Бремя сильных - Андрей Олегович Рымин

а мне-то еще пожить хочется. Вот и помогла к духам уйти. Кто ж знал, что его волна вынесет? Лодка-то далеко затоплена — сама еле-еле доплыла. И вообще, нечего на меня так глазеть. Аж покраснел весь — смотри, как бы зенки не лопнули. Ну придушила и придушила. Сейчас время такое — по-другому нельзя. Хочешь жить — убивай! И никак иначе! А был бы ты мужиком, так давно бы и сам дело сделал! Слабак ты! Здоровый, как буйвол, а все равно слабак! Повезло тебе, что меня встре… А-а-а!

Закончить Инге не удалось. Кабаз вихрем взлетел с колен и метнулся к обидчице. Прыжок получился настолько стремительным, что при всей своей ловкости девушка не успела отскочить в сторону, и мозолистые пальцы охотника сомкнулись на горле обманщицы каменной хваткой.

— Повезло⁈ — ревел разъяренный Кабаз в лицо девушки. Могучие руки остервенело трясли шею Инги. Чернявая голова болталась из стороны в сторону, словно у соломенной куклы, что любит плести детвора. Распущенные волосы так и летали по кругу.

— Это мне повезло⁈

Острые ногти девчонки отчаянно терзали предплечья охотника, но тот не замечал боли. Оторвавшиеся от земли ноги колотили коленями Кабаза в живот и не только, но он лишь усиливал хватку — в него будто духи вселились.

— И Лисеку повезло⁈

Вопрос за вопросом летели сквозь брызги слюны с губ Кабаза, вот только ответов не требовалось — просто злость выходила. Да и не могла Инга ответить — голос в горле застрял. Словно рыба ртом хлопала и глаза таращила. Все презрение с лица девушки смыло, как и не было той гадливой ухмылки и того прищура брезгливого. Теперь взгляд ее полнился ужасом: понимала Безродная, что смерть в одном шаге стоит.

А Кабаз все ярился. Кровавая пелена по-прежнему висела перед глазами, не желая рассеиваться. Все мысли исчезли, в голове только злость клокотала. Та же злость не давала взбугрившимся мышцам расслабиться. Могучие руки продолжали душить свою жертву.

«Убью, тварь! Убью! Убью! Сдохни!» — пылала в Кабазе ненависть. Последний, тот самый, шаг был им сделан — любовь переродилась в иное чувство, и сейчас он видел перед собой только подлое отвратительное существо, которое нужно убить, разорвать, уничтожить, стереть в порошок!

Неизвестно, насколько хватило бы злобы Кабаза, но в какой-то момент тело Инги обмякло. Девушка потеряла сознание, и борьба прекратилась. В тот же миг к охотнику воротился и разум.

«Неужели убил⁈ — промелькнула тревожная мысль. — Нет! Я не хотел! Я не…»

«Или все же хотел?..»

Кабаз силился понять — что с ним только что было. Ненавистная тварь, чью шею продолжали давить его пальцы, неожиданно опять стала Ингой — той Ингой, которую он так сильно любит. Любит больше жизни, больше всего на свете, больше друзей и родни.

«Нет. Она не могла умереть. Ярад не допустит такого».

Страх, рассеявший только что ярость, скоротечно отхлынул и сам, отчего-то сменившись уверенностью — Инга жива.

«Вот сейчас отпущу, и продышится. Ведь слегка придушил, не смертельно».

Но хотя и прав был Кабаз в своих рассуждениях, а судьбе, богам, или еще каким другим силам неведомым сегодня возжелалось иного. Пока в прояснившейся голове Кабана мчались все эти мысли, руки охотника еще один раз по инерции тряхнули безвольное тело. Расслабленная шея несчастной качнулась, голова рывком отлетела назад, и какая-то важная косточка, сдавленно хрустнув, сломалась. Вместе с ней разорвались последние нити, на которых держалась жизнь Инги.

Не издав ни единого звука, девушка умерла.

Не ведая о случившемся, Кабаз наконец разжал руки, и тело рыбачки упало в песок. Тяжело дыша и разминая онемевшие пальцы, охотник какое-то время просто стоял возле девушки и ждал, когда та придет в себя. Потом, посчитав что так ждать слишком долго, он все же присел над лежащей и дунул ей прямо в лицо. Не сработало. Инга продолжала бессмысленно таращить глаза и даже не шелохнулась. Тогда парень решил применить способ более действенный и несильно хлестнул ее по щеке ладонью. И опять ничего.

— Инга?

Следующий удар был гораздо сильнее, как и третий, и пятый. Кабаз в панике раздавал оплеухи покойнице, постепенно теряя надежду.

— Инга! Инга! Родная, очнись!

Злость давно улетучилась, а пришедший на ее место страх стремительно перерождался в ужас. Убийца тряс тело подруги, кричал и даже пытался вдохнуть ей в рот воздух, но все оставалось как прежде — девушка не приходила в сознание, и только избитые щеки горели пунцом. Наконец Кабаз вспомнил, что можно послушать биение сердца и замер. Никогда еще ему не было так страшно, как сейчас. Даже в трещине, куда он свалился спасаясь от тварей, даже в плену у Ургов, когда вождь приказал его труп скормить свиньям, не испытывал Кабаз таких чувств.

«А что, если…»

От мысли, что Инга мертва, охотник мгновенно вспотел еще больше. Внутри сделалось как-то холодно, озноб покрыл кожу мурашками. Парень застыл в нерешительности, боясь узнать правду. Его губы опять затряслись, только теперь не от злости, как прежде.

«Нет! Не может быть! Как же так⁈»

Все же через пару мгновений Кабаз сумел взять себя в руки и приложил к груди девушки ухо.

Тишина!

Только гул в висках собственной крови, и все — больше ни единого звука.

Кабан взвыл. Протяжно и громко, словно зверь, потерявший детеныша. Боль утраты сдавила сердце, осознание содеянного прорезало душу ножом, и незримая рана навсегда изменила охотника, что был прежде Кабазом.

* * *

Вечерело. Закатное солнце садилось куда-то за дальние горы на той стороне Долины, прощаясь с сереющим миром до следующего утра. На берегу возле самой воды, между двух мертвецов, скрючившись, сидел человек. Он тоже прощался.

Покрасневшие от долгого плача глаза, казалось бы равнодушно, глядели на бездыханное тело подруги, но душой парень все так же рыдал. Просто слезы закончились. Лицо Кабана осунулось и побледнело, плечи ссутулились, руки безвольно свисали вдоль туловища. Кабаз за весь день ни разу не отошел от убитой, даже встать не пытался. Как рухнул в песок на колени в момент прозрения, так и не поднимался — все сидел, и сидел, и сидел.

Ветер, пригнавший давеча тело Лисека к острову, давно стих. Волны пропали. Безмятежная вечерняя тишина разлилась вокруг, и только трели сверчков нарушали всеобщий покой. Погруженный в раздумья Кабаз слушал песню трескучих малюток, ощущая себя как никогда одиноким. Ему казалось, что весь мир обезлюдел, и кроме крошечных лесных обитателей да самого Кабана на свете больше никого не