Сэнсэй IV - Анастасия Новых

Именно в Антиохии всех последователей интерпретированного Учения Иисуса, находящихся под контролем людей Гамалиила, называют уже не иначе как «христианами», привязывая к близкому по звучанию греческому слову «сhristos» («помазанник»), что является отглагольным прилагательным от слова, означающего «умащивать», «помазывать». Благодаря смекалке иудейских «наставников», таких как Павел, хорошо эрудированных, прекрасно знающих несколько языков, смысл этого слова подвели к арамейскому «mĕsihā» и соответственно еврейскому «māsiāh», означающему «мессия», «помазанник», дабы придать ему религиозно-обрядовое значение.

Своим же «подопечным», состоящим в основном из греков и не сведущих в иудейских обрядах, они объясняли, что «христиане» – это те, кого «умащивают», «помазывают», а это ещё круче, чем «хрестиане» – те, кто просто изучают хорошее учение. Ведь по их раскладу для паствы «помазанный» – это тот, кто формально облечён, в результате священнодействия в виде помазания маслом, самым высоким священным царственным достоинством. Хотя на самом деле людьми Гамалиила было использовано это слово «помазанные», «напомаженные» для «разношерстной паствы» в ироничном, уничижительном смысле, дабы подчеркнуть ту пропасть, которая отделяет презренных новообращённых «язычников» от их покровителей из фарисеев, то есть ортодоксальных иудеев… Более того, именно с того момента самого Иисуса они начинают привязывать к иудейским корням, благодаря чему впоследствии на христианские общины распространяется идея этнической исключительности иудеев. Христиане, как последователи религии иудеев, согласно учению Павла, сравнивались с ветвями дикой маслины, привитой к стволу маслины хорошей, домашней, ради того, чтобы заставить зацвести старое дерево.

Николай Андреевич повторил с понимаем сути дела:

– Заставить зацвести старое дерево?! Очень умный, дальновидный ход, причём и в политическом и религиозном смысле.

– Ещё бы, – усмехнулся Сэнсэй и не без доли юмора заметил: – Архонты же строят на века, а не на земные мгновения. – И продолжил повествование дальше: – Именно в Антиохии основным языком «христиан» становится греческий. И именно Антиохийская церковь, которую Архонты сделали временным центром христианства, как раз и начала посылать так называемых «миссионеров» по всей Римской империи, первыми из которых как раз и были такие люди, как Павел и Варнава.

– А миссионеры, это слово, образованное от слова «миссия»? – деловито осведомился Костик.

– Совершенно верно. Латинское слово «missio» означает «посылка», «поручение». А в религиозном контексте оно означает распространение определённой религии среди людей, придерживающихся иного вероисповедания.

– Неужели название христиан произошло от этих… – расстроенно проговорила Татьяна. – А как же теперь быть с верой… верой в Христа?

– А причём здесь вера? – спросил её Сэнсэй. – То, что я вам рассказываю – это всего лишь история – прах прошлого. Для истинного же верующего, к какой бы он религии ни принадлежал, нет такой силы и препятствия, которые могли бы удержать его душу, искренне стремящуюся к Богу. Истинная вера внутри человека. И если она подлинная, ничто внешнее не является для неё препятствием.

Николай Андреевич, внимательно выслушав Сэнсэя, поспешил задать свой вопрос:

– А Пётр так и остался в Иерусалимской общине? Его же, вроде бы в отличие от Павла, называли апостолом для иудеев. Он же там всё ратовал за то, чтобы христианство не порывало с иудаизмом.

Сэнсэй улыбнулся:

– Ну да. В науке по данному поводу даже термин такой придумали – «петринизм» называется…

– Как, как?! – переспросил Женя и тут же заливисто захохотал вместе с ребятами.

– Ты не ослышался, – ответил Сэнсэй парню и принялся отвечать на вопрос Николая Андреевича: – «Апостолом для иудеев» – это его так Павел «обозвал». Кифа, он же и есть Кифа – и вашим и нашим. Его же просто эксплуатировали, а не посвящали в дела тайные. И нужен-то он был «Вольным каменщикам», по большому счёту, лишь затем, что многие знали, что Кифа долгое время находился рядом с Иисусом. Кифа очень удобен был и в качестве марионетки-руководителя для веры «язычников». Поэтому Гамалиил и использовал его, как говорится, не прилагая больших усилий к его «переориентации». Когда снова возобновились гонения на истинных последователей Иисуса в Иерусалиме, Кифа (в это время тихо и мирно пребывающий в Иерусалимской общине) был внезапно схвачен и посажен в темницу, вроде как «под горячую руку». На самом деле это была провокация со стороны Гамалиила. Кифу не просто посадили в темницу, а припугнули, что наутро казнят. А когда пришли люди Гамалиила, пообещав Кифе освобождение в обмен на сотрудничество, Кифа просто не поверил своему счастью. В эту же ночь его освободили из темницы. После соответствующих инструкций он спешно покинул Иерусалим, направившись в Антиохию, где ему предстояло возглавить Антиохийскую церковь.

Сэнсэй замолчал, о чём-то на секунду задумавшись, а потом горьковато усмехнулся.

– А позже, благодаря Луке, появляется в «Деяниях апостолов» (глава 12) запись, что сам Ангел Господень ночью якобы сошёл к Петру в темницу и вывел его оттуда, освободив от тяжёлых железных цепей, называемых веригами.

– Это тот Лука, что одно из канонизированных Евангелий написал? – уточнил Николай Андреевич.

– Да.

– А что, он тоже был заодно с людьми Архонтов? – спросил Виктор.

– Он был человеком Павла. Но о нём я расскажу чуть позже. – Сэнсэй сделал паузу, а затем продолжил: – Самое интересное, что так называемые «вериги Петра» почитают до сих пор, их раз в год выносят на поклонение верующим. А значимость им как «священной» реликвии придал иерусалимский патриарх Ювеналий (V век). Ему надо было что-то подарить Евдокии – супруге византийского императора Феодосия II, так сказать сделать значимый презент. А в то время (после того как мать императора Константина Елена обнаружила деревянный крест, на котором якобы распяли Иисуса) была мода на всякие подобные «вещи святых». Вот патриарх Ювеналий и подарил жене императора вериги, назвав их веригами «самого Петра».

– Ну да, – усмехнулся Стас. – На тебе боже, что мене не гоже.

– И не просто подарил, а свой подарок сопроводил историей, что якобы христиане, услышав о чуде, произошедшем с Петром, хранили эти железные цепи как драгоценность, и мол, те, кто был одержим разными болезнями и приходил с верой, тот получал исцеление.

– Хм, платиновая формула психотерапии «кто приходит с верою», – задумчиво подметил Николай Андреевич.

– Не просто психотерапии, – подчеркнул Сэнсэй, – а сути человеческой. Ибо кто во что верит, тот то и получает…

Женька же с наигранным восхищением принялся «завидовать»:

– Глянь, мужик какой подарок сделал! Молодцом! Как говорится, дёшево и сердито, и волки сыты и овцы целы. А я тут голову ломаю, какой презент Петровичу сделать на день рождения. У меня же в сарае такая ржавая колодезная цепь лежит…

При этих словах Женька попытался изобразить нереальную толщину той цепи и её размеры, вызвав хохот ребят.

– А кто этот Петрович? – смеясь со всеми, осведомился Андрей у Стаса.

– Та начальство его «любимое», – ответил тот, не сводя глаз с Женькиной клоунады.

– А чего? – с серьёзным лицом стал оправдываться Женя, глядя на смеющихся парней. – Знаете, сколько она в воде находилась, а потом сколько в земле провалялась! Ого-го-го! Чем не раритет?

– Ну-ну, – кивнул Виктор, – тебя за такой «раритет» тогда точно с работы уволят.

– Та мне-то чего терять?! – не унимался Женька, безразлично пожав плечами. – У нас страна свободная! Уволит этот рабовладелец, пойду к другому. Подумаешь, делов-то?! Зато какая память мужику останется… на всю оставшуюся жизнь!

После этих слов уже весь наш коллектив покатился со смеху. И больше всех хохотали как раз те, кто работал. Стас, утирая слёзы от смеха, махнул рукой в сторону друга.

– Хорош байки травить, живот уже болит. Дай спокойно послушать.

– Так я уже давно молчу, – сказал Женя. – Это же из-за вашего шума тут тормозится весь процесс познания мира…

В общем, пока мы все успокоились, прошло минут пять. И первым, кто поинтересовался, как был воспринят супругой императора такой увесистый презент, естественно был Женька.

– Великолепно, – весело ответил Сэнсэй. – Но дело даже не в подарке, а в том, что эта история стала разрастаться, словно на дрожжах. Евдокия перевезла эти цепи в Константинополь. Одну веригу послала в Рим своей дочери Евдоксии. Та же построила целый храм «святого Петра», где поместила эту «реликвию» как ценность. Хотя в Риме к тому времени «случайно» обнаружились и другие вериги, в которых Пётр якобы находился перед своей кончиной в Риме. Ну, в общем, всё как всегда.