Кто поставил Горбачева? - Александр Островский

Таким образом, в последних числах февраля – начале марта с благословения КГБ СССР, а может быть, администрации США и Трехсторонней комиссии между М. С. Горбачевым и А. А. Громыко был заключен союз. Михаил Сергеевич был настолько уверен в его прочности, что дал понять о нем в одном из разговоров с Е.И. Чазовым.

«Однажды, когда зашел разговор о позиции, которую может при выборе Генерального секретаря занять А. Громыко, скептически относившийся к Горбачеву, – пишет Е. И. Чазов, – Михаил Сергеевич заметил, что у него есть возможность договориться»[2710].

Это означает, что в конце февраля – начале марта М.С. Горбачев встречался с главным кремлевским врачом. И они обсуждали с ним не только состояние здоровья К.У. Черненко, но и вопрос о возможном его преемнике.

Интересно, что 28 февраля издававшая в Париже «Русская мысль» сообщила, что по ее сведениям, A.A. Громыко выбыл из борьбы за кресло генсека, на которое претендуют Гришин, Горбачев и Романов[2711].

Откуда у нее были эти сведения, мы не знаем. Но можно отметить, что главный акционер этой газеты Серафим Николаевич Милорадович не только был масоном[2712], но и находился на службе в ЦРУ[2713]. С ЦРУ была связана и главный редактор этой газеты Ирина Алексеевна Альберти (Иловайская)[2714].

В связи с этим следует иметь в виду, что в Москве в тайну рассмотренных переговоров были посвящены только семь человек: М.С. Горбачев, А, А. Громыко и его сын Анатолий, В.А. Крючков, Е.М. Примаков, В.М. Чебриков и А.Н. Яковлев.

Со временем будет установлено, от кого из этих семи лиц произошла утечка информации.

Хотя негласное соглашение между М.С. Горбачевым и A.A. Громыко имело огромное значение для последующего развития событий, подготовка к выдвижению Михаила Сергеевича на роль партийного лидера не ограничилась этим.

«Переговоры с Громыко были, – утверждал А. Н. Яковлев, – не единственным каналом подготовки к избранию Горбачева. Я знаю, например, что Егор Лигачев встречался в эти дни с ведущими периферийными членами ЦК, убеждая их поддержать Горбачева»[2715].

Касаясь этого эпизода, Е.К. Лигачев заявил: «Я сыграл незаменимую роль в его назначении. И не я один: также Громыко, Соломенцев, Чебриков и Долгих»[2716].

Значение этой деятельности Е. К. Лигачева во многом определялось тем, что за два года с весны 1983 он, как писал В.В. Гришин, расставил «около 70 процентов своих людей, которые готовы были… обеспечить арифметическое большинство при голосовании на пленумах ЦК по любому вопросу»[2717].

Среди тех, кто готов был поддержать М.С. Горбачева, особо следует назвать первого секретаря Свердловского обкома КПСС Бориса Николаевича Ельцина. «Когда Михаил Сергеевич работал в Ставрополье, – вспоминал Б. Н. Ельцин, – а я в Свердловске, мы имели телефонные контакты. А личные – только в Москве, на Пленумах ЦК или сессиях Верховного Совета, но они, к сожалению, были короткими…Когда решалась судьба страны, мы договорились с довольно большой группой первых секретарей обкомов и решили выдвигать только Горбачева»[2718].

«Несколько групп первых секретарей обкомов, – пишет М. С. Горбачев, – посетили меня. Призывали занять твердую позицию и взять на себя обязанности генсека. Одна из таких групп заявила, что у них сложилось организационное ядро и они не намерены больше позволять Политбюро решать подобные вопросы без учета их мнения»[2719].

Особого внимания в этом свидетельстве М.С. Горбачева заслуживают слова о том, что к весне 1985 г. часть секретарей обкомов, стремившихся к переменам, имела «организационное ядро». А поскольку партийная номенклатура лучше, чем кто-нибудь понимала тотальный характер контроля над советским обществом со стороны КГБ, это дает основание думать, что Комитет государственной безопасности имел самое непосредственное отношение к консолидации сторонников перемен среди секретарей обкомов.

«Уже тогда, – писал В.В. Гришин, – фактически сформировалась группа в руководстве партии, которая решила взять власть в свои руки. На мой взгляд, в эту группу вошли Горбачев, Лигачев, Рыжков, а также поддерживавшие их Соломенцев и Чебриков… Самой активной фигурой в этом деле был Лигачев»[2720].

По всей видимости, об этой подготовке стало известно председателю Совета Министров Н. А. Тихонову.

