Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

поклона царю и по одному поклону патриарху. Затем происходило освящение воды. Сей торжественный выход оканчивался многолетием государю «со властьми» и обращенным к нему приветственным словом патриарха. Приложившись к чудотворным иконам и к двум евангелиям, государь возвращался в Благовещенский собор, где слушал обедню; а патриарх шел в Успенский собор, где сам совершал литургию.

Эти и многие другие обрядовые подробности находим мы в названном выше «Уставе о трезвонах». Как строго Филарет наблюдал точное исполнение устава, свидетельствует следующий там же приведенный случай. В 1630 году патриарх «велел старост звонарских бить нещадно батоги за то, что они зазвонили» несколько ранее, чем следовало, во время описанного выхода на Новый год{31}.

Филарет Никитич не упускал случая возвысить свой дом также помощию предметов веры и благочестия. Московский посол в Персии Коробьин известил государей, что шах Аббас предлагает подарить им срачицу Христову, которую он захватил во время своего похода в Грузию. Государи приказали всеми мерами добиваться этого сокровища. В 1625 году действительно приехали от шаха Аббаса послы Русан-бек и Мурат-бек, и на торжественном приеме их в Грановитой палате поднесли патриарху Филарету Никитичу золотой ковчег, в котором заключен был небольшой кусок ветхой полотняной материи. Так как сия святыня пришла от иноверного царя, то патриарх вместе с освященным собором, ради ее испытания, устроили молебны, недельный пост и хождение с нею по больным. Затем разослана была окружная грамота к областным архиереям с известием о чудесных исцелениях и с повелением ежегодно отправлять празднество в честь Ризы Господней 27 марта. Самая срачица в золотом ковчеге хранилась в Успенском соборе; от нее отрезали две части: одну в особом ковчеге носили по больным, а другую вложили в крест, находившийся у государя. С самой святыней соединена была такая легенда: при распятии Христа присутствовал один римский воин из Грузии; когда метали жребий о хитоне, он упал на сего грузина, и последний отвез хитон на свою родину.

Главный персидский посол, привезший срачицу Господню, Русан-бек в Москве предался пьянству, буйству и душегубству: убил одну из своих жен и шестерых своих прислужников; по просьбе его товарищей государь велел развести его с ними и поставить на разных дворах. Потом при возвращении этого посольства в Персию он отправил с ним и своих послов, именно князя Тюфякина, Феофилатьева и дьяка Панова. По жалобе из Москвы на буйство Русан-бека шах велел его казнить. Но, в свою очередь, он жаловался на непослушание и грубости московских послов; хотя сии последние в сношениях с персидским двором держались данного им наказа. Сверх того, князь Тюфякин, возвращаясь из Персии, в Кумыцкой земле украл девицу и провез ее в сундуке. В Москве послы подверглись опале: государь велел отобрать у них поместья и вотчины и посадить их в тюрьму.

Дружественные сношения Михаила с шахом Аббасом продолжались во все время их царствования. Вначале шах помог даже Михаилу деньгами: в 1617 л он прислал слитков серебра на 7000 рублей. Эти дружественные сношения не мешали, однако, взаимным жалобам на разные притеснения торговым людям и послам. До какой степени московское правительство строго относилось ко всякому отступлению от посольского наказа, показывает особенно пример дьяка Тюхина, который состоял при послах князе Барятинском и Чичерине. В 1620 году по возвращении из Персии в Москву он был обвинен в изменническом образе действия: главная вина его состояла в том, что, призванный «шахом, он ездил к нему один без товарищей и выслушивал его упреки на невежливое обращение с его послами в Московском государстве. Несчастного дьяка по распоряжению Боярской думы подвергли жестокой пытке, а потом сослали в Сибирь, где посадили в тюрьму.

Вообще в царствование Михаила Федоровича внешние сношения России весьма оживились и стали играть более важную, чем прежде, роль в нашей государственной жизни. С одной стороны, новая династия, руководимая дальновидным отцом государя, всюду искала себе поддержки и полезных связей для отпора своему главному врагу, Польше; а с другой, громкие события Смутного времени, естественно, привлекли внимание иностранцев и ближе ознакомили их с Восточною Европою. Но внимание это направилось преимущественно на те промышленно-торговые выгоды, которые можно было извлечь из сношений с московским правительством. Особенно о таких выгодах хлопотали практичные англичане. После Столбовского договора, заключенного при английском посредничестве, отправлено было в Англию к Иакову I московское посольство с изъявлением благодарности за это посредничество, а главное, с просьбою помочь деньгами и заключением против поляков союза с Данией, Швецией и Нидерландами. Англичане ограничились присылкою в займы 40 000 ефимков или 20 000 рублей. Уже после окончания польской войны и возвращения Филарета из плена, в 1619 г. приехал послом из Англии столь известный москвичам Джон Мерик и удостоился торжественного приема от обоих государей; причем вручил им подарки, состоявшие из серебряных золоченых изваяний льва и страуса, кубков и других сосудов, бархата, атласа, сукон и т. п. Во время переговоров с боярами он изложил целый ряд жалоб: на убытки, понесенные английскими купцами в Смутное время, на уменьшение в весе русского рубля, на английских прикащиков и слуг, растративших купеческие деньги, а потом поженившихся на русских женщинах или вступивших в русскую службу и подданство, и т. д. В заключение он снова просил дать английским торговцам свободный проезд через Россию в Персию. Царь велел собрать московских гостей и спросить их мнения на этот счет. Гости дали приблизительно такой ответ, что от свободного проезда, конечно, будут большие убытки русским людям, которые служат посредниками в торговле заморскими (европейскими) и персидскими товарами; но что они готовы терпеть убытки, если с английских купцов будут брать большую пошлину и от того будет прибыль государевой казне. Когда Мерику предложили вопрос о пошлине, то он уклонился от дальнейших переговоров по этому предмету, так как имел в виду беспошлинный провоз товаров в Персию. Посольство его кончилось тем, что, по его просьбе, ему возвратили занятые 20 000 рублей и отпустили. Перед своим отъездом он, однако, успел испросить у царя и патриарха семнадцати английским гостям, жившим в России, жалованную грамоту на беспошлинную торговлю.

В начале своего царствования Михаил Феодорович безуспешно обращался с просьбою о помощи против поляков и к молодому французскому королю Людовику XIII. Когда же Московское государство умиротворилось, в 1629 году в Москву явилось первое французское посольство в лице Де Ге Курменена. Он вел себя довольно надменно, заводил споры о царском титуле, о церемониях приема, просил о разрешении французским купцам иметь при себе католических священников, вести беспошлинно торговлю и пользоваться свободным проездом в