Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

Что есть вера? Оправдана ли она в нашем жестоком, холодным ко всему мире? Способна ли она сделать его чуть внимательнее? Чуть теплее?

Да! — скажете вы, и это хорошо. Возможно, если бы все мы разом уверовали в подобную возможность, то драконы не смогли бы противостоять нашему убеждению. У них просто не осталось бы другого выбора…

Из рассуждений о мотивации дракона.

Глава 14. Осень

Много недель подряд мне снится один и тот же сон.

Меня окружает сероватый от недостатка света полупрозрачный туман. Я неподвижно стою в этом сумраке перед стеной. На самом деле это не стена в привычном понимании этого слова. Не сооружение, а преграда, подобная затуманенному стеклу.

Я не испытываю страха, оказавшись совершенно один в чужом, незнакомом мне месте, полном неведомых опасностей. Мне чудится, будто я был здесь всегда. Будто всю свою жизнь бродил в этом плотном, влажном, не имеющем начала и конца тумане; я дышал отравленной мельчайшей взвесью капель влагой, которая мутила мои мысли и притупляла желания. Но я помнил и другую свою жизнь. Во сне она казалась странной, бесцельной и бессмысленной, куда менее реальной, чем мир серой мглы. Все поступки, которые я так охотно совершал в прошлой жизни, казались никчемными и ошибочными.

Здесь не было физического действия для обыденных задач, и можно было только бродить в однообразном сумраке, что являлось самим смыслом бытия. Бродить, пока ты сам не станешь серым туманом, пока не рассыплешься мириадой ярких мыслей, которые уже через мгновение утратят свой цвет.

Мне скучно от того, что здесь нет действия, и я, привыкший к движению, могу лишь плыть в однообразном, не имеющем плотности воздухе, не видя ничего, кроме серого безликого мира вокруг. Тогда, влекомый остывающим любопытством, я обращаю свое внимание на мутную стену — единственную нерешенную в этом мире загадку.

Я подхожу ближе и тру ее ребром ладони, желая увидеть то, что прячет мутная поверхность. За спиной раздается неожиданный шепоток. До этого момента я никого не встречал в белесом сумраке, но теперь уверен, что те, кто шепчутся у меня за спиной, тоже всегда были здесь.

Шорохи заставляют настороженно озираться по сторонам, но я не знаю, чего от них ожидать. Пробуждается все нарастающий страх, и я уже боюсь оглянуться; вжимаю голову в плечи и задерживаю дыхание, думая, что меня не заметят, если я стану совсем маленьким и неслышным.

Я испытываю леденящий душу холод, но проснуться не могу, потому что во сне верю: все по-настоящему, все реально. Так и должно быть. Нет даже догадок, воспоминаний о том, что происходящее может быть сном, порожденным разбушевавшимся разумом.

Я все тру стену, старательно, отчаянно, словно пытаюсь отмыть запыленное стекло, и мне кажется, что дымка, застилающая его, начинает редеть.

Кто-то за моей спиной движется, угрожающе сопит над ухом, но не тепло — лишь пронзительный и смертельный холод касается моего затылка. Я смотрю на свои руки и вижу тонкие костлявые кисти, обтянутые желтой, высохшей кожей.

За стеной проступает величественный силуэт Форта, искаженный разделяющим нас расстоянием, а по поверхности от того места, где я касался преграды рукой, с приглушенным хрустом разбегаются во все стороны ветвистые трещины. Уши мои закладывает от неимоверного перепада давления, стена разлетается с тонким жалобным стоном. Тысячи осколков врываются в поля; кажется, что два времени сливаются воедино, потому что начавшие было свое падение осколки замирают на мгновение, плывут, остановленные неведомой мне гигантской силой. Я зажимаю уши, из которых по пальцам течет кровь, зажмуриваюсь от нестерпимой боли в висках, а когда открываю вновь глаза, вижу, как осыпаются колкие кристаллы, падают между стеблями травы, укрывая землю предательским сверкающим великолепием. За стеной вовсе не сумерки, в небе ярко светит солнце, но я, стоящий на границе двух миров, не чувствую его тепла, лишь яростный свет режет глаза, заставляя щуриться от игры лучей в многогранных осколках, лежащих на земле.

Но я знаю, что стоит наступить на ослепительные стекла, и они пронзят тебя насквозь — человеку нет хода по хрустящему ковру.

Полный предчувствия, я медленно поворачиваю голову. Из туманного влажного холода за моей спиной выскальзывают не имеющие четких очертаний тени. Их радостный шепот наполняет мое сознание, но я не разбираю их языка и отступаю назад, заставляя голоса в моей голове умолкнуть.

Призраки проносятся мимо, их так много, что мне кажется, по обе стороны от меня течет бесплотная серая масса. Их движения бесшумны, но уже через мгновение вой рвет голову на части страшным, подминающим под себя человеческий разум криком. Этот вой трубит о победе…

Я вновь нахожусь в полной темноте библиотеки, мои подрагивающие руки лежат на шероховатой бумаге книги и кажутся совсем белыми, будто вылепленными из снега.

Я зажимаю ладони ушами и падаю, но ударяюсь головой о край стола…

И лишь тогда сон отпускает меня, наградив острой головной болью, которая, впрочем, довольно быстро утихает…

Прошло уже больше месяца с тех пор, как Северный покрыл мою спину и плечи тонкими рубцами, но здоровье мое лишь ухудшалось. Во многом виной тому становился этот кошмарный, полный ужаса и холода сон, из-за которого я вовсе перестал спать. Бодрствование выматывало, искажало мысли и их восприятие, лишало сил и эмоций.

Со временем пришло воспоминание об еще одном давнишнем сновидений, которое стало той каплей, которая вполне могла свести человека с ума…

Рассыпающийся ржавчиной лайнер, брошенный волной на берег, и сгоревшие тела погибших людей.

Теперь я многое знал о фантомах. Маленькая книжечка с таким громким названием «Природа материи» на самом деле раскрыла мне все, что было известно о проникновении обрывков времени в наш мир, но это вряд ли можно было назвать пониманием. Как вообще человек может постичь время?

За прошедшие недели я очень хорошо научился сравнивать. Я часто спускался в библиотеку с Рене и читал, читал, пытаясь увериться, что все мои видения все же призраки прошлого, но не находил в книгах ни подтверждения, ни опровержения этого.

Мастер, видя, что отдых не идет мне на пользу, то и дело начинал напирать, но я упорно молчал о том, что происходит, и, натыкаясь на стену моего отрицания, маг всякий раз покорно отступался. Мне было его даже немного жаль. Он, владеющий огромной силой, мог с легкостью пробиться сквозь мое упорство, нарушить границу, которую решил не пересекать, и узнать все. Он был властен, но не мог воспользоваться правом сильного, потому что не позволял себе этого. Я ценил эту непонятную заботу, которая, на самом деле, вовсе не была в моих интересах. Порою, очнувшись после очередного кошмара, которому все же удалось настигнуть мое уставшее сознание, я мечтал о том, чтобы маг узнал все, но произнести это вслух не мог. Меня держало не упрямство человека, а некая неявная сила, которая была выше моих желаний и стремлений, выше знаний Мастера. И я молчал, ища ответы, выискивая подтверждение или опровержение. Ища выход для себя и для мира, над которым призраком висело предчувствие беды. Что-то ощущалось в самом воздухе, и с каждым днем тревога лишь возрастала, но никто кроме меня и, кажется, Оружейника не чувствовал ее.