Сумерки человечества - Кирилл Тимченко

- Вот они, крысы тыловые, - почти прошипел Пень, кивком головы указав на стоящего разведчика, сразу раздумав вставать и поудобнее усевшись рядом со мной, - прикатили. Значит, скоро и нам выдвигаться. Это разведывательный отряд, такие чуть ли не до самой Москвы доезжают. Глаза и уши Республики. Каждый из них – личная ценность даже сам по себе. С такими как мы их даже не сравнивают. Только криво посмотри в его сторону – руки и ноги тебе сломают, а потом бросят подыхать где-нибудь на дороге. Забавно, что они лично приехали, обычно кого-нибудь из рабов присылают с письмом или флешкой. Этих им совсем не жалко, - добавил он непонятно к чему, прикрыв глаза, будто вспомнил что-то хорошее.

- Привезли что-то важное? – спросил я, наблюдая, как бригадир переворачивает листок за листком, тщательна вглядываясь во все, что там написано.

- Конечно, важное, - кивнул Пень, посмотрев на меня так, будто я сказал какую-то глупость, - это нам указание, когда атаковать, где и как.

Отступим хоть на шаг от этих инструкций, значит, позже будут очень большие неприятности.

Слова оказались вещими. Бригадир, набросав на листке какие-то закорючки, отдал его разведчику, подобострастно улыбнувшись. Взяв ответ, разведчик направился к выходу с территории лагеря, а командир карательного отряда тут же поднял страшный переполох, объявив аврал и общее построение, согнав с насиженных мест даже авторитетов, подчинившихся, правда, без особых проблем.

Как именно строились, я так и не понял. Ни по возрасту, ни по росту это точно, скорее, кто где успеет пробиться. Толкались, лягались, пропихивались друг мимо друга, мешая ряды и строй, и никак не могли успокоиться. Не видя для себя в этом особо важности, я спокойно занял место где-то в самом конце, даже не особо посмотрев, кто именно оказался моим соседом. Какой-то мелкий и тощий бандит с щербатой улыбкой, растянувшийся в довольной усмешке, когда я встал слева от него. Доходил он мне едва до груди, но смотрел снизу вверх с чувством собственного превосходства, как будто вытатуированные у него на плече годы отсидки для меня действительно что-то значили.

Когда же под мат бригадира и резкие окрики авторитетов, не любивших суматоху, даже прямо их не касающуюся, отряд все же успокоился, ему объявили, что сейчас пешком выдвигаемся в направлении цели операции, находившейся всего в трех километрах отсюда, то есть, менее часа ходьбы.

Почти все были этим недовольны, последние слова бригадира буквально потонули в гуле свиста и возмущенных окриков, что-то насчет того, что уже не в тюрьме и не на зоне, барачные построения и ходьбу поотрядно может себе засунуть сам знает куда, да и маршировать может, если сильно уж хочется. А здесь есть машины, поэтому надо не пешком шлепать по степи, а ехать на колесах, благо рядом стоят.

- Заткнулись, зверье, - не выдержав, рявкнул на них бригадир со всей силы своих легких, - раз сказано пешком, значит пешком. И ничего объяснять вам здесь не буду. Надо будет, вы у меня на зубах туда поползете, как бы вы не хотели кататься. Бензин куда дороже таких уродов, как вы здесь. Кто против?

Снова раздался общий гул, в котором орали практически все, но все же сильнее всех надрывался задний ряд, где, не видимые за головами первых двух рядов, надрывались зеки, в голос ржущие после каждой особенно удачной фразы. Я только глубоко вздохнул, сочувствуя этому человеку, руководившим отрядом, в котором его не уважали даже самые последние из всего сборища, считая ничем, кроме как посмешища, которое можно высмеивать при каждом удобном случае.

Выстрел оборвал все смешки разом, почти неслышимое эхо, отразившееся от стенок оврага, затихло почти сразу же, и слышно стало, как ветер играет в ветвях растущих сверху березок. И в такой тишине отлично были слышны стоны одного из карателей, которому пуля попала в шею. Несчастный захлебывался собственной кровью, но никто и не пытался ему помочь, боясь шевельнуться. Парень стоял в первом ряду, и брызги крови при попадании попали еще на нескольких человек, стоявшими сейчас с широко раскрытыми от страха глазами, забыв о том, что стоило бы вытереть лицо. Потом взгляды синхронно повернулись к бригадиру, чья рука уже тянулась к пистолетной кобуре, но по его не менее шокированному выражению лица было понятно, что в этом он никак не замешан.

- Вам сказано пешком, значит пешком, - сказал сухой, чуть надтреснутый голос сверху, - кто против этого приказа, может становиться в очередь.

Все посмотрели наверх, где все еще стояла патрульная машина разведчиков.

Двое так и сидели там, а вот третий вышел. Стоя на самом краю оврага, он держал в руках СВД, всю обмотанную зелеными тряпками для лучшей маскировки. Глаза, прикрытые противопылевыми очками, были холодны как маленькие кусочки льда, не стоило даже сомневаться, что выстрелит в любого, кто снова попытается оспорить его слова. И все это хорошо понимали.

- Значит, отряд, - уже спокойным голосом сказал бригадир, убрав руку с кобуры, - направо, шагом марш! – и не удержавшись, снова посмотрел на разведчика, едва кивнувшего в знак согласия.

