Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - Вернер Мазер

Болезни, недомогания и лекарства, монотонная жизнь в течение нескольких лет в бункере, однообразная вегетарианская пища, а в последнее время еще и всего два — три часа снав сутки, поражения на фронтах, бомбардировки немецких городов и беспрестанные физические и нервные нагрузки явно сказываются на нем, отравляют его мысли и делают дальнейшую жизнь для него пыткой.

14 мая немцы оставляют Крым. Два дня спустя Гитлер приказывает в середине июня начать ракетный обстрел Британских островов. Его физическое недомогание в эти дни становится все очевиднее. Его мучают боли в желудке. Левая рука уже с весны дрожит сильнее обычного. Морель по-прежнему делает ему инъекции тестовирона (препарат на основе половых гормонов), тонофосфана, глюкозы, кормит экстрактами для стимуляции работы сердца и печени и дает, как и прежде, витаминные таблетки, содержащие первитин и кофеин, а также антигазовые пилюли Кестера. Кроме того, он заставляет Гитлера два-три раза в день дышать чистым кислородом и дает ему право неограниченного приема кардиазола, влияющего на обмен веществ в мозгу и на дыхательный центр. При этом он, вероятно, руководствуется заключением Леляйна, сделанным им в начале марта, что высокое давление крови у Гитлера не имеет патологического характера.

1 января 1944 г. больной и усталый Гитлер заявляет: «1944 год будет иметь тяжелые последствия для всех немцев. Жестокая война в этом году приблизится к критической точке». В ночь с 20 на 21 июля, сразу же после неудачного покушения Штауфенберга, он издает свой часто цитируемый после 1945 г. приказ, в котором, в частности, говорится: «Небольшая кучка бессовестных саботажников совершила покушение на меня и штаб вермахта, чтобы захватить власть в государстве. Провидение помогло предотвратить это преступление». Гитлер остался в живых, но бесследно это для него не прошло. Он чувствует, что неспособен целый день быть на ногах. В его кожу внедрились многочисленные деревянные занозы. Из одних только ног их было извлечено более ста. На лице имеются легкие порезы. На лбу виднеется шрам, на правом локте и кисти левой руки кровоподтеки. Правая рука вывихнута. Волосы на затылке опалены. Повреждены барабанные перепонки обоих ушей. Ушные проходы кровоточат. Правое ухо некоторое время не слышит, левое слышит очень плохо. Он жалуется на привкус крови во рту, сильные боли в ушах и бессонницу, однако с удивлением констатирует, что произошло «чудо» и нервная дрожь левой руки в результате этого шока почти полностью прошла. Но это улучшение длится недолго. В скором времени не только снованачинается дрожь в левой руке и ноге, но дрожит уже вся левая половина тела. Походка становится шаркающей. Все движения происходят как бы в замедленной съемке. Дрожат веки глаз. Впервые явно проявляются сильные нарушения равновесия. Во время коротких прогулок он то и дело шатается. Начиная с 22 июля лечением его ушей занимается военный врач Эрвин Гизинг. По желанию Гитлера он прижигает края барабанных перепонок без наркоза, массирует их и замечает, что нос пациента, с которым он имеет дело впервые, отличается от нормального. Анатомически он сужен, слизистая оболочка на внутренней перегородке слева во многих местах искривлена, а вблизи корня нос имеет сильное утолщение. Однако, за исключением частого насморка и закупоривания носовых каналов, это никогда не доставляло Гитлеру никаких беспокойств, хотя он постоянно избегал общения с людьми, страдающими насморком.

Ни в коей степени не согласуется с фактами утверждение Тревор-Ропера, что «хотя события 20 июля 1944 г. представляли собой военный, политический и психологический кризис, они лишь в малой степени оказали физическое влияние на жизнь Гитлера».

В сентябре, еще не избавившись от головных болей (особенно в области лба), которые непрерывно мучили Гитлера начиная с августа и с которыми доктор Гизинг боролся с помощью кокаина, он заболевает желтухой. Его кожа и склера окрашиваются в желтый цвет. Моча становится темно-коричневой, в ней отмечается содержание пигмента желчи. По всей видимости, у него в это время имеется заболевание печени. Он жалуется на боли в области желчного пузыря, и Морель прописывает ему галлестол. Гитлер не покидает бункера, и ему повсюду чудится опасность. Головные боли и желтуха ослабляют его, как никогда до того. К этому добавляются еще неприятности с сердцем, зубная боль и заботы о положении на фронтах. 15 апреля союзники высаживаются на Ривьере, 25 августа войска генерала де Голля входят в Париж, к концу месяца немцам приходится оставить Гренобль, Тулон и Марсель. Профессор Гуго Блашке, который лечит Гитлеру зубы начиная с 1933 г., удаляет ему зуб. Зубы у Гитлера очень плохие уже в течение многих лет. Свои собственные немногие пожелтевшие и стершиеся с возрастом зубы перемежаются с коронками, мостами и пломбами. В верхней челюсти девять золотых и фарфоровых зубов: все резцы, оба клыка и три коренных зуба. Они соединены золотым мостом, который крепится штифтами ко второму слева и второму справа резцам.

Из пятнадцати зубов нижней челюсти десять искусственных. В середине месяца, когда союзники 17 сентября высаживаются в Арнхейме и Нимвегене, Гитлер переживает сильный надлом. Сердечный приступ укладывает его в кровать. После 1945 г. Блашке вспоминал: «Когда я вошел, он неподвижно лежал в кровати, но глаза были ясные… Он говорил тихо и только самое необходимое. Я каждый день полоскал ранку. Через пару дней я нашел его сидящим на стуле, а еще через несколько дней он встал».[293]

В сентябре и октябре Гитлеру делают рентгенограмму головы, а 24 сентября электрокардиограмму. ЭКГ показывает не только склеротические изменения в коронарных сосудах, но и нарушенную нервную проводимость и гипертрофию левого желудочка сердца. Имел ли место во время описанного приступа инфаркт, с уверенностью утверждать по результатам ЭКГ нельзя. Однако это очень вероятно.

