Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Мэл Кайли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Прогнивает и слабеет ствол великого ясеня, — молвили предсказательницы, — страшный дракон Нидхёгг истязает его, обгрызая и подтачивая корни, нанося губительные раны. Иггдрасиль сотрясается, издавая протяжный жалобный скрип, точно стон, и даже воды источника Урд, прозрачные, как слеза, не в силах исцелить его. Вместе с падением мирового дерева не станет ни асов, ни Всеотца. Чего стоит жизнь одного из богов, если не станет всего их мира? Не Бальдра стоит оплакивать, а свой печальный исход…»
Один вернулся в Асгард понурый и печальный, никому из асов не мог он принести добрую весть, утешить, обнадёжить. Предчувствовал и сам, что близится тот час, когда Нагльфар спустится на воду и понесёт огненных великанов Муспельхейма на бранное поле долины Вигрид. И тому не помешать, сколько не противься судьбе. Однако любящее материнское сердце не сдавалось. И тогда Фригг — мудрейшая из богинь — придумала способ сохранить своего дорогого сына. Покинув Асгард, госпожа пустилась в долгое странствие и обошла все миры, взяв с каждого камня, каждого дерева, каждого металла и каждого живого существа обещание не губить её излюбленного сына. Всё на свете любило свет и тепло, излучаемые Бальдром, а потому матерь асов без труда получила их согласие и, счастливая и гордая, вернулась домой.
Богиня богинь развела ладонями тучи, собиравшиеся над крепостью асов, вернула своим сынам радость и беззаботность, вселила новую жизнь в любимого светлого сына. Бальдр снова начал смеяться и улыбаться, грянули пиры, брага и вино полились рекой. Асгард воспрянул духом. Все асы ликовали, но мы с Локи не разделили их восторга. Ненависть в боге коварства вспыхнула с новой силой, стоило ему узнать, что заклятый враг обрёл неуязвимость. И хотя Бальдр никому не желал зла, бог огня воспылал к нему лютой злобой. Я как никто понимала, что это не доведёт до добра, а потому обеспокоилась ещё сильнее, тенью следовала за непредсказуемым в своей ярости мужем.
Однако случаются дни, когда хрупкая асинья становится неспособна противостоять судьбе, когда приходится делать выбор. В один из таких дней Вали слёг в постель со страшным жаром. Сына лихорадило и трясло в ознобе, он почти ничего не ел и кашлял кровью, и мы с Хельгой не отходили от его постели. Локи провёл с нами утро, но после полудня оставил чертог. Верховные боги намеревались размяться и посоревноваться в честь всеми любимого Бальдра, которого и смерть не сумела забрать из Асгарда, и не присутствовать на подобном собрании было непростительным для господина. Предчувствуя недоброе, я думала броситься следом и нагнать бога огня у главных дверей, но в ту минуту Вали приоткрыл глаза и с трудом прошептал: «Мама…»
Разве я могла покинуть ослабевшего сына, когда он протягивал ко мне дрожащие руки, когда повторял моё имя побелевшими губами?.. Я просидела у постели Вали весь день, сжимая похолодевшую ладонь, разделив свои тревожные опасения с Нарви. Благоразумие старшего сына и неиссякаемая вера в лучшее вливали в меня силы. Я утешала больного наследника, гладила по лицу и волосам, смягчала, когда он решал противиться лекарям — точь-в-точь как уговаривала его упрямого отца. Сколько лет кануло с тех пор? Десятки, сотни? Казалось, целая вечность. Форсети ошибался: на самом деле Нарви оказался намного больше похож на мать, нежели младший сын, ставший совершеннейшим подобием отца.
К вечеру Вали полегчало, жар спал, и измученный юноша, наконец, сумел заснуть. Нарви вернулся в свои покои, где его уже давно дожидалась молодая избранница. Он умолял и меня пойти отдохнуть, однако я захотела ещё некоторое время провести у изголовья Вали, чтобы убедиться, что никто и ничто не потревожит покой сына. Хельгу, за весь долгий трудный день не присевшую ни разу, я отпустила. С нами остался самый умелый из её последователей. Вздохнув, я потёрла веки, поднялась и прошлась по покоям, запуская пальцы в волосы от сильного волнения. Солнце клонилось к горизонту. Мягкие рассеянные лучи Соль проникали в покои, золотили убранство опочивальни, алыми отсветами ложились на курчавые рыжие волосы сына.
Моё хрупкое умиротворение нарушил тихий нерешительный стук в двери. Боясь, что любой лишний звук прервёт тревожный сон Вали, я подбежала к ним и распахнула створки, едва не столкнувшись в Мией. Растерявшаяся девушка замерла, взметнула ресницы, а затем, сообразив, наконец, кто стоит перед ней, поклонилась. Служанка доложила, что повелитель срочно требует меня к себе, и от звука её дрожащего голоса у меня перехватило дыхание. Следуя за ней, я спросила у помощницы, в чём было дело, однако Мия о том не имела ни малейшего понятия, но упомянула, что никогда не видела господина таким взволнованным. Скрепя сердце, я спустилась по ступенькам, где у центральных дверей меня дожидался Локи — взъерошенный и бледный.
От одного выражения вытянувшегося лица и горящих тёмных глаз повелителя, мне стало не по себе. Я приблизилась, коротко поклонилась и устремила на него взволнованный взор. Резким кивком головы бог огня отозвал зазевавшуюся служанку, и проницательная Мия тотчас исчезла. Чем дольше он смотрел на меня этим непонятным потерянным и печальным взглядом, тем более сильная дрожь охватывала моё тонкое тело. Ожидание делалось невыносимым! Локи взял меня за плечи, придерживая с удивительной мягкостью и деликатностью. Я обратила внимание, что его твёрдые руки чуть дрожат.
— Локи?.. — не в силах терпеть зловещую тишину, повисшую как будто не только между нами, но и во всём золотом чертоге, позвала я, вскинув голову и делая к нему шаг. Губы супруга дрогнули, но он не решился ничего сказать, лишь глубоко вздохнул. Хотя его руки согревали, я ощутила, как холод растекается по всему телу, а страшное предчувствие бередит душу. Сердце ускорило свой ход, грудь всколыхнулась. Платье стало тесным, вцепилось в талию голодной пастью. Я понимала, отчего он держит меня — заботливо, но крепко. Отчего язык красноречивого
