Пираты Короля-Солнца - Марина Алексеева

— С Богом! — сказал ему подоспевший к тому времени Бофор и вальяжно устроился, перелистывая страницы 'Дон Кихота' .

— М-м-монсеньор, — сказал Рауль, пытаясь приветствовать герцога, — п-п-простите, м-м-монсеньор, / он покачнулся /, я обращаюсь к вашей светлости не по уставу, то есть не по этикету, но два часа ночи, и корабль качает, и мы… э… с ребятами немножко выпили,… э… с вашего разрешения…м-м-монсеньор.

— Я не в претензии, дорогой виконт, — ослепительно улыбнулся герцог, — Я же сам в хлам пьяный. Слышь, Рауль, ты меня уважаешь?

Надо заметить, что Бофор был, не так пьян — многочисленные пирушки выработали у герцога иммунитет к крепким напиткам. Он и не потреблял крепких напитков, решив расслабиться по окончании 'интриги", а, подпоив генералов, заявил самому устойчивому — полковнику Д'Аржантейлю, что идет на бак / нос /, где помещается весьма нужное заведение, куда и Его Величество Король ходит пешком. Гримо был совершенно трезв, а Рауль пьян наполовину, кое-что он еще соображал. Так, во всяком случае, решил опытный питух Бофор.

— Я вас очень уважаю, монсеньор, — сказал Рауль, пытаясь сохранить равновесие, — Но позвольте поинтересоваться, что угодно от меня вашей светлости в столь поздний час?

— А коли ты меня уважаешь, мой мальчик, будь добр, подпиши эту бумагу. Затянули мы с тобой с этим делом. Моей светлости угодно поскорее разделаться с этой волокитой.

— Какую б-б-бумагу? — спросил Рауль.

— Контракт, черт возьми. Гримо тебе покажет. Бланки получили, когда ты уже уехал на Юг. Кстати, твоего дружка Люка работа. Оцени!

— Монсеньор, может, лучше завтра? Я ж вдрабадан… Испорчу важный документ.

— Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Народная мудрость. Мотай на ус, сынок, — сказал герцог, — Да что я тебя как девицу уговариваю! Бери перо, ставь подпись, и все дела! Или ты свою фамилию писать разучился? Ты у меня адъютант или кто? Какого черта ты ломаешься?

— Я не ломаюсь, монсеньор, но, правда, могу испортить. Давайте отложим до утра. На трезвую голову. Я же лыка не вяжу. Испорчу ценный экземпляр.

— Заладил!

— Я вижу, тут уже все за меня написано. Жаль трудов вашего секретаря.

— Завтра у нас будут другие дела, — сказал Бофор, — Пиши, тебе говорят!

Рауль взял перо и довольно коряво вывел: 'Браж…

— Видите, — сказал он, — Зря вы меня заставляете.

— Все нормально, — сказал Бофор, — Валяй дальше.

Рауль проворчал: 'Как вам угодно, монсеньор, проспитесь, потом не ругайтесь' .

Он снова окунул перо в чернила, хотел продолжить свою фамилию, но тут с кончика пера сорвалась проклятая клякса и осквернила подпись адъютанта его светлости на бланке контракта.

— Клякса, — сказал Рауль виновато.

— Ну и хрен бы с ней, с кляксой! — сказал Бофор, — Нашел из-за чего тужить! Не бери в голову, пиши дальше.

Тут Рауля осенила дерзкая пьяная мысль о новом варианте своей подписи. Он расхохотался и продолжил свою фамилию, которая вдруг резко взмыла вверх, что, кстати, говорило о весьма приподнятом настроении. Но так безобразно он не писал даже в пятилетнем возрасте. Рауль провел зигзаг под фамилией к началу и добавил несколько росчерков, пытаясь исправить это безобразие. Подсохшей кляксе, он, по-прежнему пьяно посмеиваясь, придал форму розы.

— Да хватит венезля вырисовывать, — проворчал Бофор.

— Раз уж вы приказали, монсеньор, дайте поизгиляться. Я тут еще листочки подрисую, и шипы, шипы обязательно, какая роза без шипов. К моей кляксе типа розы. Вот, монсеньор. Раз уж вам было угодно в третьем часу ночи… собирать бумаги… я же вам говорил… ваша светлость. Утро вечера мудренее. Народная мудрость.

Бофор посмотрел на подпись Рауля и расхохотался:

— И правда, на розу похоже! Но где ты, мой друг, видел черные розы?

— Чернила черные, и клякса, то есть роза, получилась черная. А вам что, монсеньор, кровью подписать? Я могу, если прикажете! Ну, не вышла подпись, разве по пьяному делу напишешь? Я готов, м-м-мон-сеньор, кровью искупить свою вину и поставить вам здесь кр-расный автограф.

— Сойдет и черный. Полно вздор молоть. Давай еще раз, на втором экземпляре.

Тут Гримо напялил на себя знаменитый алонж и отвлек Рауля.

Бофор сказал:

— Я подержу бумагу для надежности, помогу тебе, дружок.

Герцог придерживал бумагу, и Рауль, обалдело глядя на Гримо в парике алонж, машинально вывел свою подпись на доверенности, которая была прикрыта бланком контракта. Бофор облегченно вздохнул. Дело было сделано! Доверенность была у него в руках. Интрига закончена. Рауль мельком взглянул на свою подпись и опять на Гримо.

— Я сплю или брежу, — сказал он, — Гримо, ты ли это? Я допился уже до белой горячки. Ты — в парике алонж?

— Я, — сказал Гримо, — Я самый. Вы что, меня не признали, господин Рауль?

Гримо подошел к своему господину, чтобы тот мог убедиться, что это именно он, и полюбоваться его париком алонж.

— Откуда это у тебя? — вытаращил глаза Рауль.

— Монсеньор подарил, — сказал Гримо.

— Монсеньор? — воскликнул Рауль, — Ого!

Бофор мигнул ему. Гримо не подозревал, что подарок герцога превышает сто пистолей, оставленных ему по завещанию Бофора. Но Рауль знал, что почем. Парики алонж еще не вошли в широкий обиход, а Белокурый Парик, в котором он сам когда-то играл пастушка в Фонтенбло, можно было надевать только по личному разрешению Его Величества Короля. Впрочем, Рауль не пользовался королевской привиллегией, и парик алонж был отдан Оливену, а когда Маникан объяснил, что парень не имеет права носить Белокурый Парик, алонж был водружен на голову Аполлона, которую иногда украшала и шляпа с пером. Пройдет год-другой, и вся Европа наденет парики алонж. Но в описываемое время высший свет еще не захватила эта мода. Бофор в самом лучшем расположении духа обнял своего адъютанта.

— Пустое, мой дорогой. Сочтемся. Извини, что отвлек тебя от веселья. Можешь возвращаться к своим собутыльникам. Да и я пойду.

— Подождите, пожалуйста, монсеньор, — сказал Рауль, — У меня тоже есть для вас документ. Я его написал еще в Париже в здравом уме и трезвой памяти и отвечаю за каждое слово. Кстати, монсеньор, моя сегодняшняя подпись не имеет юридической силы, сказал бы мой адвокат Фрике. Кажется, вы его знаете. Но это шутка, монсеньор, насчет адвоката. Просто мне припомнились бедные пейзаны, которые по пьяному делу подписывают бумаги, ловко подсунутые вербовщиками в нужный момент / конечно, не так красиво оформленные /, и пополняют ряды нашей победоносной пиратской армии.