Проклятие любви - Паулина Гейдж

Она не боялась умереть и все чаще ловила себя на том, что с радостью думает о смерти. Ей все тяжелее было вставать с постели по утрам, держаться прямо во время бесконечных дней официальных мероприятий, находить время просто полежать у воды и ни о чем не думать. Она знала, что стара, что уже давно должна по праву наслаждаться медленным и почтенным скольжением в объятия смерти, которое приличествует богине, императрице и матери фараона. Но вместо этого ей приходилось выносить услужение парикмахера, который регулярно приходил красить ей волосы, служанок, которые с помощью косметики умело скрывали признаки старения на ее лице, портных, которые делали все возможное, чтобы замаскировать потерявшее форму тело. В самом Египте внешняя сторона жизни теперь не имела большого значения, но иноземцы, зная, что Тейе все еще сидит на эбеновом троне, остановятся и дважды подумают, прежде чем ввязываться в новую войну. Они могли не знать или только догадываться, опираясь на какие-либо сомнительные домыслы, что она больше не обладает реальной властью, служит миру напоминанием о более счастливых временах Египта. Я буду держаться, пока не обеспечу будущее Сменхары, – говорила она себе. – Эйе слишком стар, чтобы что-нибудь сделать для него, но Хоремхеб поведет Сменхару обратно в Фивы. Испытывая почти неловкость и смущение, она принялась молиться Хатхор, богине молодости и красоты, со страстью, которой никогда не испытывала прежде при отправлении религиозных обрядов, умоляя богиню сохранить ей силу до тех пор, пока она, Тейе, еще нужна Сменхаре.

20

Сменхара каждый день ждал вызова от матери или от фараона, ждал сообщения, что договор о помолвке между ним и Мериатон одобрен, но время шло, а ни один из вестников не приносил ему слов, которые он хотел услышать больше всего на свете. Иногда он успокаивал себя тем, что потрясение от смерти Мекетатон и последующее изгнание царицы отвлекают Тейе от вопроса о помолвке, но, зная ее, сомневался в этом. Ему хотелось думать, что она просто выжидала, пока не представится подходящий момент для того, чтобы подступиться к фараону, и в своем нетерпении много раз решался отбросить осторожность и пойти к брату самому. Они с Мериатон каждый день только об этом и говорили, встречаясь в ее личных покоях, но Мериатон всякий раз старалась унять его, напоминая о том, что, если они уже прождали так долго, было бы глупо рисковать своим счастьем, предпринимая опрометчивые шаги. Его энергия искала выхода – и Сменхара хотя и без особого желания, но занимался военными искусствами под руководством Хоремхеба, довольствуясь лишь тем, что виделся с царевной так часто, как только возможно.

Но однажды, когда он шел к ней, как обычно, стража Мериатон завернула его от дверей. Изумившись этому, он попытался с ними спорить. Они молча почтительно слушали, но всякий раз, как он пытался протиснуться мимо, ему преграждали путь.

– Вы все обезумели! – наконец крикнул он, уходя. – Я хожу сюда почти ежедневно. Я потребую, чтобы царевна заменила вас!

Через час он отыскал неохраняемый участок стены, укрывавшей ее маленький садик, и через минуту уже подходил к пруду, где она сидела.

– Что случилось с твоей стражей, царевна? – сердито спросил он, потирая колени. – Они отказались впустить меня, и мне пришлось перелезать через стену. Смотри, как я оцарапался. – Он опустился на циновку рядом с ней и наткнулся на диадему, – Это корона царицы! – воскликнул он. – Твоя мать здесь? – Он быстро оглядел сад. – Изгнание отменено?

Она проворно выхватила у него корону.

– Нет, – быстро проговорила она. – Сегодня рано утром мне принес ее отец. Уходи, Сменхара.

Он подвинулся ближе, схватил ее за волосы, вгляделся в лицо.

– Что за скверное настроение у тебя! Я думал, мы пойдем на рыбалку на закате. Клев должен быть хороший, на реке будет свежо. Я заслужил свободный вечерок. Я целый день стрелял из лука с Хоремхебом. Ну же, Мериатон, в чем дело?

Она раздраженно дернула головой, и ему пришлось отпустить ее волосы.

– Ты не можешь больше обращаться ко мне по имени, – холодно произнесла она, хотя губы у нее дрожали. – Для тебя я теперь великая царская супруга. А ты еще всего лишь царевич, Сменхара.

В первый момент он ничего не понял. Потом, выругавшись, резко притянул ее к себе и проговорил прямо в лицо:

– Фараон сделал тебя царицей, так? Не могу поверить. Но ведь моя мать обещала! Скажи же, что изменился только титул!

Ее губы дрогнули.

– Нет. Не только. – Она отодвинулась. – Вчера отец повел меня в Мару-Атон. Мы гуляли там в саду. Он предложил мне корону царицы, и когда я отказалась, из-за тебя, он сказал, что у меня нет выбора. – Она говорила ровным голосом, неотрывно глядя ему в глаза. – Он сказал, что, в отличие от моей матери, я в полной мере царственная дочь солнца, и я более нее достойна носить кобру. Завтра я переезжаю в покои матери. Я повинуюсь воле Диска.

Вместо ответа он неистово впился губами в ее рот, боль предательства и гнев захлестнули его. Она сопротивлялась, пытаясь высвободиться.

– Прекрати! Ты укусил меня до крови! – воскликнула она. Он оттолкнул ее. Она осторожно потрогала губы. – Если ты сделаешь это снова, тебя могут казнить, – пригрозила она. – Я приказала солдатам не подпускать тебя ко мне. И не приходи больше.

– Какая ты спокойная! – презрительно отметил он. – Я и не знал раньше, какое честолюбие скрывалось под этой обворожительной улыбкой. Надеюсь, что сознание своего всемогущества – достойное возмещение за прикосновения дряблой плоти твоего отца. Но возможно, тебе это нравится. Царица Египта! Любым путем стать царицей – хоть женой собственного отца, хоть позже моей, если все пойдет хорошо. В своем простодушии я недооценил тебя, царевна. – В последние слова он вложил все презрение и сарказм.

Мериатон вздрогнула, опустила голову и, когда он поднялся и повернулся уходить, пронзительно вскрикнула:

– Сменхара!

Он недоверчиво обернулся, но, увидев выражение ее лица, упал на колени и широко раскрыл руки. Она упала в его объятия, и они долго стояли, крепко обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, пока ее слезы не иссякли. Потом они сидели, держась за руки и не глядя друг на друга.

– Египет благословит меня, если я убью его, – прошептал Сменхара, и она сжала его руку, отрицательно мотая головой.

– Он мой отец, и я люблю его, – ответила она. – Тебе лучше уйти. Атон рассказывает ему обо всем. Может быть, бог скажет ему, что мы были здесь с тобой сегодня. Прощай, Сменхара.

Она нащупала корону и надела ее на лоб. Кобра угрожающе сверкнула на него своими хрустальными глазами. Он почтительно поклонился и ушел.