«Как-то незадолго до кончины генсека Черненко, – пишет М.С. Горбачев, – Чебриков, возглавлявший в то время КГБ, поделился со мной содержанием беседы с Тихоновым, пытавшимся убедить его в недопустимости моего избрания на пост Генерального секретаря. Чебрикова поразило, что Тихонов никого, кроме меня, не упоминал, из чего Чебриков сделал вывод, что премьер сам был готов занять кресло генсека[2721].

Глава 4

Как горбачев стал генсеком

Смерть Черненко

В. Легостаев утверждал, что 27 февраля «Горбачев и Лигачев посетили в больнице Черненко»[2722].

Вспоминая этот эпизод, М.С. Горбачев и Е.К. Лигачев не указывают, когда именно он имел место, отмечая лишь, что это было за день до заседания Политбюро[2723]. Д.А. Волкогонов, который имел доступ к протоколам Политбюро, писал, что М.С. Горбачев и Е.К. Лигачев проинформировали высший орган ЦК КПСС о своей встрече с К.У. Черненко 7 марта[2724].

Это дает основание думать, что визит имел место не 27 февраля, а 6 марта.

Почему важна эта датировка?

«Как потом рассказал Лигачев, Черненко выглядел «лучше, чем мы предполагали», обнаружил «ясный ум», намеревался скоро «вырваться» из больницы. То же самое подтверждает и Анна Дмитриевна, регулярно навещавшая мужа».

Из воспоминаний Е.К. Лигачева явствует, что во время этой встречи обсуждался вопрос о подготовке очередного пленума ЦК КПСС[2725], а из воспоминаний М.С. Горбачева, что именно тогда окончательно было принято решение не выносить на него вопрос о научно-техническом прогрессе[2726]. Протокол заседания Политбюро зафиксировал также, что в ходе беседы с К.У. Черненко рассматривался вопрос о подготовке очередного партийного съезда[2727].

Это свидетельствует о том, что хотя в начале марта К.У. Черненко был плох, но еще находился в здравом рассудке и был способен принимать решения.

На следующий день («за три дня» до смерти), видимо, накануне заседания Политбюро он позвонил А. А. Громыко и спросил: «Не следует ли мне самому подать в отставку?» Андрей Андреевич предложил ему не делать этого[2728].

Если верить Д. Мэтлоку, в первых числах марта в Вашингтоне были получены сведения о смерти К.У. Черненко[2729]. Подобные слухи уже периодически появлялись и в СССР[2730], и за границей[2731]. Но если до этого администрация США никак не реагировала на них, на этот раз (8 марта) Д.Мэтлок направил помощнику президента по национальной безопасности записку «о том, что, хотя последние слухи, по-видимому…, не соответствуют истине, все же отнюдь не преждевременно для президента решить, поедет ли он в Москву на похороны, когда придет их черед»[2732].

Это означает, что, по мнению администрации президента, с 8 марта счет событий пошел на дни.

«За несколько дней до смерти, – пишет Е.И. Чазов, – в связи с гипоксией мозга у К. Черненко развилось сумеречное состояние. Мы понимали, что дни его сочтены. Я позвонил Горбачеву и предупредил, что трагическая развязка может наступить в любой момент»[2733].

В. Легостаев, опиравшийся на рассказ жены К.У. Черненко, писал, что Анна Дмитриевна регулярно «навещала мужа в больнице». «Приходила обычно после полудня, к чаю». «После полудня, к чаю» – вероятно, означает полдник, т. е. около 16.00[2734].

Воскресенье 10 марта 1985 г. Е. И. Чазов почти весь день провел у постели генсека. «Утром, – вспоминает он, – в больнице меня по телефону разыскал М. Горбачев. Разговор не клеился, я лишь сказал ему, что вряд ли Черненко переживет этот день»[2735].

По утверждению Е.И. Чазова, «в три часа дня» К.У. Черненко потерял сознание и через несколько часов умер[2736].

Между тем эта версия находится в противоречии с рассказом Анны Дмитриевны о ее последней встрече с мужем. 10 марта она тоже приехала к мужу, но не как обычно, «к чаю», а «в первой половине дня», т. е. до обеда или до 13.00–14.00[2737]. Что же заставило ее изменить сложившийся порядок? Оказывается, в тот день ее «вызвали в больницу»[2738].

Когда она приехала в Кунцево и вошла в палату мужа, то «была поражена обилием врачей и самой сложной медицинской аппаратурой. Все тело умирающего было оплетено проводами и датчиками»[2739].