Проклятие любви - Паулина Гейдж

– Роды будут долгими и трудными, – сказала она, на мгновение рассердившись на Эхнатона, который безмятежно смотрел, как мечется его дочь. – Сейчас я вернусь к себе, но пришли за мной, если она будет меня звать, и постоянно сообщайте, как идут дела. А вот и Тадухеппа.

Царевна робко поклонилась несколько раз, ее нерешительный взгляд перебегал с фараона на императрицу, пока Эхнатон жестом не пригласил ее войти. Тейе посмотрела, как она прошла в опочивальню, выполнила ритуальный поклон перед царицей и присела у ложа на табурет, принесенный слугой. – Киа! – воскликнула Мекетатон, схватка уже миновала. Тадухеппа взяла ее руку. – Ты останешься со мной? Мне хочется спать. Я закрою глаза, а ты расскажи мне еще о Митанни.

Тадухеппа взглянула на Нефертити – та кивнула. Тейе отвернулась. В коридоре стали появляться заспанные придворные, вокруг них, зевая, сновали слуги. Они тащили свитки, игральные доски, кувшины с вином, косметические ящички – все необходимое, чтобы занять время, которое им предстояло провести в комнате в ожидании исхода царственных родов. Один за другим они опускались на колени, прикладывались губами к босым ступням фараона и исчезали внутри. Тейе коротко поклонилась ему и ушла.

Она вернулась в постель, велела погасить лампы и попыталась уснуть, но сон не шел. Наступил рассвет, гимн Атону прозвучал как-то вымученно и нелепо для утомленного слуха Тейе. В доме началось движение: раздавалось шлепанье босых ног, дребезжание посуды, тихое бормотание слуг, возносивших утренние молитвы. Было еще слишком рано ждать каких-нибудь новостей, поэтому Тейе оделась и вышла в сад. Солнце уже невыносимо пекло непокрытую голову. Она примостилась в тени, поела немного фруктов и велела писцу читать ей «Воскрешение в Абидосе», но не смогла сосредоточиться. Пиха помогла ей войти в воду, Тейе погрузилась в see до подбородка и стояла так в тени балдахина, который стоически держали над ней слуги.

В полдень пришел посыльный с сообщением, что роды продвигаются медленно, царевна в хорошем настроении, а фараон с царицей ушли в храм на полуденную службу. Посыльный заверил ее, что с малышкой осталась царевна Тадухеппа. Тейе безучастно отпустила его. Остаток дня она провела, лежа на подушках под сикоморами, истекавшие потом слуги беспрерывно обмахивали ее, а Пиха время от времени поливала ее водой и подавала свежее платье.

В сумерках, когда она уже собиралась возвращаться в дом, она с удивлением увидела Сменхару и Мериатон, шедших по лужайке в окружении слуг. Тейе пока не удалось как следует пообщаться со старшей дочерью Эхнатона, и теперь, глядя на тринадцатилетнюю девушку, грациозно и плавно приближающуюся к ней, она поразилась, как Мериатон похожа на свою мать. В полутьме ее можно было принять за саму Нефертити. Сероглазая и гибкая, она опустилась на колени поцеловать ноги императрицы.

– Рада видеть тебя, царевна, – обратилась к ней Тейе, приглашающе похлопывая по подушкам рядом с собой.

Сменхара, радостно поцеловав мать в щеку, присел на корточки. Мериатон изящно опустилась на подушки, легкими движениями оправляя платье.

– Надеюсь, ты здорова? Хайя говорит, что в детской участились случаи лихорадки, и у врачевателей много забот. Но конечно, у тебя теперь отдельные покои.

– Я не впускаю к себе никого из детской, – беспечно ответила Мериатон, улыбаясь Сменхаре. – И хорошо, что ты велела отселить царевича Тутанхатона. Много детей умерло. – Она откинула с лица прядь волос. – В детских будто поселились демоны лета. Прорицатель фараона мог бы прогнать их своими песнопениями, ведь он имеет власть над ними и должен постоянно бороться со злыми силами, которые хотят погубить отца и уничтожить культ Атона во всем мире.

– Тогда странно, что Мерира не присутствует при родах твоей сестры.

– Но ведь рождение происходит силами плоти, а не духа, – быстро ответила Мериатон. – Отец обещал, что Мекетатон получит полное покровительство Атона.

Тейе повернулась к сыну.

– Нравится ли тебе заниматься с Хоремхебом? Ты полюбил военное дело?

Он ответил ей озорной открытой улыбкой. С тех пор как они прибыли в Ахетатон, он изменился. После встречи с Мериатон его угрюмость, которая так раздражала мать, улетучилась, и с его лица исчезло капризное выражение избалованного ребенка.

– Мне нравится военачальник, – сказал он, – но я не вижу особой прелести в умении натягивать лук или, ругаясь, размахивать тяжелым скимитаром. Колесницы привлекают меня больше. Однажды я смогу править ею так же умело, как мой божественный брат. – Он взял Мериатон за руку. – Но, матушка, я пришел не для того, чтобы просто поприветствовать тебя. Я знаю, ты беспокоишься о Мекетатон. Все о ней беспокоятся.

Кроме вас двоих, – подумала Тейе. – Вы увлечены только друг другом, и вам нет дела до всех остальных. Сменхара был без шлема, его бритую голову стягивали только сине-белые ленты, из одежды на нем была только белая тонкая юбка, низко сидящая на бедрах. Это мое воображение или обман зрения из-за тусклого света, но мне чудится, будто у него над ремнем выступает живот?

Тейе поспешила прогнать наваждение.

– Ну же, рассказывай, – благосклонно поторопила она.

Дети переглянулись.

– Мы хотим обручиться, – начал сын. – Ты часто говорила мне, что, поскольку у царицы нет сыновей, меня рано или поздно провозгласят Гором-в-гнезде. Кровь Мериатон столь же царственно чистая, как и моя. Значит, не должно быть препятствий для нашего брака. Мне четырнадцать. Через два года я по закону стану мужчиной, и я им уже сделался физически. Мериатон уже достаточно взрослая, чтобы вынашивать детей.

Тейе не ожидала, что эта просьба прозвучит так скоро, хотя знала, что, в конце концов, она услышит ее.

– Ты обращался к фараону?

– Еще нет. Не думаю, что царице понравится эта мысль, потому что она ненавидит тебя и будет пытаться убедить фараона, что мы не подходим друг другу. Поэтому мы просим тебя донести до бога нашу просьбу.

– Но я… – Тейе помедлила. Она собиралась сказать, что убеждена, что фараон иначе видит будущее Мериатон, что долгие годы она верила, что царевна станет женой своего отца, как Ситамон была женой Осириса Аменхотепа. Однако в царскую постель суждено было лечь Мекетатон. Возможно, Эхнатон примет от нее прошение. Она тепло улыбнулась. – Не обещаю, но попытаюсь.

– Благодарю тебя! – В сгущающейся темноте зубки Мериатон блеснули в улыбке. – Теперь я должна пойти помолиться за сестру. Ты идешь, Сменхара? Можно, мы пойдем?

– Идите.

Они вскочили и, взявшись за руки, быстро исчезли в темноте. Тейе почувствовала себя странно успокоенной при виде столь бесхитростной и счастливой любви в таком странном месте.