После изучения кардиограммы, проведенного директором Института исследования сердца в Бад-Наухайме профессором Карлом Вебером, которому Морель переслал ЭКГ, врач может порекомендовать и без того придерживающемуся лежачего режима апатичному Гитлеру только одно: еще больше беречь себя.

Рентгеновские снимки показали наличие воспаления в левой гайморовой полости и левой решетчатой кости, примыкающей к придаточной полости носа. Профессор фон Айкен начинает лечение и снова (как и в октябре 1935 г.) удаляет у него полипыголосовых связок. Гитлер выглядит очень слабым, говорит тихим голосом и, кажется, потерял всякую волю к жизни. Вдобавок ко всему у него начинается воспаление лобных пазух вследствие перенесенной инфекции, он страдает приступами головокружения и обливается холодным потом на своей военной койке, почти ничего не ест, но постоянно хочет пить. Его мучат спазмы желудка. С 28 по 30 сентября он теряет три килограмма веса. На следующий день, 1 октября, когда англичане и американцы подошли к границам рейха, доктор Гизинг проводит его обследование. У Гитлера учащенный слабый пульс. Во время осмотра ему становится плохо и он на короткое время теряет сознание. Гизинг описывал этот случай спустя несколько недель после самоубийства своего пациента следующим образом: «Гитлер откинул одеяло и задрал ночную рубашку, чтобы я мог осмотреть тело… У него был слегка вздут живот. При аускультации был явно заметен метеоризм (скопление газов в кишечнике). Болевых ощущений в животе при нажатии пальцем не чувствовалось. Не было боли и в правой половине верхней части брюшины и в области желчного пузыря. С помощью иглы я проверил рефлексы диафрагмы… которые показались мне очень отчетливо выраженными. Затем я попросил у Гитлера разрешение провести контрольное неврологическое обследование… Он согласился. Я снова накрыл живот ночной рубашкой и откинул одеяло с ног… Аномалий половых органов я не заметил. Рефлексы Бабинского, Гордона, Россолимо и Оппенгейма — отрицательные. Тест Ромберга я не проводил, так как больной лежал в постели… исходя из прежних данных, он, вероятно, также дал бы отрицательный результат. Потом я попросил Гитлера снять рубашку, что он и сделал с помощью моей и Линге. Мне бросилось в глаза, что кожа тела была белого цвета и очень сухая. Даже под мышками не было никаких следов потообразования. Рефлексы трицепса и предплечья были с обеих сторон хорошо выражены, спастические рефлексы верхних конечностей (Лери, Мейера и Вартенберга) — отрицательные. Адиадохокинез не наблюдался. Отсутствовали также прочие симптомы мозжечка. При проверке лицевого рефлекса путем постукивания по околоушной железе возникали легкие сокращения, как при феномене Хвостека. Рефлексы Кернига и Лазега были безусловно негативными, никаких признаков закрепощения шеи. Голова свободно поворачивалась во всех направлениях. В мускулатуре плеча наблюдалась некоторая ригидность при быстрых движениях, сгибаниях и разгибаниях руки… Гитлер следил за этимневрологическим обследованием с большим интересом и затем сказал мне: "…Если не считать излишней нервной возбудимости, то у меня совершенно здоровая нервная система, и я надеюсь, что скоро все пройдет. Спазмы кишечника уже стали меньше. Морелю вчера и позавчера с помощью клизмы из ромашки удалось вызвать стул, а после вас он сделает мне еще одну клизму… Мне в последние три дня почти не хотелось есть, так что кишечник у меня сейчас практически пустой". Линге и я помогли Гитлеру надеть ночную рубашку. Потом Гитлер сказал: "Давайте за разговорами не забывать о лечении. Взгляните еще раз на мой нос и давайте это кокаиновое зелье. Гортань у меня уже стала лучше, но я все еще хриплю". Затем он лег, и я обработал 10-процентным раствором кокаина левую ноздрю. После этого я еще раз осмотрел уши и горло. Спустя несколько секунд Гитлер сказал: "У меня теперь голова такая ясная, и я чувствую себя так хорошо, что скоро уже смогу встать. Я просто ослабел от спазмов в кишечнике и от того, что мало ем". Еще через несколько секунд я заметил, что Гитлер закрыл глаза и порозовевшая перед этим кожа лица вновь стала бледной. Я взял его за руку, чтобы пощупать пульс, который был учащенным, слабого наполнения. Частота пульса составляла примерно 90, но он был, как мне показалось, значительно слабее обычного. Я спросил Гитлера, как он себя чувствует, но не получил ответа. Очевидно, наступил легкий обморок, и Гитлер меня не слышал. Линге направился к двери маленькой комнаты и начал стучать в нее… Должно быть, я оставался наедине с Гитлером всего несколько секунд, потому что, когда Линге вернулся, я все еще обрабатывал кокаином левую ноздрю… Вернувшись, Линге встал у торца кровати и спросил, долго ли мне еще осталось. Очнувшись от своих мыслей, я сказал: "Сейчас закончу". В этот момент лицо Гитлера стало еще бледнее, у него появились легкие судорожные сокращения лицевых мышц и он подтянул обе ноги. Когда Линге увидел это, он сказал: "У фюрера опять спазм кишечника, оставьте его в покое. Сейчас ему надо спать". Затем мы тихонько собрали инструменты и быстро вышли из спальни Гитлера».