Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович

– А во-вторых, – заметил тот самый старый еврей, при одном взгляде которого вытягивались во фрунт все офицеры разведки, – озвученные здесь перемещения германских войск и войск их союзников – это немного дороговато для простой провокации.

– В соответствии с регламентом, – снова подал голос генеральный секретарь Главного политического управления, – предлагаю Комитету издать приказ по армии и флоту: подняться по боевой тревоге и быть готовыми всеми силами отразить нападение Германского рейха, которое должно состояться завтра, двадцать второго июня тысяча девятьсот тринадцатого года в четыре часа утра. Великая страна, оставленная нам в наследство, стоит того, чтобы сделать все необходимое для ее защиты, даже если тревога окажется ложной. Наше дело правое, товарищи. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

– На аэродром, – сухо бросил водителю генеральный секретарь ГПУ, устраиваясь на кожаном кресле «Руссо-Балта» и не сводя при этом глаз со здания Ставки Верховного главнокомандования. Только когда стены Кремля исчезли за поворотом, он разжал кулак с талисманом – маленьким перламутровым крестиком, врученным императором во время их единственной встречи на награждении героев битвы в Персидском заливе.

В тот день последний монарх империи остановился напротив него, только что выписанного из госпиталя, худого и несуразного, в новой, плохо подогнанной форме, сидевшей мешком, скользнул взглядом по искалеченной левой руке и нашивке за ранение, покачал головой, долго пронизывал его своим стальным взором глаза в глаза, а потом вдруг обратился по-грузински:

– Как чувствуешь себя, Сосо?

– Уже лучше, спасибо, батоно, – автоматически ответил Иосиф, удивленный домашним обращением и не поняв причины такого повышенного внимания к своей персоне.

– А мама? – еще более неожиданно и совсем тихо спросил император. – Как себя чувствует мама? Ты давно ее видел?

– С мамой все в порядке, спасибо, – сконфуженно ответил молодой кавказец, замечая, что на них уже начинают коситься все присутствующие. – Она недавно ко мне приезжала, привезла чурчхелу…

– Это хорошо, – неожиданно широко улыбнулся император, думая, как показалось Иосифу, о чем-то своем, – это очень хорошо…

Он уже сделал шаг в сторону, а потом неожиданно развернулся и уже по-русски произнес нормальным громким голосом:

– Чем собираешься заниматься дальше, герой?

– Морской артиллерией, – заученно выпалил Иосиф, сотни раз думавший о дальнейшем образовании.

И опять был сбит с толку неожиданным вопросом:

– А что по этому поводу говорит мама?

– Мама? – вздернул брови Сосо. – Мама говорит: «Лучше бы ты стал священником!»

Император вернулся обратно, еще раз пронзил собеседника своим металлическим взглядом и так же тихо, как в начале разговора, но отчетливо произнес:

– Надо слушать маму, бичо!

– Я подумаю, – упрямо наклонив голову, пробормотал молодой кавказец, хотя в глубине души понял, что его судьба только что сделала уверенный поворот.

– Подумай, – согласился император и вложил ему в ладонь перламутровый крестик. – Это вам с мамой… лично от меня…

Новая духовная академия под патронажем Льва Толстого и близко не напоминала ненавистную Сосо семинарию. Два года будущих священников пяти основных конфессий больше обучали практическим вопросам выживания их паствы, нежели духовным канонам. Оказание первой помощи при бедствиях и болезнях, ликвидация безграмотности, организация медицинского обслуживания, потребительская кооперация и многое-многое другое, что имеет отношение к облегчению нелегкой доли в основном крестьянского населения.

Академия настойчиво прививала навыки взаимодействия и взаимовыручки вдали от очагов цивилизации. Учила не уходить от мирской жизни, а, наоборот, активно вторгаться в нее. Готовила из духовных лиц специалистов самого широкого профиля, чтобы каждый был способен, если потребуется, работать преподавателем, библиотекарем, фельдшером, строителем и даже пожарником. А что? Храм обычно самое высокое здание, с него лучше всего обозревать окрестности и, в случае чего, бить в набат.

