За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова

Как бы там ни было, относительно собственного тела Агата всегда была уверена на все сто. Сейчас же чувствовала неловкость, пусть и понимала умом: никаких кардинальных перемен, способных отвернуть Костю раз и навсегда, в ней не произошло. Это больше в голове… И от этого тоже хотелось избавиться. Сегодня. С ним.

Сначала спокойно принимать свое отражение, прекратив бесконечно искать в нём недостатки. Дальше — одеться, убедиться, что Макс спит, взять в руки радионяню…

Пройти по тихому-тихому дому до двери в подвал, посмотреть предупреждающе на Боя, который явно планировал и дальше спускаться по пятам за ней… Выдержать его грустное «ммм»… Пройти по лестнице.

Мимо бассейна, наполненного водой, в котором они с Костей уже сто лет не плавали вдвоем — некогда.

Мимо парилки.

В сторону комнаты, в которой стоят Гордеевские тренажеры.

Агата знала, он делал зал не потому, что систематически им пользовался, а потому, что так положено. И вот сейчас пригодилось.

Та самая комната была звукоизолированной и отгороженной прозрачными перегородками. Такой же — прозрачной — дверью.

За которой Костя, как когда-то, молотит…

Бьет резко и дробно. Так, будто груша может дать сдачи. Без перчаток. Без грузности боксеров-тяжеловесов, бои которых Агата когда-то видела.

Это определенно не ограниченный до невозможности всяческими правилами честный бой. Костин — без правил.

Сначала он наносит удары только костяшками, дальше — подключая локти, отпрыгивая и приближаясь, прикрывая голову, мотая ею, чуть горбясь, немного сутулясь, постоянно передвигаясь, держа ноги присогнутыми, а ситуацию под контролем. Не забывая про бой. Добавляя колено. Стопу. Снова костяшки…

И на лице такое выражение, что Агате ясно — он снова кого-то видит. Он в очередной раз кого-то избивает. Он кривится и повторяет удары на выдохе, стискивая зубы…

Влажная майка липнет к коже… Сама кожа — блестит потом. Он же стекает капелькой по виску. Костя смахивает его со лба, при этом не забывая продолжать молотить…

И Агате снова страшно, но куда больше хочется…

Пользуясь тем, что Костя слишком увлечен — её не слышит и не видит, Агата тихонько приоткрывает дверь, скользит внутрь, замирает, затаив дыхание, сглатывает…

Слышит те звуки, о которых за дверью скорее догадывалась — стонущие выдохи, не дающие усомниться — каждый раз Костя бьет с усилием. В каждый удар вкладывается. Каждый мог бы отправить в нокдаун.

Чувствуя, что в крови бурлит адреналин, а еще зная, что в Костиной крови его сейчас невероятно много, Агата поставила радионяню на лавку у стены. Пальцам на руках и ногах было прохладно. Тело немного знобило, но Агата знала — скоро это пройдет. Надо только подойти, привлечь внимание, дать понять…

Делая шаг за шагом к мужу, Агата осознавала, что её мандраж усиливается. А ещё усиливается желание, рисуя перед глазами картинки…

Его рельефная спина. Его твердые плечи. Его острый взгляд. Его мягкие губы. Его запах. Его движения.

Агата остановилась на расстоянии нескольких метров, продолжая любоваться и бояться. Понимала, что ближе подходить не надо, Костя может нанести вред, так и не заметив. Нужно ждать, когда сам обратит внимание…

Но он действительно весь в себе. Молотит, смотря только на свою грушу…

Пока Агата не произносит негромкое: «Кость», будто возвращая его в реальный мир. Или дергая в него, потому что первый брошенный на неё взгляд через плечо происходит ещё из того, где Гордеев убивает грушу. Он жесткий и кровожадный. Рука занесена для очередного удара…

Костя тяжело дышит… А Агата не дышит вовсе…

Пока одновременно он не опускает ту самую руку вместе с головой, выдыхая, а Агата не осознает, что её губы начинают подрагивать в улыбке…

— Замочек…

Костя то ли обратился, то ли для себя сказал. Мотнул головой, стянут мокрую насквозь футболку, тут же метнул ее на пол в сторону…

— Случилось что-то? С малым побыть?

И задал вопросы, которые чётче некуда показали, что у них действительно всё так, как Агата видела… И что им обязательно надо это менять.

Она может прийти к нему не только если «что-то случилось». Она его просто любит. Она его просто хочет.

Костя смотрел в лицо жены с легким прищуром, явно стараясь потушить агрессию, которая всё ещё билась в висках… Агата смотрела в ответ с легким страхом, чувствуя, что потряхивает, но не собираясь отступать.

Мотнула головой в ответ на вопросы, потому что вслух сейчас ничего толкового не сказала бы. Сделала шаг к Косте, смотря в его глаза. Взялась за футболку, потянула её вверх…

Дрожь усилилась, когда она была отброшена туда же, где уже лежала Костина, а у Агаты появилась возможность снова увидеть Гордеевский взгляд.

Тёмный. Но по-другому.

Он не бегает по телу, а будто клейма ставит. Настолько ощутимый. Настолько обжигает…

На шее. Ключицах. Груди. Животе.

Спускается вместе с девичьими пальцами, которые тянут вниз резинку шорт, обнажая то самое неидеальное тело окончательно…

Агата переступает через опустившуюся по щиколоткам ткань, чтобы оказаться совсем рядом с Костей. Но последний шаг всё равно делает он.

Одной рукой притягивает к себе, вжимаясь пальцами в талию, другой без церемоний скользит по лобку вниз, чтобы тут же почувствовать горячую влажность…

Костя горбится, приближает свое лицо к лицу Агаты. Она приветливо раскрывает губы, с силой впиваясь пальцами в Костину шею. Стонет в них, чувствуя, что Костя двигает рукой внизу… Закрывает глаза, чтобы ощущать острей…

— Макс спит?

Судорожно кивает в ответ на вопрос, скользит носом по Костиной скуле, с жадностью втягивая его запах.

Костя всё понимает без слов. Костя не будет шутить и ёрничать сейчас. Он осознает, зачем Агата пришла. Всё будет. Но ей хочется, чтобы было по-особенному откровенно. Поэтому она высовывает язык, чтобы собрать им ещё одну капельку, оставшуюся на мужском виске. Соленую. Пряную.

— Там радионяня…

Агата и сама не сказала бы, почему, но разговаривать ей не хотелось. А если очень