Нашествие хазар (в 2х книгах) - Владимир Афиногенов

Указ Никиты Орифы не собираться больше трёх и выручил чернобородого, — иначе толпа бы изловила и растерзала. Он опрометью кинулся бежать по улице вниз, в сторону набережной, по пути кого-то задел, кажется, сшиб, — сзади заорали, засвистели. Но Дубыня, как олень, высоко поднимая ноги, мчался не оглядываясь.

Миновал квартал, другой, свернул в тёмную тихую улочку, перемахнул через какую-то глиняную стену и выскочил на городское кладбище. Каменные надгробия увидел. Только тут пришёл в себя, схоронившись за купы склонённых до земли деревьев. Прислушался. Погони не было… Отдышался.

«Хорошо, что кинжал простой с собой взял… Без метки, — подумал. — Вот свершилось… Знать, суждено всё-таки этому охраннику от наших рук погибнуть… В тот раз хотели. Да пожалели… Жил, если б не полез с дротиком… Дурак!»

«Здесь, на могилах, придётся дождаться полной темноты, потом прокрасться в предместье святого Мамы, а утречком, поранее, взнуздать лошадь и отправиться к одноногому Оресту… Может быть, какие вести есть. А нет, поживу пока у него, за городом».

Дубыня рассказал хозяину таверны «Сорока двух мучеников» всё как есть, и, принимая на всякий случай меры предосторожности, Орест определил русского язычника на постой в конюшню, строго наказав ему не шляться без надобности возле питейного заведения. Теперь Дубыня помогал рослому рыжему греку Светонию чистить лошадей, чинить сбрую да слушать его рассказы о том, как тот, будучи ещё юнцом, сражался в «доблестных», по его выражению, рядах Фомы Славянина против незаконно взошедшего на престол Михаила II. Светоний называл деда теперешнего василевса коротким словом «свинья». И на недоуменный вопрос Дубыни, отвечал:

— А как же… Ведь они с императором Львом друзьями были, не раз Лев Михаила сажал за стол рядом с собой, а тот захотел на стол сесть… И сел… С грязными ногами… Свинья! А потом стал давить простой народ, как крестьянин виноград на вино…

Только не сок выходил из простого человека, а кровь… Поэтому народ и взял в руки оружие и пошёл против этого борова… Я видел его, когда нас в застенках после разгрома пытали… Заходил он повидать Фому. Здоровый, выше меня на голову, а я, как видишь, не малого роста… Зажирел — свиной боров и есть.

— Послушай, Светоний, ты его ругаешь, а одноногий его хвалит. Как же так?! Ты бы поостерегся…

— А, ничего, — махнул рукой рыжий грек. — Здесь, в таверне, всё можно… Тут у нас как в Содоме и Гоморре, — каждой твари по паре… У всяк человека своё прошлое, и мы это прошлое уважаем… Вот и тебя приютили, хотя и язычник, к тому же, мне Орест говорил, ты охранника Пустого Медного Быка порешил. И хорошо сделал… Эту Медную Скотину в Константинополе все ненавидят… Жестокий гнусный негодяй! А то, что ты говоришь, будто Орест хвалит Михаила Второго, так это и понятно — он же под его началом воевал, а позже против арабов — под знамёнами аморийской династии, основателем которой являлся тот же Михаил Второй. Хозяин под Аморием и ногу потерял…

— В своё время он нам об этом рассказывал.

— А нам в восстании наоборот арабы помогали. — И, видя удивлённое лицо Дубыни, продолжил: — Среди восставших павликиане были, ну это те же христиане, только шиворот-навыворот… Об их вере не буду рассказывать, всё равно ничего ты не поймёшь… У павликиан столица находилась в Тефрике на землях агарян, которые и стали помогать соседям… А следовательно и нам.

— Да, брат, всё так закручено, как и у нас на Руси… Народы одних корней колотят друг друга, а разных — дружат… Вот, к примеру, древляне, племена у нас такие есть, всегда ходили войною на полян, родственных им, а дружили с хазарами…

Да случилась беда — погорели, пришли в Киев, и князья их приняли… Вместе под Константинополь ходили…

— Молодцы вы, русы! — похвалил Светоний. — Дали просраться внуку свиного борова. И этот хорош… Внук-то! Дебошир и пьяница.

И поистине, заведение Ореста — вертеп… Дубыня видел тут и монахов Студийского монастыря, и легаториев Никиты Орифы, и священнослужителей истинного православия… А по вечерам происходили в таверне жестокие драки, после чего оставались в овраге изувеченные трупы… Насмотрелся здесь Дубыня на жизнь весёлую! Чуть сам трупом не стал… Если б не Светоний…

В то время вокруг Константинополя располагалось множество озёр, одни — с пресной водой, другие — с солоноватой. От пресных тянулись водопроводы, построенные ещё Константином Великим и надёжно подающие питье жителям города вот уже почти пять столетий.

