Охота за темным эликсиром. Похитители кофе - Том Хилленбранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как всегда, ваш покорнейший слуга
Бонавентура Россиньоль* * *Марсильо как раз собирался счистить ножом чаячий помет со стекол своего парника и собрать в ступку. Ханна Кордоверо стояла немного в стороне, наливая в лейку пресную воду черпаком. Овидайя наблюдал за ней с верхней палубы. Она была не похожа ни на ученого-сефарда, ни на принцессу Шахерезаду – так он называл ее, когда они оставались наедине. Она скорее напоминала ему начинающего португальского матроса. Волосы у нее по-прежнему были короткими, одежда состояла из полотняных брюк, не очень чистой рубашки и шерстяного свитера. Несмотря на внушительный гардероб женского платья, Ханна отказалась надевать что бы то ни было из него. Возможно, дело было в том, что наряды принадлежали графине. Сама Ханна уверяла, что за долгие годы так привыкла к штанам и кафтанам, что юбка и корсаж, не говоря уже о манто, казались весьма непрактичной одеждой, особенно во время путешествия по морю.
Более изысканную мужскую одежду она тоже отвергала. Невысокий Жюстель был примерно одной комплекции с сефардкой, однако, кроме пары рубашек, она не приняла ничего из его гардероба, воспользовавшись одеждой команды, хотя Овидайя заметил, что вообще-то даме неприлично носить грубые ткани и шерсть.
– Да я ведь и не дама, а натурфилософ, – вот и все, что она ответила ему.
В конце концов, Овидайе было все равно, что носит Ханна, поскольку любил он в первую очередь то, что находилось у нее в голове. Нет, это было не совсем верно. Остальное он тоже находил очаровательным, даже ее бесшабашное поведение. Даже в том, как она наполняла лейку, было что-то изящное.
Марсильо протянул ей ступку с толченым чаячьим пометом, который Ханна быстро развела водой. Ученый невольно улыбнулся. Ханна – точнее, тот арабский ученый, которого она процитировала, – оказалась права. Как только они начали удобрять растения птичьим пометом, кофейные деревца буквально расцвели. Хотя еще несколько они все же потеряли, но десяток у них по-прежнему оставался. И они так выросли, что ботанический сад трещал под натиском их ветвей.
Овидайя наблюдал за тем, как Марсильо открыл стеклянную дверцу, Ханна поднялась на цыпочки и наклонилась вперед, чтобы полить растения. Он был погружен в созерцание процесса и не услышал, что сказал стоявший рядом с ним Жюстель.
Ученый обернулся к гугеноту:
– Простите, Пьер. Что вы сказали?
– Я сказал, что два часа назад мы прошли Кале. – Он указал подзорной трубой на церковную башню, возвышавшуюся на побережье по правую руку от них: – Соответственно, это должна быть церковь Дюнкерка.
Овидайя поглядел на гугенота.
– Значит, скоро будем в Генеральных штатах. Мы сделали это, Пьер. Одиссея окончена.
Жюстель только кивнул в ответ.
– Что вас тревожит?
– У меня дурное предчувствие, – ответил Жюстель. – Странно, что вы упомянули именно «Одиссею». Я действительно чувствую себя немного похожим на Одиссея с Итаки.
– Чем же?
– Невольно думаю о мешке ветров.
Конечно, Жюстель гораздо лучше знал классику, чем Овидайя, однако эту историю он, конечно же, знал. Когда Одиссей и его люди уже почти доплыли до своего родного острова, Итаки, капитан уснул. И тогда его команда открыла загадочный кожаный мешочек, который всегда так тщательно берег их капитан. Мешочек этот был даром Эола. Этот бог заключил в него все неблагоприятные для обратного пути ветры. Когда моряки открыли мешочек, выпущенные духи ветров загнали судно в незнакомые места, в которых долгие годы кружили Одиссей и его люди.
– Вы перечитали Гомера, – ответил Овидайя и ободряюще похлопал Жюстеля по плечу. – Это не греческая трагедия, и я обещаю вам, что не усну до тех пор, пока мы не станем на якорь в Эе.
Оставив гугенота одного, он спустился на нижнюю палубу. Там он достал трубку, набил ее небольшим количеством табака, купленного во время промежуточной остановки в Порто, и вынул из кармана огниво. Однако только-только он затянулся, как впередсмотрящий закричал:
– Корсары! Корсары с кормы!
На палубе и в такелаже засуетились люди. Овидайя увидел, как бросились к лестнице, ведущей на верхнюю палубу, Марсильо и Кордоверо, чтобы бросить взгляд на пиратский корабль – если только это был он. О Дюнкерке ходила дурная слава как о пиратском гнезде. Французы отправляли здесь на каперство флибустьеров, которым выдали каперское свидетельство. Те пытались остановить торговые суда, идущие через канал, – голландские, английские или португальские, в зависимости от политической ситуации.
Он тоже стал подниматься наверх. У релинга стоял Янсен, державший в руках подзорную трубу, и ругался. Овидайя видел суда корсаров даже невооруженным взглядом. Их было три: одно – огромный галеон с числом орудий более семидесяти, а кроме него два маленьких и юрких фрегата. Их задачей было перерезать путь добыче, если жертва не поднимет белый флаг, как бывало в большинстве случаев.
Взяв у кого-то из рук подзорную трубу, Овидайя поглядел вдаль. Над грот-мачтой галеона развевался черный флаг с черепом, а под ним – знамя, на котором красовались красный лев и геральдическая лилия. Французские каперы, в этом не было ни тени сомнений. Непонятно было одно: почему корсары бросились за их крохотной шлюпкой. Судно таких размеров обычно не представляло никакого интереса для корсаров. Они нацеливались на крупные конвои, грузовые трюмы которых были полны персидского шелка, батавского муската или бразильского серебра.
То, что корсары нацелились на «Коронованную любовь», могло означать только одно: их раскрыли. Услышав голос Янсена, он только укрепился в своем подозрении:
– Дьявольщина! Это Жан Бар.
– Вы уверены? – переспросил Марсильо.
– Совершенно уверен. Это его флаг. Я даже вижу его на передней палубе.
Марсильо закрыл лицо руками. Кордоверо вопросительно поглядела на него.
– Кто такой Жан Бар, скажите на милость?
Первым ответил Жюстель, однако не напрямую. Вместо этого он негромко запел:
Жан Бар, Жан Бар,Куда ты, корсар?На север иль югОтправишься вдруг?Хватай, что найдешь,Иль слиток, иль грош,Голландский ли гульден.
Затем, повернувшись к ней, он ответил:
– Жан Бар – пират. И не просто какой-то там пират, мадемуазель. Он – Барбаросса Хайреддин-паша Европы, гроза Северного моря.
И вот теперь этого короля корсаров французы отправили на охоту за ними. Янсен уже спустился на нижнюю палубу, выкрикивая приказы:
– Тяните брасы! Быстрее, сволочи! Речь идет о ваших жалких жизнях!
И матросы пустились в сложный и запутанный танец, то затягивая канаты, то вскарабкиваясь на ванты.