную верховную власть. Эти случаи являются точными параллелями к тому, что произошло со Смирной при Селевке II, – города желали добиться признания своей неприкосновенности от посторонних держав. Антиох велел своему посланнику в Риме представить дело Теоса сенату и поддерживал послов оттуда и в других местах (Раука и Элевтерна на Крите), послав своего представителя, которого он сам отправил с мирной миссией во время одной из бесчисленных войн на Крите[1155]. Присутствие посла Антиоха на Крите показывает, что даже страны, которые находились абсолютно вне селевкидской сферы влияния, могли увидеть в Антиохе доброго друга эллинов.
В тот самый момент, когда власть Селевкидов восстанавливалась в прибрежных регионах Малой Азии, заметная фигура ушла со сцены. Аттала, царя Пергама, внезапно разбил паралич, когда он обращался к собранию беотийской лиги в интересах Рима. Его отвезли домой в Пергам, и здесь он скончался – семидесятидвухлетним стариком на пороге нового времени (197 до н. э.). Ему наследовал Эвмен, старший из четырех сыновей; остальные трое – Аттал, Филетер и Афиней – остались, как пишет Страбон, «частными лицами». Семейное согласие оставалось ненарушенным: братья Эвмена, не притязая на долю царского титула, были готовы служить ему в качестве посланников и командиров. Они обладали некоторой собственной властью и влиянием, которые они использовали, стараясь облагодетельствовать греческие города[1156].
В ходе первой зимы, которую он провел в Эфесе (197–196 до н. э.), Антиох отправил еще одно посольство, чтобы устранить подозрения римлян. Его посланники – Гегесианакт[1157] и Лисий – на сей раз отправились не в сам Рим, но к Титу Фламинину и его десяти легатам, которые прибыли в Грецию, чтобы наконец утвердить условия мира с Филиппом и продиктовать волю Рима на Востоке. Они присутствовали на исторических Истмийских играх, где Фламинин провозгласил свободу эллинов, и были свидетелями сцен дикого энтузиазма, смеха и слез, которые последовали за этой речью. Это был отнюдь не подходящий момент: задача оправдать завоевания Антиоха оказалась нелегкой. Фламинин и децемвиры дали им аудиенцию, как только закончились игры. Римляне, которые прямо-таки лучились добротой и бескорыстием, сурово осудили агрессию Антиоха. Они потребовали от него воздержаться от враждебных действий против какого-либо города в Азии и освободить те, которые до этого были во владении Филиппа или Птолемея. Декларация свободы эллинов Азии, а также и Европы была включена в условия мира. Кроме того, римляне предупредили Антиоха, чтобы он не переправлялся в Европу, чтобы нарушить воцарившееся там спокойствие и свободу, которые они там установили, и заявили о своем намерении отправить кого-то из них к царю, чтобы передать ему все это лично[1158].
Но до того как эта депутация (или же его собственные возвращавшиеся послы) могла добраться до