Неподалёку от таверны тоже находилось озеро, но вода в нём годилась только для купания животных, так как была слегка подсоленной. Орест установил для своих работников порядок — один раз в три дня гонять лошадей к этому озеру и вихоткой из приозёрной травы чистить их до «блеска». Она густо росла на одной стороне, а на другой высились густые деревья. Их нижние толстые сучья почти стелились над водной гладью.

Обычно лошадей чистили возле густорастущей травы, а тут Дубыня решил перегнать хозяйского и своего подальше. За язычником, недовольно бурча себе под нос, последовал и Светоний. Но стал купать лошадь в шагах десяти от язычника-руса.

Грек так усердно скрёб тело животного тугим пучком, уносясь мыслями далеко от этих мест, на свою родину, что даже не сразу понял, что произошло, услышав призывный крик Дубыни… Поднял голову и увидел, как язычник, барахтаясь в воде, пытается удержать руку с ножом совсем незнакомого, почти голого человека.

Светоний поспешил на выручку и вовремя, потому что Дубыня оступился, а напавший на него человек, судя по его мускулам и росту, обладал большой силой. Он уже занёс для удара нож, но подоспевший грек сзади схватил его согнутой рукой за шею и сдавил так, что у того хрустнули шейные позвонки. Нож выскользнул и упал на дно, — здесь было мелко; нож они достали и, глядя на плавающее мёртвое тело, стали гадать, кто этот человек, который хотел убить Дубыню?…

— Я подвёл коня близко к берегу, вон под те толстые сучья. Он и прыгнул с них мне на голову, видимо, думал под прикрытием густой листвы незаметно нанести ножом удар, но промахнулся… Тут я закричал. И спасибо тебе, Светоний, что пришёл на помощь.

— То, что его подослали, ясное дело. А кто подослал?…

— Может, Пустой Медный Бык?

— Не говори чепухи… Если б тебя выследили, он пришёл бы с легаториями в таверну, скрутили бы тебе руки и отправили в тюрьму… По закону. Будь теперь впредь осмотрительнее.

Когда Светоний и Дубыня рассказали о случившемся одноногому, он решил здраво:

— Отныне на озеро будет гонять лошадей один Светоний, а ты и носа не показывай из конюшни и жди вестей… Они скоро будут.

Орест как в воду глядел: рано утром в таверну пришёл негус Джам и передал, что посольство в Тефрику отправляется через три дня. Дубыне надо выехать сегодня же: загодя предупредить обитателей монастыря Полихрон, чтобы они приготовились к встрече высоких гостей. Среди них, сказал Джам, будет и регионарх Иктинос или попросту Медная Скотина…

Джам отправился назад, а Дубыня с радостью отметил: «Как хорошо, что я порешил легатория… А если б Пустой Медный Бык взял его с собой, будь он жив?… Нам бы с Доброславом туго пришлось!»

Собирая в дорогу Дубыню, Орест сказал:

— Я бы тебя одного отпустил… Мы с Доброславом так и договаривались: объяснил бы, как лучше доехать до горы Олимп, где стоит монастырь, и — с Богом!.. Но обстоятельства изменились — одного отсылать, значит, на верную смерть… Кто-то тебя непременно хочет убить… Поэтому поедешь со Светонием. Он раз выручил, авось поможет и ещё…

— Благодарю, Орест! Твоей доброты мы с Доброславом не забудем.

— Благодарите себя, что вы — славяне… Помнишь, я говорил вам, что всегда уважал славян за храбрость и бескорыстие: бывало, они делились со мной последним куском хлеба, а в сражении никогда не прятались за чужие спины… Светоний! — позвал одноногий ветеран грека. — Возьми гнедого. Проводишь Дубыню до самого монастыря Полихрон и передай мой привет монаху Леонтию. Да глядите в пути в оба!..

— Хорошо, хозяин, — с готовностью ответствовал конюх.

К полудню язычник и грек находились уже далеко от таверны «Сорока двух мучеников», и Дубыня мысленно ещё раз поблагодарил Ореста за его отзывчивое сердце.

Дорога шла меж невысоких холмов, густо поросших кустами вечнозелёного маквиса[189] высотой в пять-шесть локтей. Ярко светило солнце, не дул даже слабый ветерок, было жарко и душно, на небе строго застыли белые стаи облаков, и птицы схоронились в листве и не издавали ни звука…

За очередным поворотом всадники увидели небольшой хвойный лес и, не сговариваясь, направились к нему, чтобы перекусить там и дать отдых лошадям. На поляне под песчаным обрывом грек и рус узрели родник, старательно огороженный камнями, соскочили с седел, стреножили коней. Дубыня расстелил на траве япончицу[190].