Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

Пара конюхов подбежала к Сердцееду; женщина взяла его за повод, торопливо присев перед Илэйн, более озабоченная тем, чтобы рослый мерин не выкинул какого-нибудь коленца, пока та спешивается, чем соблюдением церемоний, а мужчина склонился перед ней в поклоне и застыл так, сложив руки стременем, чтобы Илэйн, спешиваясь, могла поставить на них ногу. Никто не разглядывал удивленно покрытый снегом горный луг, видневшийся в том месте, где обычно видели каменную стену. Работники конюшен уже успели привыкнуть к вратам. Илэйн слышала, что они зарабатывают себе выпивку в тавернах рассказами о том, как часто у них на глазах используют Силу, и о вещах, производимых с ее помощью, которые они якобы видели. Илэйн могла себе представить, как разрастутся подобные слухи к тому времени, когда дойдут до Аримиллы. Она с удовольствием посмотрела бы на Аримиллу, грызущую ногти.

Не успела Илэйн поставить ногу на камни мостовой, как ее тут же окружила группа телохранительниц в малиновых шляпах с белыми плюмажами на широких полях, и с отороченными кружевом широкими малиновыми шарфами, вышитыми Белыми Львами, наискось пересекающими их ярко начищенные кирасы. Лишь теперь Касейлле повела остатки эскорта Илэйн к конюшням. Сменившие их часовые были не менее бдительны, их глаза рыскали во всех направлениях, а руки нащупывали рукоятки мечей — не считая Дени, крупной женщины со спокойным лицом, державшей в руке длинную окованную медью дубину. Их было только девять — только девять, с горечью подумала Илэйн. Мне требуется всего лишь девять телохранительниц, и это в самом Королевском дворце! — однако каждая из них великолепно управлялась со своим мечом. Женщины, избравшие «ремесло меча», как называла это Касейлле, должны быть мастерами своего дела, иначе рано или поздно их сразит какой-нибудь бугай, просто благодаря превосходству в физической силе. Дени не очень-то ловко владела мечом, однако те немногие, кто отважился испробовать ее дубины, горько сожалели об этом. Несмотря на некоторую полноту, Дени была очень проворной и вдобавок лишенной малейшего представления о том, что значит драться по правилам или понарошку.

Расория, коренастая женщина в чине подлейтенанта, которая была за старшую, очевидно, испытала облегчение, когда конюхи увели Сердцееда. Если бы телохранительницам Илэйн позволили действовать по своему усмотрению, никому, кроме них самих, не позволялось бы приближаться к госпоже на расстояние вытянутой руки. Ну, может быть, это некоторое преувеличение, но они с подозрением смотрели почти на всех, исключая Бергитте и Авиенду. Расория, которая была тайренкой, несмотря на голубые глаза и золотистые коротко стриженные волосы, была в этом отношении одной из самых нетерпимых: она настаивала даже на том, чтобы установить наблюдение за поварами, которые готовили для Илэйн еду, и пробовать каждое блюдо, прежде чем его подадут на стол. Илэйн не протестовала, хотя их рвение и казалось ей излишним. Одного раза, когда ей подсунули отравленное вино, было более чем достаточно; даже сейчас, когда она знала, что доживет по крайней мере до родов. Но теперь нечто совсем иное заставило ее поджать губы. Илэйн увидела Бергитте, прокладывавшую себе путь сквозь заполнявшую конюшни толпу, и направлявшуюся отнюдь не к ней.