Возмущаться уже никто не пробовал. У каждого в голове вертелась только одна мысль: «А вдруг я следующий?» И проверять никому не хотелось.

Конечно, себе под нос бормотали что-то про обнаглевших республиканцев, совсем страх потерявшими, но вслух такое не обсуждали. За Республикой оставалась сила, которой у бандитов, собранных в карательный отряд, фактически не было. Они сами были небольшим придатком всей этой системы, не способные существовать самостоятельно. Оставь их одних, тут же авторитеты перегрызутся между собой, науськивая верные отряды один на другого. И уже ничего не смогут толком поделать, когда зомби начнут лезть через стены. Размышляя таким образом, я даже горько усмехнулся. А чем я сам сейчас от них, собственно отличаюсь? Вот, глядишь, скоро запишут в бойцы такого же отряда одного из авторитетов. И можно уже будет этому радоваться, не придется так за спину опасаться, что туда между делом нож воткнут.

Отряд, почти сразу же, через несколько метров, растерявший всякое подобие строя и вытянувшийся в длинную колонну, в среднем, в три человека в ряд, полз по заросшей высокой травой равнине позади медленно ехавшего джипа разведчиков, специально не отрывающегося от отряда карателей. Позади него, отстав на несколько метров, чтобы не задохнуться в пыли, бодро вышагивал бригадир, изредка оглядываясь на свой отряд, но не пытаясь его подгонять. Ближе к середине шли авторитеты, заняв самое удобное место, а уж в самом конце, по уже хорошо вытоптанному покрову травы, шел я вместе с еще несколькими замыкающими. Конечно, ни один из них даже не думал смотреть за тылами, не опасаясь атаки, лишь я иногда поглядывал по сторонам, тоже больше запоминая окружающий ландшафт, чем охраняя тыл отряда. Ни одного зомби не было вокруг, а других бандитов, кроме идущих в колонне, здесь тоже не было.  

- Эй, парень, - неожиданно толкнул меня в бок идущий рядом каратель, про которого я уже и забыть успел. А ему, судя по широкой ухмылке, очень уж хотелось мне про что-то рассказать, для него, наверное, очень важное, – Ты ведь новичок здесь?

Я кивнул головой, продолжая смотреть перед собой и стараясь отрешиться от окружающего, и тем более не думать о том, зачем именно мы идет к тем несчастным, наверное, даже не подозревающим, что их ждет. Мой собеседник, напротив, старался полностью захватить мое внимание, снова толкнув меня.

- Знаешь, как меня зовут? – сразу спросил он, растянув щербатую улыбку еще шире. От этого, вкупе с давно запущенной щетиной и выпирающими, как у гориллы, надбровными дугами, производил впечатление сбежавшего из музея троглодита, только дубины в руках не хватало.

- Нет, - сказал я, сразу ожидая услышать какую-нибудь идиотскую кличку, которой он непременно гордится. И даже, наверное, считает ее известной.

- Меня Лысым зовут, - сказал он, и, сразу заметив мой ожидаемый взгляд, непроизвольно скользнувший вверх, к курчавой шевелюре на голове, давно немытой и свалявшейся, зверски ухмыльнулся, - Нет, не лысым, потому что волос нет, а Лысым, - сказал с таким тоном, откуда следовало, что произносится с большой буквы.

- Аааа, - протянул я, - ну теперь понятно. Скажу, что рад знакомству.

- Ничего тебе не понятно, - осклабился Лысый, показав мне сгиб левой руки, сплошь покрытый одинаковы шрамами в виде небольших крестиков, спиралью идущих от кисти до плеча, - Видишь, каждый за одну девку. Вот теперь тебе понятно.

Мне было понятно, да так, что захотелось всадить ему в голову обойму из автомата, потом перезарядить оружие и всадить еще одну, но уже чуть ниже живота. Лицо я все же сумел сохранить каменным, только чуть кивнул, делая вид, что продолжаю разговор.

- Тебе вообще везет, - продолжил Лысый, пытаясь идти в ногу со мной. Я же специально шагал широко, чуть не наступая на пятки впереди идущему, поэтому насильник двигался почти прыжками, едва поспевая, - В первый раз ощущения просто незабываемые. У меня стаж уже большой, но раньше, до этого времени, все было иначе. Каждый раз как-то украдкой, ночью, как вор прямо. И ведь подумай, мне это нравилось. Да и кто знал, что можно вот так, открыто, уже не боясь никакой милиции или судов. И в тюрьму больше не посадят. Каждый раз там так мучился, ведь ни одной бабы рядом нет, даже самой страшной, только такие мужики. А потом все это – он раскрыл руки, показывая все вокруг, но сбился с темпа ходьбы, и чуть было не упал. Чертыхнувшись, немного проскакал, гася инерцию, и снова меня нагнал, - В первый раз все запомнилось лучше всего. Тогда какую-то деревню громили, просто так, людей тренировали. И нарвались очень здорово. Все, кто мог, из городов бежать начал, а куда деваться? Только в деревню, к дедам и бабкам, в деревне на огородах живущих. И там такие красотки попадались, какие только разве в журналах бывают. Оттянулись там славно, даже с собой еще взяли, ребят в казарме порадовать. В начале еще можно было, уже потом долбанные республиканцы запретили.