Черное копье - Ник Перумов

На рассвете восьмого дня (июль был на исходе, по календарю хоббита наступило уже двадцать шестое число) Малыш, влезший ранним утром на дерево, увидел впереди невысокую горную цепь.

Собственно говоря, они и так всё это время пробирались лесистыми горами, невысокими, сильно сглаженными временем, однако эти горы скорее напоминали холмы. Впереди же из зелёного лесного моря во многих местах выдавались серые скальные клыки; невысокий хребет протянулся с запада на восток, преграждая дорогу. Гномы заметно приободрились. На недоуменный вопрос хоббита Малыш ответил, что в горах всегда есть шанс встретить если не сородичей, то по крайней мере их старые выработки. Вдаваться в подробности он отказался – лишь настаивал на ещё большем сокращении привалов.

След Вождя вел их прямо к заметной даже отсюда глубокой и широкой седловине между двумя массивными горами, расползшимися подобно хорошо пропечённым караваям. Их острые скалистые вершины почему-то особенно привлекали внимание Торина и Малыша, которые ожидали некоего таинственного, одним им ведомого, знака. Фолко, справедливо почитая себя не менее зорким, тоже старался как мог, но его взорам открывался лишь сглаженный вековой работой воды и ветра скальный профиль, хаотическое нагромождение всё ещё заострённых каменных пиков.

Тридцатого июля гномы резко свернули со следа, и только тогда хоббит смог добиться от них вразумительных объяснений.

– В этой горе должен быть гномий путь, – сказал Торин. – Там, на высоте, есть знаки, тебе, да и другим смертным и бессмертным, невидимые. Они гласят: дорога идёт в дальний обход, вокруг горы; но можно пройти коротким путем. Теперь понял? Можно опередить Олмера!

Сердце хоббита забилось с такой частотой, что, казалось, в груди у него взялся за работу добрый десяток старательных молотобойцев.

Второго августа, тёплым росным утром, они вышли к тщательно замаскированной узкой щели, куда с трудом мог протиснуться даже Фолко, да и то сняв с себя все доспехи.

– Да, давно не чистили здесь… – озабоченно проговорил Торин. – Камень плывёт… Фолко! Ищи – на уровне груди там должен быть правильный выпуклый семиугольник!

– Легко сказать… – сдавленно пропыхтел с трудом разворачивающийся в каменной тесноте хоббит.

Его пальцы судорожно шарили по шершавым гранитным стенам, явно никогда не знавшим прикосновения резца или шлифовального бруска.

– Нет здесь ничего! – с досадой бросил он ожидавшим его в тревожном нетерпении гномам.

– Посмотри повыше! – подсказал Малыш. – На уровне нашей груди, а не твоей!

Ругнувшись про себя, Фолко с трудом повернулся на месте и вновь принялся ощупывать камень. Когда его пальцы внезапно коснулись ласкающей глади отполированного семиугольника, всеобщему ликованию не было конца.

– Дави теперь! – скомандовал Торин. – Только изо всех сил!

Каменные плиты разошлись с глухим рокотом; давным-давно заброшенный механизм работы подземных мастеров по-прежнему оставался безотказным. Взорам открылся широкий – телега проедет – и прямой тоннель. Наскоро приготовив факелы, друзья двинулись внутрь.

Путь через каменные толщи оказался вовсе не утомителен; пол был ровен, нужды блуждать не было; время от времени к тоннелю примыкали боковые узкие коридорчики, но главный тракт шёл напрямик, никуда не сворачивая и не раздваиваясь.

– Кто жил здесь раньше? – спросил Фолко у Малыша.

– Это дело рук Восьмого колена, – ответил Маленький Гном. – Праотцов у нас, тангаров, как ты знаешь, было семь – их сотворил сам великий Ауле. Восьмым же коленом у нас называют странное племя изгоев – не нынешних рангторов, а тех, кто ушёл из родов ещё до Затопления Белерианда, когда кипели знаменитые войны Предначальной Эпохи. Те, кто положил начало Восьмому колену, не захотели присоединиться ни к эльфам Нолдора, ни к людям Эдайна. Они ушли на восток и начали создавать собственное царство – но потерпели неудачу. Отчего и почему – толком не знает никто из моих сородичей. Мрак забвения покрыл оставшиеся безвестными гробницы. Восьмое колено сошло во тьму, и, как протекли их последние часы, мы не знаем до сих пор. Однако затем, во дни Второй Эпохи, мы, гномы Запада, расселились по всему Средиземью – и было найдено несколько заброшенных крепостей работы давно забытых нами изгоев. Это – одна из них, небольшая, скорее передовой форт над глубокими рудниками. Если мы поднажмём и проведём в седле весь нынешний день и всю ночь – мы сильно опередим Олмера на выходе из ущелья.

Друзья не жалели ни себя, ни коней – счастье, что низкорослые хазгские лошадки оказались на диво выносливы. Фолко скакал, думая лишь об одном – как бы ненароком не повредил ногу его конёк. Подгорная тьма утратила власть над хоббитом, больше она не казалась вместилищем таинственных бесплотных существ – это была просто темнота, досадная помеха, мешающая видеть.

К выходу они добрались полумёртвыми от усталости. Выбились из сил и кони, и всадники. Фолко рухнул как подкошенный, едва они оказались на зелёной траве, под чистым утренним небом, по которому неспешно разливалась изумительная заря. В другое время хоббит застыл бы с открытым ртом, глядя на роскошную игру чистейших красок, но сейчас всё его внимание приковывал серый браслет. Над ухом сопели гномы.

Они не ошиблись. Огненная стрелка ожила – её остриё указывало на север. Олмера они опередили, и теперь оставалась самая малость – дотянуться до его горла остриём стрелы, меча, ножа или топора…

Они засели в самом узком месте ущелья. Его устье сдавливали два высоких обрывистых утеса, поверху заросшие елями. Выбрали левый – шагах в трёхстах, где лес кончался, упираясь в голую скальную стену, зоркий Малыш углядел чёрное отверстие входа в какую-то пещеру.

– Глубокая, – с довольным видом доложил Маленький Гном, сходив на разведку, пока Торин и Фолко укладывали на краю обрыва камни поувесистее – не прибить, но хоть расстроить строй охранников Вождя.

Ничего нет хуже ожидания. Фолко не мог ни лежать, ни сидеть, в отличие от его несравненно более выдержанных спутников; ему постоянно приходилось бороться со своим буйным воображением, рисовавшим ему вид их безжизненных, изрубленных тел после возможной неудачи. Браслет Чёрных гномов уже не был ему нужен – приближение Вождя он ощущал всем своим существом, подобно тому, как чувствуется жар, исходящий от хорошо натопленной печи. На них двигалась Сила! От её поступи не дрожали горы и не сдвигались речные русла, но она в этом и не нуждалась. Она не выставляла напоказ своё могущество, приберегая его до того часа, когда обрушится войной на всех, кто не то что выступит против, а даже просто решит остаться в стороне. Фолко чувствовал голод этой Силы, и пищей её могла быть одна только власть!