Выбор - Анна Белинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не хочу возвращаться в тот дом, но выбора у меня нет.
Я в хлам, но не настолько, чтобы уснуть прямо в баре.
Мои попытки надраться, кажется, терпят фиаско. Если я ворочаю мозгами, значит, у меня не получилось.
Тогда спасет сон. Мне надо проспаться. А после собрать манатки и свалить на хрен в закат.
В доме темно и тихо. На часах половина третьего ночи.
Покачиваясь, крадусь в кухню, попутно задевая напольную индийскую вазу.
Любимую вазу Полины Андреевны.
Она опасно раскачивается и, в принципе, хоть я и пьян, но успел бы словить.
Дело в том, что я не хочу этого.
С каким-то зверским удовольствием смотрю, как индийский кувшин, инкрустированный серебром и камнями, разбивается вдребезги.
Всегда терпеть ее не мог.
Еще в детстве брат пугал меня, что в ней сидит индийский джин, и если в нее заглянуть, он утащит тебя с собой. И сейчас я смотрю на осколки вазы и прощаюсь с одним из детских страхов.
Неплохое начало.
Осушаю половину графина воды и плетусь в свою, только на сегодня, комнату.
Дверь приоткрыта, и я замечаю тусклый свет, исходящий из неё.
Данила сидит в инвалидной коляске ровно посередине.
Теперь он нарушил мои границы ровно так же, как совсем недавно я.
Старший брат в домашних шортах и майке, волосы растрёпаны будто он только что вскочил с кровати.
Но он не может вскочить, значит ждал?
— Решил пожелать мне доброй ночи, брат? – прохожу в комнату и швыряю бумажник на комод.
— Думаю, тебе не светит доброй ночи, брат. Точно не сегодня, — в тон мне отвечает Данила.
— Тогда зачем приперся? За благословением?
— Ты долбанный придурок, — руки брата крепко сжимают подлокотники коляски.
Он взбешен.
А мне похрен.
— Я знаю. Это всё? – не хочу его видеть, не хочу разговаривать, я хочу тупо спать. Пусть сваливает.
— Не всё. Она любит тебя. Только не понимаю за что, — ухмыляется родственник и шарит по голым стенам моей комнаты.
Да, братишка, здесь ничего интересного ты не найдешь.
— Мне похрен. Что-то еще? – показательно растягиваюсь на кровати прямо в вещах, давая понять, что этот разговор мне не интересен. — Она любила их двоих и не могла определиться. Запиши, кстати. Неплохая фраза для твоих стихов.
—Ты совсем больной? Ты че устроил, дебил?
— Раскрыл тебе глаза, разве не очевидно?
— Мне очевидно, что ты окончательно чокнулся. Я женюсь, Макс. Женюсь на Кристине. Ты слышишь меня? – орет ненормальный.
Нет!
Я не слышу!
Это не правда.
Закрываю уши и, как полоумный, кручу головой.
На Кристине? Он женится на Кристине?
— Я попросил Сашу быть рядом. Поддержать в такое важное для меня время. Но если бы я знал, чем для нее это обернется, никогда бы не сделал ей так больно. Какой же ты мудак, – выплёвывает старший брат мне в лицо.
Мудак?
Он сказал — мудак?
Неет, я - конченный мудак.
Мразь, саморучно разрушавшая самое светлое, что было в моей никчёмной жизни.
Опускаю голову на колени, зажимая уши руками.
В моей башке барабаном бьют все те паскудные слова, что я ей сказал.
Мне страшно.
Мне, черт возьми, страшно так, что начинаю метаться по комнате, как загнанный в ловушку зверь.
Хочу орать и рвать на себе волосы от бессилия, вины и беспомощности.
Кажется, я моментально трезвею.
Это как неслабая пощечина — удар и ты в себе.
—У вас ничего не было? Вы не встречались?
Спрашиваю очевидное, но не могу не спросить. Мне нужно услышать от него.
— Нет. Мы были друзьями. По крайней мере до сегодняшнего вечера. Теперь не знаю. Она трубку не берет, и я ее прекрасно понимаю, — бьет по живому брат.
—Но я же видел…
— Что ты видел? – перебивает Данила, — как мы сидели рядом, взявшись за руки?
Молчу. Именно это я видел.
—Ты появился в тот момент, когда Кристина ушла в туалет, а мы разговаривали с Сашей. Я ее благодарил за все, что она сделала для меня. Но ты, — тычет в меня пальцем, — идиот, не разобравшись, унизил ее, растоптал, окунув в грязи.
Закрываю глаза и шумно выдыхаю.
Теперь я понимаю выражение «резать без ножа».
Каждое сказанное братом слово, словно иглы с ядовитыми наконечниками, вонзается в мое тело.
