Бремя сильных - Андрей Олегович Рымин

— Харрг ирражж! — словно стремясь доказать правоту паренька, рявкнул Ящер, ударивший Тису. — Сиззу хац!

Слова у чудовища получались какими-то жеванными, словно кто во время еды с набитым ртом говорить пытается, да и хрипы со свистами в пару — разобрать звуки сложно. При других обстоятельствах такую речь можно было бы за звериные рыки принять, но сейчас-то все к месту — сначала оплеуху отвесил, теперь выговаривать стал. Да и с чувством болтает, по тону враз слышно — грозит. Рюк от страха зажмурился. Считай, уже привычку набил — чуть что, глаза сразу в кучу. Еще и голову в плечи втянул, словно черепашка речная. А Тиска-то — молодец! Только пискнула чуть и молчит — никакого рева.

Слезы, правда, чуть позже пролить им пришлось. Обоим. Тут уж и Тиска не удержалась — расплакалась. Такого зрелища ребята увидеть никак не ожидали. А если бы и ожидали, то что с того? К такому хоть готовься, хоть не готовься, все равно душу скрутит. Ну не может человек спокойно смотреть, как собрата его едят. Особенно, когда человеку двенадцать зим отроду и ничего страшнее охотничьих ран в своей жизни он до этого лета не видел.

Завершив возню с пленниками, чернюки занялись своей живностью. Ну а как же? Звери хищные тоже в кормежке нуждаются. Хоть из Бездны они, хоть откуда, все едино — любой живой твари жрать что-то надо. Вот только с хозяевами одну еду делить им негоже — для хвостатых питомцев у ящеров свой припас имелся, на случай, если охота не сложится. В этот день не сложилась. А может, и не было у тварей приказа — охотиться. Время-то беречь — тоже важное дело. Ведь по всему видно, спешат гады куда-то, не хотят это самое время терять просто так. Вот и заготовили «мяска» впрок.

Стоило одному из уродов развязать самый крупный мешок, как поляна немедля окуталась запахом крови. Будто смертью повеяло. Оба пленника, как по команде, наморщили носы и устремили тревожные взгляды к источнику запаха. Любая вонь-то сама по себе не страшна, хуже — знать, что воняет. Неизвестностью чернюк мучить не стал, сразу вывалил содержимое мешка наземь: ступни, кисти, другие куски рук и ног, пара чьих-то голов, всевозможные внутренности — эдакий кровавый компот.

Рюка вырвало сразу. Тиска же оказалась покрепче, но рыдать — разрыдалась, конечно. Как без слез-то смотреть на подобную трапезу? Да ребята и не смотрели, сразу же отвернулись. Жалко, уши заткнуть было нечем — хруст и чавканье слушать пришлось. Хуже звуков Рюк в жизни не слышал. С перепугу парнишке казалось, что там на зубах у чудовищ хрустят его собственные кости. Мальчик сжался в комок, зажмурился и сквозь всхлипы бормотал про себя перепачканными рвотой губами:

«Ярад, сбереги. Ярад, сбереги. Ярад, сбереги».

* * *

Ночевали здесь же на поляне. До самого заката рогатые великаны безостановочно жевали траву, листья, ветки и молодые побеги. Обглодали округу начисто. Корма такой животине не напасешься, каждый за двух буйволов жрет. Теперь Рюку стало понятно, почему нелюди так рано привал устроили — больно уж выпас долог, да и бежать весь день напролет здоровякам не по силам. Хотя выносливость у зверей все равно завидная. Ходко скачут, при их-то размерах.

Когда стемнело, оба чернюка без всякой опаски улеглись пузом вниз на траву. На пленников даже никто и не взглянул. Чего беспокоиться при такой-то охране — хвостатые рядом. Эти твари, похоже, вообще во сне не нуждались. Рюк всю ночь продрожал, слушая, как они рыщут поблизости. До самого рассвета так глаз и не сомкнул. А зря. Весь следующий день его страшно тянуло спать. Всю дорогу мальчишка повел в полудреме, то и дело заваливаясь на черную спину нелюдя. Хорошо хоть шипы на поверку оказались не острыми, а всего лишь твердыми. Ран наколоть — не наколол, но синяков на груди прибавилось. Хотя это-то волновало Рюка меньше всего.

Во время стоянки мальчишка таки поборол отвращение и съел свою порцию розовой гадости. Желудок новинку не принял. Назад не пошло, но живот бередило весь вечер. Оно бы беда — не беда, только твари в кусты не пустили. Пришлось пленнику по нужде под себя ходить, хорошо хоть штаны приспустить получилось.

* * *

Очередной день принес перемены. Лес закончился, и дорога отряда пошла по какой-то голой равнине вдоль гор. Такого здесь раньше не было. Рюку не раз доводилось бывать у Стены. Лес и лес вплоть до самой скалы. И куда все девалось? Выглядело это так, будто какой великан выдернул сначала деревья, выщипал кусты и траву, перемотыжил землю, чтоб ни травинки, ни листика, а потом уже все разровнял и пригладил. Странное получилось зрелище. Странное, непривычное, а оттого даже страшное. Рюк опасливо выглядывал из-за спины чернюка, стараясь высмотреть провал в Бездну. Напрасно. Никакой дыры в земле не было. Зато мальчику стало казаться, что ровная линия гор впереди не такая уж ровная. Словно трещина Кругосветную Стену взрезает. Мерещилось, видно. И не мудрено при такой-то усталости. К вечеру чудища опять отвернули к деревьям, и вскоре очередная поляна сделалась местом стоянки. Ночью мальчишка впервые нормально поспал. Страх чуть ослаб. Сам того не замечая, паренек начал привыкать к новой жизни.

* * *

Еще день промелькнул в бесконечном пути на закат вдоль Стены. Разлом приближался. Теперь уже эту неизвестно откуда взявшуюся дыру в горах и слепой бы заметил. Широкая трещина шла от земли до неба, и, похоже, именно к ней направлялись проклятые нелюди. Вот он где — проход в Бездну! Значит, не вниз, а на юг!

На привал встали раньше, чем прежде. Ящеры отыскали чистый ручей и набрали с запасом воды — шесть больших бурдюков, если точно. Также гады нарезали уйму травы — все мешки ей забили. На рогачах еле место нашлось, куда вешать. Даже хвостатые твари в сборах смогли поучаствовать — притащили косулю. Явно к долгому переходу готовятся. Точно в дырку свернут!

Тиске с Рюком же достался малинник. Получилось налопаться ягод от пуза, благо чудища есть не мешали. Даже наоборот, чуть расслабили путы на ногах. Теперь хоть нормально стоять стало можно.

Утром чудища снова отправились в путь. Недолгая скачка — и широкий разлом распахнул перед ними нутро. Залитая тенью гигантская трещина уходила куда-то на юг. Туда и свернули. Чувствуя, что он навсегда покидает свой мир, Рюк сквозь слезы смотрел на далекую зелень Долины.