А потом им же, как самым грамотным, первыми пришлось осваивать ремонт и эксплуатацию тракторов и автомобилей, потому что вокруг сельских приходов и монастырей уже создавались механизированные тракторные станции. Их же привлекали в рейдовые отряды по выявлению и пресечению ростовщичества – единственного, полностью запрещенного вида хозяйственной деятельности в стране. Именно там его способности к оперативной, организаторской и аналитической работе подметил сам Дзержинский, двинув в Главное политическое управление…

– Иосиф Виссарионович, приехали!

Он даже не заметил как «Руссо-Балт» выкатился на Ходынское взлетное поле, где уже раскручивал винты первый в мире пассажирский самолет «Илья Муромец». Старшее поколение еще побаивалось совершать воздушные путешествия, но для него это служебная необходимость: иначе везде просто не успеть. С дозаправкой в Казани он уже к вечеру будет в Мотовилихе, на самом западном заводе военно-промышленного комплекса. Все остальные – гораздо восточнее, немцам до них никак не дотянуться. И дело тут не только в расстояниях.

Урал, Алтай и Сибирь – это целая сеть подземных хранилищ Всемирной резервной валютной системы, безопасное пристанище золотых авуаров правительств половины мира, результат длинного и трудного выяснения отношений с Ротшильдами. Сошлись на том, что творить они могут что хотят, но только за границей. После массового путешествия по сибирским и тибетским просторам финансисты нашли Хартленд идеальным местом для надежного хранения международных резервов и первыми подали пример. Даже знаменитый метеорит не поколебал их решимости.

Ротшильдов понять можно: в подбрюшье медведя, да еще и под охраной его клыков гораздо безопаснее, чем на «свободном рынке», где банкиров грабят и отстреливают как куропаток гангстеры (Савенков совсем распоясался). Мировые биржи последние десять лет сотрясает кризис за кризисом, и только сибирские полиметаллические ценные бумаги стоят скалой посреди ревущего океана нестабильности. Лучше дела только у казенной компании «Русский нефтяной консорциум», раскинувшейся широким серпом от Аравии и Месопотамии на юге до Уфы и Казани на севере.

Вот на это богатство и зарится военная машина кайзера, сидящая на строгой углеводородной диете. Ну ничего, поборемся! Воевать без нефти нельзя, а кто имеет преимущество в деле нефти, тот имеет шансы на победу в грядущей войне[69].

Самолет парил над прямой как стрела дорогой, по которой неторопливо ползли зеленые гусеницы поездов. Изредка их разбавляли яркие оранжевые пятна молодежных поселков на колесах – вагоны, сконструированные как жилье на две семьи. Для каждой гостиная, две спальни, кухня, туалет, душ – невиданная роскошь для селян, привыкших к спартанским условиям. Эти – на БАМ.

А буквально пять лет назад «бородинцы» (их назвали так по фамилии инженера-конструктора Александра Бородина) ежедневно сотнями стартовали из европейской части империи, вывозя охочую до приключений и заработка молодежь на стройки Урала, Сибири, Маньчжурии. Простое в своей гениальности решение. Дом на колесах заселялся молодоженами при отправлении. На месте прибытия его просто снимали с рельсов, устанавливали на временный фундамент, утепляли, подключали к удобствам, а новоселы отправлялись на заранее подготовленные для них рабочие места.

Семнадцать миллионов за три года, тридцать эшелонов в день – невиданное переселение народов, здорово разгрузившее ставшую тесной европейскую часть России, позволившее заложить две сотни новых городов и больше десяти тысяч поселков. Восемьдесят пять миллиардов рубликов (по пять тысяч на каждого переселенца) потратила казна за пять лет. Но зато теперь вдоль трех железных дорог, тянущихся с запада на восток до самого Тихого океана можно было летать не только днем, но и ночью – по «светлячкам» железнодорожных узлов, населенных пунктов, месторождений, электростанций и промышленных гигантов, напряженно выдающих на-гора мегаватты тепла и электричества, тонны промышленной продукции.