Семнадцатилетние - Герман Матвеев

Вытащив из туго набитого портфеля блокнот и авторучку, Зуева сделала какую-то запись.

— Девочки! — начала между тем взволнованно Лена Мельникова. — Сегодня девятнадцатое февраля. Это не простой день для нас, комсомольцев школы имени Ушинского. Многие из вас забыли или даже не знают, что девятнадцатого февраля тысяча восемьсот двадцать четвертого года в городе Туле родился великий русский педагог Константин Дмитриевич Ушинский. Мы, комсомольцы, можем гордиться тем, что нашей школе присвоено его имя. Константин Дмитриевич был замечательным человеком…

Мария Михайловна — преподавательница биологии — слушала доклад и волновалась не меньше Лены. Она руководила девятым «А» классом и знала, как готовилась к этому собранию ее воспитанница. Рассказать об Ушинском просто и увлекательно было очень трудно. Ушинский не герой, в обычном понимании этого слова. В его биографии нет ярких военных подвигов, из ряда вон выходящих событий. Это был ученый с громадным умом, с большими знаниями, с острой наблюдательностью, с чистой душой педагога. Он жил в трудное время и не мог развернуть свой талант во всю широту, но и то, что он сделал для Родины, это очень много. Воспоминания современников Ушинского дали Лене много интересных, запоминающихся примеров.

Женя сидела неподвижно, держа наготове звонок, но содержательный доклад нравился всем, и в зале стояла прочная тишина. Не поворачивая головы, Женя покосилась на учителей.

Наталья Захаровна слушала секретаря комсомола, слегка склонив набок голову. Брови ее были приподняты, а на губах застыла улыбка. На лицах остальных учителей было выражено сосредоточенное внимание.

Но вот Лена закончила доклад и, что называется не переводя дыхания, заговорила о другом:

— Девочки, комитет комсомола считает, что мы должны ежегодно отмечать день рождения Ушинского. Сегодня надо решить… Мы выносим на ваше усмотрение такое предложение… — Она взяла лежащий на столе листок бумаги и начала читать: — «Установить ежегодно для старших классов двадцать восемь премий имени Ушинского за лучшую учебную работу. Работы на соискание этих премий, — продолжала она читать, — выдвигаются преподавателями, премии присуждаются жюри и окончательно утверждаются директором».

— Почему двадцать восемь? — крикнула одна из девочек, и сейчас же из разных концов зала посыпались вопросы:

— За какие работы? По каким предметам?

— Кто может участвовать?

— Кто будет в жюри?

Женя взялась за звонок и встала.

— Тише, девочки! Сначала выслушайте все до конца, а потом задавайте вопросы. Продолжай, Мельникова!

— Сейчас я вам все объясню по порядку, — сказала Лена, подняв руку. — Ну, вот представьте, что идет учебная работа. Обыкновенная, как всегда, как каждый день. В восьмом или в девятом классе по литературе пишут сочинение или письменную работу по математике, или контрольную какую-нибудь… Все написали. Кто на тройку, кто на четверку или на пятерку, как обычно, а какая-нибудь девочка вдруг написала очень хорошо. Пятерку она, конечно, получит, но учительница считает, что пятерки мало, что такая работа стоит больше… Ну и вот… учительница передает эту работу в жюри для премирования. Понимаете?.. Таких работ к девятнадцатому февраля наберется, наверно, немало. Я думаю, что до сотни наберется. И вот лучшим из лучших жюри присудит премию имени Ушинского. Премии, мы думаем, нужно распределить так… По литературе и русскому языку пять премий. По математике — пять. По истории — три. Иностранному языку — три. Биологии — три. Химии — три. Физике — три. Географии — три. Всего получается двадцать восемь.

Лена замолчала. Чтобы предупредить наиболее нетерпеливых и избежать шума, заговорила Женя:

— Прошу соблюдать порядок. У кого есть вопросы, поднимайте руки. Девочки! Не переговаривайтесь там в углу!

Начались вопросы.

— А если раньше у ученицы были средние отметки, она может получить премию?

— Да. Хоть двойки. Отмечаться будут отдельные работы, а не общая успеваемость.

— А что за премия? Значок или что?

— Премировать будем книгами с надписью. Кроме того, в день рождения Ушинского фотографии премированных будут вывешены на особой доске.

Премии устанавливаются для всех?

— Премии устанавливаются только для учениц школы имени Ушинского.

— Нет, я хотела спросить — не только для комсомолок?

— Конечно, для всех.

— А как же младшие классы? Им будет обидно…

— Об этом надо подумать.