Авиенда, разумеется, появилась во вратах последней, убедившись, что все прошли, и не успела она закрыть врата, как Илэйн бросилась к подруге так внезапно, что эскорту пришлось чуть ли не на ходу восстанавливать кольцо вокруг нее. Однако как ни быстро она двигалась, Бергитте, со своей длинной золотистой косой, спускающейся до талии, первой добралась до цели. Она помогла Авиенде спешиться и передала ее серую кобылу длиннолицему конюху, ноги которого, казалось, не уступали в длине ногам Сисвай. Авиенде всегда было гораздо труднее слезть с лошади, чем взобраться на нее; но у Бергитте на уме было не только помочь ей спешиться. Илэйн и ее эскорт поспели как раз вовремя, чтобы услышать, как она тихо и торопливо расспрашивает Авиенду:

— Она пила козье молоко? А спала достаточно? Ее самочувствие… — Под конец ее голос стал совсем неразличимым, и Бергитте глубоко вздохнула, прежде чем повернуться к Илэйн, внешне спокойная и ни капли не удивленная тем, что обнаружила ту прямо у себя за спиной. Узы доносили ощущения в обе стороны.

Бергитте не была крупной, хотя в своих сапогах на высоких каблуках казалась выше Илэйн, почти такой же высокой, как Авиенда. Обычно она держалась с потрясающей выправкой, причем впечатление только усиливал ее мундир Капитан-Генерала Гвардии Королевы — короткая красная куртка со стоячим белым воротником, выпущенная поверх просторных синих штанов, заправленных в сияющие черные сапоги; на левом плече красовались четыре золотых банта, а на каждом из белых отворотов рукава — по четыре золотых галуна. В конце концов, она ведь была Бергитте Серебряный Лук — героиня, вышедшая из легенды. И старалась поддерживать репутацию, созданную легендами, хотя и заявляла, что эти истории сильно раздуты, а то и вовсе придуманы. Тем не менее это все же была та самая женщина, которая совершила все те деяния, что лежали в основе легенд, и еще многое другое. Сейчас, несмотря на внешнюю собранность, по узам текло ее беспокойство за Илэйн вкупе с головной болью и сильной изжогой. Она очень хорошо знала, насколько Илэйн ненавидит, когда о ней наводят справки у нее за спиной. Это было не единственной причиной озабоченности Илэйн, но благодаря узам Бергитте знала, насколько та была расстроена.

Авиенда, спокойно разматывая на голове шаль и накидывая ее себе на плечи, пыталась принять вид человека, который не делал ничего плохого, даже не помышляет о подобном. И это бы ей удалось, если бы она не раскрывала глаза так широко. Бергитте плохо влияла на Авиенду в некоторых отношениях.

— Я пила козье молоко, — сказала Илэйн спокойным тоном, попутно отмечая, как кольцо гвардейцев окружает их троицу: лицами наружу, глаза обшаривают двор, балконы и крыши, и каждая несомненно слушает, о чем они говорят. — И я достаточно спала. Хочешь ли ты спросить меня еще о чем-нибудь? — Щеки Авиенды слегка порозовели.

— Думаю, я получила ответы на все вопросы, которые меня сейчас волнуют, — ответила Бергитте, совершенно не смутившись, на что тщетно надеялась Илэйн. Бергитте знала, что она устала, и знала, что она солгала, сказав, что спала достаточно.

Иногда узы оказываются решительно неудобной вещью. Она вчера вечером выпила всего лишь полкубка сильно разбавленного вина, но именно ее сейчас начинали мучить похмельная головная боль Бергитте да еще изжога той в придачу. Ни одна из Айз Седай, с которыми Илэйн разговаривала об узах, не упоминала ни о чем подобном, но они с Бергитте часто отражали физическое и эмоциональное состояние друг друга. Особенно серьезную проблему представляло собой последнее, это когда ее настроение вдруг решало покачаться на качелях. Иногда Илэйн удавалось стряхнуть или выпихнуть это из себя, но сегодня она знала, что ей придется страдать, пока Бергитте не Исцелят. Она думала, что подобное отражение происходило из-за того, что они обе были женщинами. До сих пор никто не слыхал о том, что возможно связать узами другую женщину. По правде говоря, немногие знали об этом и сейчас, а некоторые из тех, кто знал, очевидно, не верили. Страж — всегда мужчина, так же как бык — всегда самец. Все знают это, и лишь очень немногим приходит в голову, что «общеизвестное» заслуживает более пристального изучения.