Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта - Владимир Корнилов

Меньше внимания в ДКР уделяли эвакуации хлеба и продовольствия — собственно, тех стратегических ресурсов, ради которых немцы изначально шли на территорию Украины. В первую очередь, это было связано с тем, что отправлением хлеба в Москву ведал Чрезвычайный областной комитет по продовольствию и снабжению Юга России («Чокпрод»), который действовал на правах отдела всероссийского Наркомпрода. Только по линии этой структуры, действовавшей в тесном контакте с властями ДКР, но все — таки довольно автономно, со 2 февраля по 10 марта 1918 г. в центральные регионы России было отправлено до 900 вагонов хлеба. А после официального начала эвакуации интенсивность отправки эшелонов с продовольствием увеличилась[941].

Но особенно интенсивно шла эвакуация денежных средств, чем непосредственно ведал Серго Орджоникидзе, до старта этой кампании отвечавший за направление денежных потоков в противоположном направлении — из Москвы в ДКР. К примеру, к 31 марта из Екатеринослава было вывезено денег и ценностей на сумму более 37 млн рублей. По данным Затонского, из Харькова в общей сложности было эвакуировано до 50 млн рублей[942].

При этом властям Донецкой республики приходилось постоянно искать «золотую середину» между необходимостью, с одной стороны, финансировать мобилизационные мероприятия и оборонную промышленность, а с другой — эвакуировать средства. В 20–е числа марта правительство ДКР приложило немало усилий для погашения панических слухов о полном вывозе денег. Слухи, как мы можем убедиться по приведенным цифрам, не были лишены оснований, однако зачастую гиперболизировались.

26 марта Совнарком ДКР и ЮОСНХ выступили с совместным заявлением, направленным против паники в связи с вывозом средств. «Не деньги вывозятся на север, а наоборот, правительство из севера посылает деньги на юг для каменноугольной и металлургической промышленности, — говорилось в заявлении. — Некоторые же суммы, эвакуируемые по военным обстоятельствам, отправляются в ближайшие к Донецкому бассейну пункты, которые будут точно указаны особо»[943].

В тот же день нарком финансов ДКР Межлаук выступил с аналогичным заявлением, угрожая распространителям панических слухов беспощадные кары «по законам военного времени». В частности, он вынужден был изворачиваться по поводу закрытия в Харькове отделения Госбанка: «Комиссариат сообщает, что Государственный банк закрыт вследствие отсутствия денежных знаков, впредь до их получения, которое ожидается в недалеком будущем; все слухи об ограблении Государственного банка и тому подобные являются лишь вздорной болтовней или сознательной провокацией»[944].

Затем данный тезис — о вывозе средств из харьковского Госбанка в некие «пункты» неподалеку для дальнейших расчетов с рабочими — звучал неоднократно. В частности, 7 апреля, то есть в последний день пребывания властей ДКР в Харькове, Артем и Жаков подписали совместное обращение по этому поводу от имени правительства республики: «Совет Народных Комиссаров Донецкой республики объявляет, что ценности из государственного банка эвакуированы в один из пунктов, откуда будут производиться финансовые операции, связанные с деятельностью «Монотопа» и т. д. Всякие слухи о расхищении ценностей являются провокационными»[945].

28 марта Межлаук вынужден был гасить слухи об эвакуации сберегательных касс. Он заявил, что вклады в них являются неприкосновенными, уверив: «Заявляем категорически, что сберегательные кассы будут работать все время, как и раньше, и эвакуация их или хотя бы временное закрытие ни в коем случае не будут иметь места. А потому и нет данных для паники, нет данных для того, чтобы выбирать свои вклады. Спокойствие, граждане — спокойствие»[946].

Однако спокойствием среди граждан и не пахло. Артему пришлось очень эмоционально отстаивать план эвакуации и в среде своих единомышленников — рабочих, не говоря уже о многопартийных собраниях. 24 марта на конференции фабзавкомов главе Донецкой республики пришлось выдержать значительный прессинг, вызванный паническими настроениями рабочих относительно эвакуации средств. А на следующий день он был подвергнут перекрестному допросу по той же теме на заседании Харьковского совета. Артем заверил, что власти ДКР эвакуируют в первую очередь не деньги, а «ценные бумаги аннулированных займов». «Никто этих бумаг не брал, однако разошелся слух, что большевики вывозят из Харькова 250 миллионов. Но я уверен, что Харьков никогда таких денег не видал», — заявил Артем. Он подчеркнул, что главная цель эвакуации заключается в вывозе товаров и сырья военно — стратегического назначения, особенно меди. И выразил при этом мнение, что с эвакуацией этой продукции у Харькова появится шанс — мол, он станет менее привлекательным для немцев[947].

