Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера - Том Шон

Помню, как я сказал, что Пол Маккартни тоже левша. Они с Ленноном сидели друг напротив друга в гостиничном номере в Гамбурге и играли одинаковые гитарные аккорды. И казалось, будто каждый из них смотрит в зеркало».

«Кстати, – говорит Нолан. – У меня для вас вопрос. Вернее, всего одно слово. Декстрокардия».

До меня не сразу доходит смысл его слов, но, когда я все понимаю, мои внутренности сковывает лед.

«На каждые двенадцать тысяч человек найдется один, у кого сердце расположено справа, а не слева[149], – как бы невзначай продолжает Нолан. – Значит ли это, что ваше решение аннулировано? Вопрос философский. Один к двенадцати тысячам – довольно редкий расклад, признаю».

На несколько секунд меня охватывает жгучая ненависть. Поверить не могу! Он все-таки нашел способ поломать мою «сердечную» разгадку его задачи про лево и право. Неужели Нолан действительно настолько бессердечен, как говорят его критики? Секунды проходят, и я сажусь обратно.

«Мне кажется, все можно свести к общечеловеческому пониманию того, где находится сердце, – отвечаю я. – Вы сами сказали: на самом деле сердце у нас не то чтобы слева, а скорее в центре. Но по сложившейся традиции люди поступят вот так».

Я кладу руку на сердце.

«Я не рассматриваю этот вопрос с точки зрения антропологии, – говорит Нолан. – Для меня это евклидова, математическая задача. Идея с сердцем мне очень понравилась, потому что она привносит в задачу человеческий элемент. Да, у нас с вами сердце находится слева. Но раз мы теперь знаем, что у некоторого (хотя бы и очень маленького) числа людей оно справа, то решение отчасти обесценивается. Мы смотрим на задачу под совершенно новым углом, а именно: как и почему наши гены распределяют органы слева или справа по мере созревания тела?»

«А если уточнить? Я попрошу собеседника положить руку на сердце, но прибавлю: если вы страдаете от декстрокардии, то положите руку на противоположную сторону груди».

Похоже, я его не убедил. «Если разгадке нужны дополнительные пояснения, разве это не обесценивает ее?»

«Отнюдь, – я собираюсь с духом. – Какие были условия задачи? Объяснить словами на английском языке по телефону направления “лево” и “право”. Вы ничего не говорили о том, насколько долгим или многосложным может быть мое объяснение».

Нолан по-прежнему не убежден, но явно чувствует мое раздражение. «Я всегда относился к этой задаче как к абстракции, не пытался перенести ее на реальность. Разговор по телефону я привел просто как условность, чтобы убрать из уравнения материальный мир. Я хочу найти стопроцентно абстрактное решение: через один лишь язык, через идеи. Мне ваша разгадка импонирует, она очень изящная. Но, как и в предыдущем варианте с движением планеты, в ней есть моменты, которые меня не устраивают. Пока что все решения, которые мы с вами нащупали, опираются на внешние материальные факторы из реального мира. Особенности тела и планет. Но в математическом, абстрактном измерении мы так и не смогли различить лево и право, и меня это по-прежнему увлекает. Вы меня понимаете?»

«Но как же реальный мир? – говорю я почти с обидой. – Ведь там все и происходит».

«Попробуйте взглянуть на задачу иначе. Ваш собеседник на другом конце провода – искусственный интеллект. Как объяснить ему понятия “лево” и “право”?»

Я снова в тупике. А еще меня терзает подозрение, что Нолан изменил условия задачи, хотя ее текущая формулировка (объяснить лево и право искусственному интеллекту) намного ближе классической версии «Задачи Озма», в которой Мартин Гарднер представлял себе общение с инопланетянами. Я так и не решаюсь обратиться к методу Цзяньсун Ву с ее атомами кобальта-60, кружащимися в вакуумных колбах при очень низких температурах. Я даже не знаю, где можно добыть атомы кобальта-60, а раскрутив вакуумные колбы, я с большой вероятностью получу ими по носу. Я возвращаюсь в Нью-Йорк и продолжаю работу над данной книгой; но все это время я беспрестанно ищу рабочую теорию, способную объяснить различие между понятиями «лево» и «право». Моей дочери исполняется шесть лет. Похоже, она думает, что я только и занимаюсь этой книгой, что моя основная работа – писать про Кристофера Нолана. Когда-нибудь ее, возможно, спросят, чем занимается ее папа, и она ответит: «Он пишет про Кристофера Нолана».

Как-то раз она садится ко мне на колени.

«Кристофер Нолан, бла-бла-бла…» – говорит она и притворяется, что набирает слова на моей клавиатуре.

Я ей показываю, как набирать текст так, чтобы он на самом деле появился на экране.

Кристофер Нолан, бла-бла-бла…

«А еще можно сделать вот так», – говорю я и многократно копирую слова «бла-бла-бла». Они тянутся в бесконечность, двигаясь слева направо, пока не сползают на новую строку.

Кристофер Нолан, бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла…

Я продолжаю копировать. Будто бы по своей воле стена текста расползается по экрану, слева направо, слева направо, снова и снова, как фраза «только работа никакого безделья бедняга Джек не знает веселья» из фильма «Сияние».

бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла… бла-бла-бла…

И тут я останавливаюсь.

Решение пришло ко мне. Оно потребует примечаний. Оно не сработает на андроидах, искусственном интеллекте и инопланетном разуме. Но на читателях этой книги оно сработает стопроцентно. Пару недель спустя мне выдается случай задать Нолану пару уточняющих вопросов по телефону, и в самом конце разговора я говорю ему: «У меня есть новое решение задачи про лево и право. Правда, к нему потребуется примечание».

«Окей», – отвечает он.

Я излагаю свое решение.

«Солидное получается примечание», – говорит он, дослушав до конца.

«Я так и сказал».

«Пожалуй, решение с сердцем мне нравится больше».

Мне тоже. И все же вот мой предложенный ему вариант, с примечанием.

Я предложу собеседнику взять в руки эту книгу и прочитать первое предложение: «Человек просыпается в совершенно темной комнате. Не разглядеть даже руку, которую он подносит к своему лицу». И я скажу: «Ваш взгляд только что совершил движение слева направо»[150].

Благодарности

Прежде всего я хочу поблагодарить самого Кристофера Нолана за уделенное мне время, великодушие и дух сотворчества; Эмму Томас – за обратную связь; моих редакторов Уолтера Донахью и Викки Уилсон – за их зоркий глаз и чуткий слух; моего агента Эмму Перри – за консультации; Энди Томпсона – за железные нервы и помощь в поиске иллюстраций; Кейт Шон – за то, что три года жила бок о бок с фанатиком Нолана; и мою дочь Джульетту, которой я посвящаю эту книгу. Также спасибо Ники Махмуди, Джессике Кеплер, Ли Смиту, Дженет Райтман, Николасу Танису, Нату ДеВольфу,