Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

Я воспринимал тревогу, пожалуй, даже острее учителя боя, будучи открыт для мира, который, не стесняясь, перегружал на меня свои заботы. А Оружейник лишь говорил, качая головой и глядя в залитое хмурыми слезами окно:

— Осень нынче разыгралась, совсем с ума сводит, — он вел пальцем по стеклу, проделывая тот же путь, что и капля, скользнувшая по окну с внешней стороны. — Ты чувствуешь, Демиан? Осень сама больна собой и заразила все вокруг?

— Чувствую, — соглашался я и вставал, подходил к окну, коснувшись мимолетом пыльного щита, висевшего на стене, ощущая на мгновение чужую боль и тяжелый удар, пришедшийся на плечо. Отрезвленный, избавившийся от плена сказанных слов, я приближался к Оружейнику и становился рядом, глядя, как крупные капли сыплются на камни города. Этот нескончаемый осенний дождь давно изменил Форт, сделав его печальным и серым. Желтый камень, набравший в себя осенних капель, стал темным, серовато-коричневым. Казалось, город нахмурился, вспоминая что-то, и мне чудилось, я знаю о его мыслях. Город, который так любил тепло и ненавидел ледяную влагу, опустошившую и уничтожившую саму суть существования Форта — его людей.

Теперь город, посерев от воспоминаний, дремал. Он болел прошлым, и мы, заточенные в его стенах, болели вместе с ним. Понимая всю бесполезность такого время препровождения, я клал руку на плечо Оружейника и предлагал:

— Пойдем, потанцуем?

— Потанцуем, — Оружейник потягивался и с надеждой смотрел на меня. Потом добавлял: — Твой меч еще не готов, а движение не идет на пользу твоему едва оправившемуся от болезни телу.

— Я знаю, — соглашался я и чувствовал накатывающую волнами усталость. Но нет, я уже спал сегодня, уснув после прихода Мастера, встретив серый, едва отличимый от ночи восход. Потому я не мог позволить себе вновь поддаться усталости. — Я знаю, — повторял я, — но не могу сидеть на месте. Я теряю смысл жизни. Пойдем, потанцуем.

— Ты такой же как я, — пожимал плечами Оружейник.

— Нет, смысл не в бое, — я улыбался ему. — Важно движение. Завтра оно будет другим. Когда я смогу себе это позволить.

Мы спускались по ступеням в просторную залу, где воздух был свеж и влажен, а пол скользил под ногами. Я скидывал подбитый мехом жилет и брал в руки меч Мастера. Мы вырисовывали танец поединка, шагая вместе с Оружейником вдоль края пропасти, за которой была пустота.

Мы никогда не позволим себе шагнуть туда.

Мы никогда не столкнем друг друга с ее края.

Но рано или поздно время качнет чаши весов, и мы сорвемся.

Тогда мы будем падать по одиночке, и соперничество останется позади.

Навсегда…

Я устал от бессмысленных слов,Я устал от несделанных дел…Мои мысли терзает вопрос:То ли это, чего я хотел?

То ли это, о чем я мечтал,Детским взглядом скользя по Судьбе?Или то, что я видел во сне,Темной ночью, блуждая меж скал.

Эти камни глядят на меняОстрым глазом осколков обид.Из построенных нами зеркалМанит пропастью грез лабиринт.

Ранят острые боли ростки,Безразличье людей на пути.Холод ночи и выпавший снег.Тусклый свет — там далекий ночлег.

Я стоял на застывших слезахТех, кто счастье свое отыскал.Я погиб в бесполезных делах.То ли это, о чем я мечтал?

Глава 15. Дорогой мертвых

На равнине бушевала поздняя осень. Я подошел к окну и распахнул его, впустив в душное тепло комнаты порыв ледяного северного ветра, несущего хмурое горное величие. В нем мне почудился легкий запах моря и колкие капли соленых брызг, но то были лишь мокрый снег, который бился в потоках неустойчивого, изменчивого ветра, да моя разыгравшаяся фантазия.

Я задохнулся на секунду от холода, ворвавшегося сквозь оконный проем, но не отступил. В камине в этот раз сгорело слишком много дров, и мне хотелось хоть немного проветрить помещение. Вся беда состояла в том, что вода, текущая вдоль каминных труб, с приходом холодов начала остывать и, чтобы прибавить ей тепла, нужно было хорошенько раскалить дымоход. Мастер сказал, что с первым снегом проще будет ходить в нижние бани, стоящие над горячими ключами, но туда мне путь был заказан. Я все еще избегал любых встреч с Северным и людьми, которых видел рядом с ним, и опасался публичных мест.

С моим возвращением из неизвестности многое изменилось. В первую очередь, изменилось отношение людей. Мне никто так и не поверил, все поголовно, даже Оружейник, считали, что я пытался бежать. Впрочем, у учителя боя всегда был свой собственный взгляд на происходящее, и он всякий раз напоминал мне, что Северный никогда не смирится с моим триумфом. Он был прав: каждый раз, случайно сталкиваясь с магом дня, я чувствовал на себе неприязненные, порою злые взгляды, и зачастую мне начинало казаться, что мне вот-вот нанесут удар промеж лопаток. Предательский удар, который оборвет мою жизнь. Впрочем, не скажу, что это ожидание перерастало в манию.

Кардинальные изменения произошли во мне самом. Помимо кошмара во мне поселилось странное, ни с чем несравнимое чувство, словно бы я был мертв и вдруг воскрес. Меня не было в этом мире, не было памяти о прошедшем времени, физическое тело не носило никаких его отпечатков. Именно из-за этого я теперь смотрел вокруг по иному. Люди и дома, поля, которые разворачивались передо мной по утрам, когда я поднимался на высокие внешние стены Форта, лес, едва угадывающейся полоской, лежащий на горизонте, горы, зачастую скрывающиеся за призрачной дымкой облаков… Теперь все это было для меня неповторимым и непредсказуемым, будто я смотрел на них впервые или в последний раз.

Вечерами, когда мощный северный ветер разгонял тучи и открывал на несколько часов ставшее таким холодным с приходом осени небо, я всегда был на стене, чтобы насладиться ощущением, которого раньше не знал. Запрокинув голову, я до боли в шее смотрел и запоминал. Грудь моя наполнялась непонятным трепетом, пустотой, словно я падал куда-то. Это было прекрасно и страшно одновременно…

Я облокотился на уже мокрый от косых потоков дождя подоконник и закурил, глядя вниз, где далеко подо мной бились в стекло луж крупные капли дождя. Все чаще казалось, что именно так город должен был выглядеть после того, как отступило Льдистое море. Не хватало лишь резкого запаха гниющих водорослей, мертвой рыбы, да белых подтеков соли, подсыхающих на высоких стенах. Запах водорослей вполне заменял тяжелый дух мокрого мха, который селился в стыках между камнями, куда ветер нагнал за долгие годы пыли, ставшей землей.