Деньги из Харьковского отделения Госбанка все — таки были изъяты под непосредственным руководством Орджоникидзе. Окончательное изъятие, по свидетельству самих сотрудников банка, произошло 5 апреля. Стоит отметить, что большевики выполнили обещание Межлаука не трогать вклады сберегательных касс, что по тем временам было диковинкой. Управляющий отделением Госбанка пытался уверить большевиков, что «хранение вкладов в конторе вполне обеспечено и нет оснований даже предполагать, что неприятель их захватит». Однако визитеров эти пояснения не удовлетворили. Администрация харьковской конторы составила протокол по поводу того, что «выемка вкладов произведена принудительным порядком», и сложила с себя всю ответственность за возможную утерю средств. В общей сложности из отделения было вывезено 57 мешков денег и облигации «Займа Свободы» на номинальную сумму 3 млн 866 тыс. рублей. Орджоникидзе пояснил, что все средства переводятся в Саратовское отделение Госбанка. Банкиров успокаивали: «Если вкладчики конторы предъявят какое — либо требование по эвакуированным ценностям, Орджоникидзе предложил сноситься с названными учреждениями, где он будет находиться, и требования вкладчиков будут немедленно исполнены»[948].

Вряд ли затем, после начала немецкой оккупации, кто — то из харьковских вкладчиков смог связаться с Орджоникидзе в Саратове. Однако надо не забывать и о том, что речь в данном случае формально шла о переводе средств из одного отделения государственного банковского учреждения России в другое. В условиях, когда границы России подобным образом ужимались, такая постановка вопроса имела юридическое оправдание. Хотя, конечно, эвакуация денежных средств коснулась не только государственных банков, но и частных. Так, из Юзовки были эвакуированы 5 банков. При этом надо учесть, что многие частные банковские учреждения ДКР сами испытывали дефицит денежных средств, а потому изымать у них можно было только ценные бумаги. К примеру, по данным Астаховой, только из Харькова на восток было увезено 104 млн процентных бумаг. Правда, к завершению Гражданской войны все эти бумаги потеряли всякую ценность[949].

Особо остро для правительства ДКР стоял вопрос о том, чтобы при эвакуации денежных средств не страдали рабочие, на которых власть, собственно, и опиралась. Местные власти брали на себя дополнительные обязательства по охране материальных ценностей, предназначенных для зарплат. К примеру, большевики Юзовки постановили за счет своих собственных ресурсов усилить охрану касс заводов Новороссийского общества «с целью не допустить никаких посягательств на заработки рабочих» (после скандала с Залмаевым для большевиков это было особенно актуально)[950].

Артем и члены правительства ДКР неоднократно убеждали рабочих в том, что перед отступлением и эвакуацией предприятий пролетариям и членам их семей будет выплачена зарплата за несколько месяцев вперед. Неизвестно, на всех ли предприятиях успели выполнить это обещание. Но, к примеру, харьковские железнодорожники получили 2–месячный оклад, а активные работники рабочего комитета имели возможность и эвакуироваться вместе с членами семей[951].

Несмотря на это, сопротивление эвакуации предприятий в целом ряде рабочих коллективов Донецкой республики было значительным и порой принимало довольно горячие формы. Инициатором митингов протеста и принятия резолюций, направленных против эвакуационной кампании, стали меньшевики Донецкой республики, которые усмотрели в этом возможность поднять свои упавшие рейтинги. Если еще за месяц до этого меньшевики упрекали большевиков в самом факте подписания Брестского мирного договора и чуть ли не призывали к «революционной войне до победного конца», то ныне, в 20–х числа марта, позиция этой партии резко поменялась. Теперь она призывала к «непротивлению злу», к подчинению решениям «похабного мирного договора», к отказу от эвакуации предприятий республики и от вывоза сырья.