Каллиграфия - Юлия Власова

— Уйдем отсюда, — взмолился Спиру, но Люси отчеканила: «Нет».

Основательно потоптавшись по носкам его лакированных туфель, мимо промчалась разнузданная парочка: дама, практически в дезабилье, и ее подвыпивший кавалер, который держался более чем фривольно. Актеону стало невтерпеж:

— Ну, пойдем, а? Люси!

Та лишь презрительно фыркнула. Не для того она тащила их за море, чтобы так просто взять и ретироваться. Гостей этих, она знала, специально потчуют винами и ликерами, потчуют без меры подобно тому, как откармливают свиней на убой. На шее каждой второй барышни сверкают колье и изумруды, пальцы унизаны кольцами из золота и платины. Встряхни любого из стоящих поблизости мужчин — и у него из кармана наверняка выпадет набитый купюрами бумажник. Подобные «вечера» приносили Моррису немалый доход, так что траты на выпивку покрывались с лихвой, и даже оставалось, на что попировать подручным.

Она немного волновалась за себя: Дезастро ее не приглашал, специальных поручений от него не поступало, и очень может статься, что завидя ее, он первым делом размозжит ей голову бутылкой из-под виски.

Актеон пожаловался в третий раз, и то лишь, когда Джулии сделалось дурно.

— Ладно-ладно, горемычные вы мои, — уступила, наконец, помощница. — Не отставайте!

Выносливостью Спиру особенно не отличался, а о стальных мускулах слыхал разве что в рекламе, поэтому вместо того, чтобы взять девушку на руки, он поволочил ее по полу, пятясь, словно рак-отшельник.

Люси целеустремленно шагала по анфиладам комнат и переходов, совершенно не интересуясь, в каких тылах носит Актеона. А тот, утирая рукавом капли пота и ежеминутно переводя дух, выдохся спустя считанные метры. Поэтому если б Джулия вдруг не пришла в сознание, он уложил бы ее возле какой-нибудь пузатой вазы, которые занимали здесь буквально каждый угол, и лег бы поодаль точно таким же бездвижным тюком.

— Эти зловония кого угодно в могилу сведут! — убитым голосом сказал он итальянке, имея в виду запахи парадной залы, и Джулия немедленно с ним согласилась. «Так, наверное, — подумала она, — должно вонять в каких-нибудь грязных питейных заведениях Москвы или Чикаго. Но чтоб человек, который живет на широкую ногу, устраивал подобные пиршества! Они еще приемлемы для голытьбы, но не для знатных же синьоров!»

Настал ее черед «волочь» измученного Актеона, и, когда они доковыляли до комнаты Витражей, оказалось, что Люси угрюмо поджидает их на диванчике в компании графина бренди. В этой зале Моррис понавешал холстов всех мастей и размеров, причем понавешал абсолютно безвкусно: пейзажи Лагорио соседствовали у него с авангардистскими творениями Ле Витта, а краденые портреты Ротари гордо и свысока взирали на мудреные рельефы Терриена.

— Присаживайтесь, — повела рукой помощница. — Здесь любителям тишины ничто не угрожает.

Она опрокинула стаканчик и непринужденно откинулась на спинку дивана.

— Вот этот, — постучала она по обивке, — был вывезен из Хинтонского замка при моем непосредственном участии. А дальний, возле портьеры, мы умыкнули из-под носа у одного состоятельного швейцарца.

Актеон, который вначале было расслабился, подскочил так, как если б его известили, что его конюшня горит, сейфы обчищены а крайслер угнан грабителями в масках.

— Что она несет?!

— Да-да! — несдержанно рассмеялась Люси, вытянув ноги под столик с ажурной скатертью. — В удалые времена мы еще не такое вытворяли! Эх! Хорошие были денечки! — пропела она во все горло. Джулия с Актеоном тревожно и не без стыда оглянулись на посетителей залы, которые так же, как и они, предпочитали покой суетливому бомонду Моррисовой вечеринки.

— Она никак под мухой! — прошептал Спиру. — Наклюкалась!

И словно бы в подтверждение его слов Люси схватила графин и приложилась к горлышку. «Буль-буль-буль».

— Растлевающая атмосфера, — буркнула Джулия. — Зато теперь мы можем отсюда сбежать. Удерживать-то нас некому.

— А вот этого не надо! — развязно проговорила Люси, и вдруг у девушки на запястье щелкнули наручники. — Я еще не совсем того. Будешь сидеть тут, как миленькая!

Потрясенная столь беспрецедентной наглостью и до предела возмущенная, та вздернула брови, залилась краской и высказала всё, что по этому поводу думает, не поскупившись на забористые фразы, которые свидетельствовали о самом жгучем ее презрении.

— Брось свои шуточки! — помрачнел Актеон.

— А то что? Полицию вызовешь? Во владениях-то Морриса Дезастро!

У Джулии отвисла челюсть, а Спиру лихорадочным жестом запустил пятерню в волосы.

Переспрашивать не пришлось, поскольку Люси принялась восславлять «крестного отца» на все лады, и в ушах невольных слушателей его имя зазвучало отдаленной канонадой. Где-то в одном из концов коридора, перекатываясь эхом и нарастая с каждой минутой, застучала, затараторила пулеметная очередь.

— Пригнитесь, — посоветовала Люси.

Джулия воспроизвела ее нахальный тон:

— А то что?

— А то останутся от тебя рожки да ножки!

Ее такая перспектива совсем не обрадовала, и она без дальнейших пререканий сползла на пол. Когда туда же неловко приземлился Актеон, все трое отчетливо различили звуки пальбы под аккомпанемент криков ожесточения и ужаса. Джулия сама чуть было не закричала, когда, свистя и громыхая, невидимые орудия внезапно вспороли диванную спинку, а дорогим заграничным акварелям досталась изрядная порция пуль. Представительные синьоры в костюмах от Гуччи и Диор, пришедшие полюбоваться на творения искусства, неестественно задергались под свинцовым градом и обмякли, страшные, изуродованные, словно чучела. Заливая ламинат, брызнули кровавые фонтаны, и вот стрельба переместилась уже в соседние комнаты, где, изрыгая лавины огня и металла, пулеметы отстрочили положенное число раз. Затем еще и еще, дальше и дальше, в сторону парадной залы.

Джулию парализовал отвратительный, тошнотворный страх, ей сдавило грудь, гулко и мучительно забилось сердце, а с губ бесшумно слетело имя Кристиана. Почему, о, почему он не с ней? Он защитил бы ее от всех напастей, избавил бы от оков, вырвал бы из этого проклятого места! Страх вскипал в ней изнутри, сжимая сердце подобно обжигающим тискам и порождая острую, пронизывающую боль. Сдавливая ей горло, он не мог найти выхода в слезах, и она терзалась, будучи не в силах ни встать, ни пошевелить конечностями. Резко повернув голову, так, что мышцы пронзила судорога, она глянула на Актеона. Тот никогда не слыл храбрецом, и бравада в такие мгновения была ему несвойственна. Выпучив глаза, точно с ним случился приступ гастрита, он сидел, обхватив руками живот и по-утиному вытянув шею. Страх смерти сковал и его. Одна Люси беззвучно посмеивалась, кривя рот, и косила глаза то на грека, то на итальянку.