— Премироваться будут только письменные работы?

— Да.

Вопросы кончились, и нужно было переходить к обсуждению. Предложение комитета понравилось, и зал гудел, волновался. Женя взялась за звонок. В этот момент к подмосткам подошла Тоня Зуева.

— Товарищ председатель, дайте мне слово, — попросила она.

Женя взглянула на незнакомую девушку и, сделав вид, что не расслышала, повернулась к Лене.

— Кто это такая?

— Это из райкома, Зуева, — тихо ответила Лена. Женя энергично затрясла звонком и, перекрывая гул, громко объявила:

— Внимание, девочки! Начинаем обсуждение. Слово имеет представитель райкома комсомола товарищ Зуева!

Тоня не спеша поднялась, встала возле стола и подождала полной тишины.

— Товарищи! Мы прослушали интересный доклад вашего секретаря, но я должна сказать, что вопрос о премиях до конца не подработан и не согласован с райкомом комсомола. Ставить его на обсуждение собрания преждевременно. Такие премии райком вам не разрешит, потому что они являются, так сказать, замаскированной формой соцсоревнования. А вам известно, что всякое соревнование в учебной работе школ строго запрещено. Странно, что ваш комитет не проконсультировался по этому вопросу с учебной частью школы. Если бы вы установили премии по внешкольной работе, по кружкам, тогда другое дело. Такие премии в практике нашей работы имеют место. Я считаю, что вопрос о премиях нужно снять и приступить к обсуждению доклада.

Слова Зуевой произвели ошеломляющий эффект. Все растерялись.

Довольная произведенным впечатлением, заведующая школьным отделом вернулась на свое место.

Женя растерялась. В полном смятении она поглядывала то на Лену, то на директора, ожидая с их стороны каких-то действий. Но Лена сидела за столом, опустив голову, а Наталья Захаровна, прищурив глаза, с любопытством смотрела на председателя. Воспитателя своего Женя потеряла и не могла разыскать: в этот момент он сидел согнувшись и слушал Иванову.

— Константин Семенович, что это такое? — горячо шептала Катя. — Как она смеет! Кто ее уполномочивал? Я знаю, она и к нашему «Обещанию» так отнеслась. У нее какая-то бумажная душа… чиновника…

— Катя, а что вы мне об этом говорите? Скажите всем, — тихо ответил он.

— Вы думаете, что надо выступить?

— Собрание ваше, и поступайте, как находите нужным. Я бы на вашем месте обязательно выступил.

И Катя решилась. Она резко выпрямилась, замахала рукой и на весь зал крикнула:

— Женя, дай мне.

— Слово предоставляется Ивановой Екатерине! — почти радостно объявила председатель и, хотя стояла полная тишина, позвонила в колокольчик.

Твердым шагом прошла Катя к столу и встала на то же место, где только что стояла представитель райкома.

— Девочки, я не понимаю, какое отношение к соцсоревнованию имеет предложение о премиях имени Ушинского. Никакого тут соревнования нет. Это поощрение хорошей работы! Но я сначала хотела сказать вот что… Товарищ Зуева заявила здесь, что вопрос не согласован с райкомом. Так? А если он не согласован, то значит, у райкома нет еще мнения по этому вопросу. Почему же тогда товарищ Зуева убеждена, что премии нам не разрешат? Кто не разрешит? Райком или товарищ Зуева? Я думаю, что мнение товарища Зуевой нам очень было интересно послушать, но оно для нас совсем не обязательно. И напрасно вы все носы повесили… Теперь о премиях. Я думаю, что предложение комитета очень хорошее. И пускай в нашей школе висят портреты, так сказать, лауреатов премии имени великого русского педагога!

Под дружные аплодисменты Катя вернулась на место, и этот шум поднял в душе Тони Зуевой сумятицу: «С одной стороны, Иванова была права, и я действительно не имела права выступать по этому вопросу от имени райкома и должна была оговориться, что высказываю свое личное мнение. С другой стороны, отступать теперь уже нельзя: поколеблется авторитет представителя райкома». К тому же Зуева считала себя правой и была убеждена, что эта затея с премиями противоречит циркулярам. Вторично выступать она не стала, а подсела к Наталье Захаровне и шепотом начала ей доказывать свою точку зрения.

— Товарищ Зуева, пускай сначала выскажутся девочки, а потом я скажу свое мнение, — мягко остановила ее директор.

Обсуждение доклада началось. Девочки выступали охотно, но все говорили только о премиях и хвалили предложение комитета. Когда Наталья Захаровна увидела, что выступающие начали повторяться, она попросила слова: