Кардонийская петля - Вадим Панов

– Кроме того, в Унигарт прибыли грузовые и вспомогательные цеппели. В общей сложности группировка насчитывает…

– Не важно! – резанул Селтих. – Уйди!

Война окончена.

– Слушаюсь!

Адъютант бесшумно отошёл к группе офицеров, а Ере тяжело посмотрел на Абедалофа:

– Вы нас бросили.

Отрицать очевидное Арбедалочик не стал. Кивнул, недовольно глядя на «сигары» вражеских цеппелей, и негромко произнёс:

– Предполагалось, что в драку ввяжутся Линга и Каата, которых мы собирались крепко потрепать, что позволило бы нам преподать урок остальным, закрепиться в Кардонийском сплетении и снизить адигенскую активность в лингийском и каатианском секторах.

– Предполагалось?

Селтих понял, что галанит ждал адигенов, но обиды или разочарования не ощутил. Его считают пешкой на Большой Герметиконской доске? Пусть так! Но он – сражающаяся пешка! Пешка, выигрывающая битвы. Ере мечтал о грандиозных войнах и был в ярости от того, что приходилось отступать без драки.

– Адигены совершили маленький дипломатический подвиг: ухитрились получить мандат Сената Герметикона на миротворческую операцию.

– И всё? Они совершили подвиг и победили?

– Вы военный, Ере, вы должны понимать, что совершившие подвиг всегда побеждают, – задумчиво ответил галанит. – Даже если умирают.

– Они победили?

– Я не думал, что адигены сумеют объединиться, – признался Абедалоф.

Сто крейсеров!

– Вям!

– Да, Эбни, именно так. – Арбедалочик улыбнулся, передал саптера слуге и принялся раскуривать ароматную сигару. – Но вы, Ере, не волнуйтесь: Приоту ушерцы не захватят.

– Спасибо, – саркастически склонился Селтих.

– Пожалуйста, – жёстко и очень серьёзно ответил галанит. К потолку отправилось первое облако дыма. – Вы не проиграли, Ере, это уже достижение. А главное противостояние ещё впереди.

– Ваше противостояние с адигенами?

– Вы блестящий военачальник, Ере, так что и ваше тоже. Да и мне нужно кое-кому отомстить. – Абедалоф машинально потёр себя по груди. – И я это сделаю: сучка заплатит, слово скаута.

Откровенное обещание заставило Селтиха улыбнуться. Впервые за утро. За всё проклятое утро.

Командующий гордо вскинул подбородок и без зла, оценивающе, осмотрел бессчётные цеппели.

– Рано или поздно я заставлю их грызть землю!

– Ни за что!

– Отец!

– Кира!

– Я знаю, что делаю!

Но Дагомаро был слишком зол, чтобы поверить. Или же слишком расстроен, чтобы замолчать.

– Как ты могла?

– Я должна была это сделать!

– «Должна»? Ты говоришь о своей судьбе! О своём будущем! Ты…

– Отец!

– Кира!

Они яростно уставились друг на друга. Рассерженные, расстроенные, верящие и не верящие в свою правоту.

Кира понимала, что новость отца не обрадует, но не ожидала, что реакция окажется настолько эмоциональной: Винчер не просто разъярился, он стоял в шаге от полноценной истерики. Лицо пошло красными пятнами, губы дрожат, пальцы дрожат, голос то и дело срывается, в глазах – дикая боль. И немного безумия. Новость жахнула по Винчеру кувалдой, и на мгновение Киру стрелой пронзило чувство вины. Кольнуло в сердце, перехватило дыхание, но девушка сумела подавить сомнения в правильности сделанного выбора. Он не был спонтанным.

Он был единственным.

– Ты не должна выходить замуж за Помпилио.

– Всё решено. Я предложила, он согласился.

– Ты предложила, – горько вздохнул Дагомаро. – Ты предложила!

Однако это восклицание уже не имело былой силы. Ураган выдохся, Винчер понял, что непоправимое скоро случится, почти случилось, непоправимого не избежать, и кувалда превратилась в неподъёмный пресс, удержать который консул не мог.

Его раздавило.

Он вскинул руки, попытавшись в последний раз защититься от дурного известия, судорожно передохнул, отошёл от девушки и упал в кресло. Именно упал.

Человека, который сидел сейчас перед Кирой, не узнала бы родная мать.

– Только не говори, что тебе пришлось унижаться, – тихо попросил он.

– Помпилио отнёсся к происходящему с большим тактом, – ровно ответила девушка, присаживаясь на краешек стоящего рядом дивана.

– «С большим тактом»?! – Винчер криво усмехнулся. – Кажется, ты сама рассказывала, сколько на нём…

И осёкся.

– Крови? – подсказала Кира.

– Да, – хмуро согласился Дагомаро и отвернулся.

Она не предложила отцу взглянуть на собственные руки, это было бы слишком жестоко. Она лишь грустно улыбнулась и произнесла:

– Моему будущему мужу приходилось убивать, но это не имеет отношения к его манерам.

Так гордо могла ответить только адигена. У Винчера сжались кулаки. Он хотел перебить дочь, но она, как выяснилось, не закончила.

– Помпилио рассказал, что вас не двое, как я думала, а трое: ты, дядя Гектор и Огнедел. Жаль, что я не успела попрощаться с дядей: жить ему осталось три недели, а на Эрси я за это время не попаду. Придётся написать письмо.

Кира не иронизировала, она действительно сожалела о будущей… о неотвратимой смерти маршала и смирилась с ней. За старика некому было попросить, никто не мог предложить мстителю ничего достойного, а значит, старик умрёт.

Так она объяснила отцу, на что разменяла свою судьбу.

– Мерзавец, – простонал консул.

– Прояви уважение, – печально попросила девушка. – Ты говоришь о моём будущем муже.

– Кира!

– Помпилио не злой… Помнишь, как ты меня учил: придётся быть твёрдой, жёсткой, а иногда жестокой. Помпилио учили тому же. – Она едва держалась. – Ты разбудил в нём зверя, папа. Зверя, который не успокоится, пока не получит свою кровь.

– Ты не понимаешь законов большой политики, – вздохнул Винчер. – Я необходим адигенам, а потому Помпилио не посмеет меня тронуть.

– А ты не понимаешь, с кем связался, – в тон отцу ответила Кира. – Помпилио терпелив, он убил бы тебя сразу по окончании кризиса.

– Убил бы? – растерялся консул. Страшно слышать такие слова из уст собственной дочери.

– Теперь между вами нет крови, папа, так сказал мой будущий муж. – Кира замолчала. Она с огромным удовольствием закончила бы разговор, но нашла силы продолжить: – Ты хотел как лучше, папа, у тебя был план, но он не удался. Смирись. И не мешай мне всё исправить.

Она его спасает! Жертвует собой ради него. Дочь. Единственный человек, ради которого он живёт.

– Помпилио забирает у меня самое дорогое, – хрипло произнёс Дагомаро.

– Он милосерднее тебя, папа, – очень тихо ответила девушка. – Мы сможем видеться раз в год, но не на Кардонии и не на Линге. – Пауза. – А вот ты отнял у него самое дорогое.