Сердце Короля Теней - Сильвия Мерседес

обрывается ее контроль и мучительно втягиваю воздух в легкие. Лицо мое мокро от слез: горе ребенка, утрата сына. Но теперь мной управляют другие, более мощные силы. Положив изломанное тело своей матери на землю, я задерживаюсь лишь для того, чтобы скрестить ее окровавленные руки на увядшей груди и прошептать краткую молитву о милости богов.

Затем я разворачиваюсь и, больше не сдерживаемый магией, бросаюсь к краю бездны.

Очередное землетрясение ударяет как раз когда я достигаю его, чуть не сбросив меня с обрыва. Я падаю на колени, хватаюсь за каменный выступ и умудряюсь продержаться, пока не угасают толчки. Как только двигаться становится безопасно, я начинаю свой спуск, слишком торопясь, чтобы быть осмотрительным, слишком отчаявшись, чтобы о чем-то думать. Я понятия не имею, что найду, понятия не имею, на что надеяться или чего бояться. Я знаю лишь, что должен ее отыскать. Если у меня все-таки будет шанс вытащить ее, прежде чем наступит конец, то я это сделаю. Если же нет…

Я подгоняю свое тело сильнее, чуть не падаю вниз по этой узкой лестнице во тьму. Это самая идеальная тьма, которую можно найти во всем Подземном Королевстве, тьма, которой никогда не касались частицы света. Даже мои трольдские глаза здесь бесполезны. Я двигаюсь на одних лишь инстинктах, предоставив своим ногам отыскивать дорогу.

Внезапно перед глазами вспыхивает красный свет. Он такой резкий, что я вскрикиваю, пошатываюсь и падаю спиной на ступени. Голову пронзает боль, проворачивающийся, неумолимый клинок. Проходит некоторое время, прежде чем я нахожу в себе силы шевельнуться, и еще больше – прежде чем осмеливаюсь приподнять свои веки. Мир омыт первобытным сиянием, пульсирующим из глубин. Я не могу на это смотреть. Я вынужден снова закрыть глаза, и просто на ощупь продвигаться вниз, вниз, вниз.

«Фэрейн! – кричит мое сердце, подгоняя меня вперед. – Дождись меня. Не ходи туда, куда я не смогу пойти за тобой». Сколько времени прошло с тех пор, как я сорвал это обещание с ее губ? С тех пор, как держал ее живое, только что восстановленное тело и осознавал, что не выдержу новой разлуки с ней? Тогда я был другим мужчиной. Мужчиной, который все еще надеялся, что сумеет сотворить чудо, сумеет отвратить судьбу.

Я уже не тот мужчина. Какая бы заносчивость ни горела в его груди, она угасла, оставив после себя лишь один последний уголек потребности. Потребности в ней. Спасти ее. Даже если мне и не удалось спасти мой мир.

Я пропускаю ступеньку. Падаю.

Падение достаточно долгое, чтобы я успел подумать: «Ну, вот и он. Мой бесславный конец, все-таки явился по мою душу». Затем я жестко ударяюсь о землю, трижды перекатываюсь. По-прежнему живой. По всему телу разливается боль, но это лишь подтверждает истину. Моя душа все еще привязана к этому вместилищу. Я должен двигаться дальше. Я должен встретиться с тем, что грядет.

Красное сияние здесь еще резче. Мне едва удается заставить себя посмотреть, куда я свалился. С огромным усилием я разлепляю глаза. С моим зрением что-то не так? Мир соткан из света и участков глубокой, пульсирующей тьмы. Я медленно поворачиваю голову.

Сердце подскакивает к горлу.

Это Сад Орг. Я слышал предания о нем с детства: священная роща, к которой наш Бог Глубокой Тьмы привел Орг, основательницу Мифанара, и пообещал сделать ее семью великой среди трольдов, пускай она и была всего лишь дочерью рабов. Многие поучали, что Круг Урзулхар – это тот самый сад из легенды, пускай и гораздо менее величественный, чем его изображали старинные песни и резьба. Другие верили, что первоначальный сад был утрачен, а Урзулхар – это все, что осталось. Никто и не догадывался, что он мог быть попросту сокрыт. Прямо у нас под ногами.

Я с трепетом гляжу на эти великие, пульсирующие камни, формацию настолько превосходящую все, что я видел раньше. Боги, но он ведь, должно быть, тянется на мили! В некоторых местах взрослый мужчина может пройти в полный рост; в других камни растут так тесно друг к другу, что и ребенок едва протиснется. При взгляде на это любой другой сад или тщательно обихаживаемая формация живых самоцветов кажутся просто смехотворными по сравнению. На миг меня ошеломляет восхищение. Я могу думать лишь о том, как же мне повезло, что Морар тор Граканак счел уместным привести меня сюда перед смертью.

Затем мой взгляд падает на странное соцветие кристаллов, стоящее неподалеку от того места, где я лежу. Это кластер выпирающих в стороны камней, пульсирующий в такт с кристаллами повыше, но ярче, чем они. Как будто свет всех прочих каким-то образом вливается в этот. Что-то в нем влечет меня.

Медленно поднявшись, я делаю шаг вперед, продвигаюсь с опаской. В его форме есть нечто странное. Верхняя часть выглядит почти как голова, покоящаяся на паре плеч. С определенного угла эти два тонких кристаллических отростка можно бы счесть руками. Если бы я не знал наверняка, то подумал бы, что это…

– Фэрейн!

Словно из-за моего крика мир снова содрогается. Порыв жара ударяет по мне так сильно, что моя трольдская шкура покрывается волдырями и облезает, а волосы оказываются подпалены. Несколько из более крупных кристаллов стонут, трескаются, падают, давя собой кристаллы поменьше. Но свет не угасает. Он усиливается, пульсирует все быстрее.

Кашляя, разгоняя пыль перед лицом рукой, я огибаю кристаллическую фигуру, ищу доказательства того, что уже знает мое сердце. Это Фэрейн. Наверняка. Ее лицо так глубоко укрыто слоями кристалла, что я совершенно не могу различить черт. Ее тело изменилось, оно ужасает. Она как будто вросла в два высоких камня, которых касается, слившись с ними в одну большую формацию.

Но это она. Я нутром чувствую. Фэрейн. Моя жена.

– Нет, – выдыхаю я в тот самый миг, как каверну сотрясает очередной толчок. Спеша защитить Фэрейн от падающих обломков, я накрываю ее своим телом, но режусь об острые грани. Собирается кровь, новое подношение голодному урзулу. Морщась от боли, я отстраняюсь и вглядываюсь в то кристаллическое образование, которое когда-то могло – или не могло – быть ее лицом. – Фэрейн! – вновь кричу я, мой голос осип от пыли. – Фэрейн, ты меня слышишь?

Нет ответа. Как там сказала Мэйлин? «Она уже за гранью надежды, так же как и за гранью боли». Она это имела в виду? Вот чем стала Фэрейн, этим бесплотным, противоестественным существом? Жива, но не имеет чувств, не имеет ничего, что делает жизнь стоящей того, чтобы ее проживать?

– Фэрейн! Ты