Глубокая разведка - Владимир Добряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, — бормочет Петр.
На одном из ночлегов Лена раскрывает ноутбук и какое-то время работает на нем. Внезапно она останавливается и задумывается. Решительно захлопнув компьютер, она говорит:
— Все верно. Это — отличный индикатор, позволяющий сделать заключение о том, что деятельность этих господ в данной Фазе уже развернута, — видя, что мы не понимаем, о чем идет речь, она поясняет: — Я имею в виду положение женщины. Если женщину унизить, лишить ее всех прав, сделать общедоступной, как в Фазе у Вира, что получится?
Исчезнет главный стимул к деятельности. Зачем преуспевать, бороться, завоевывать расположение женщины? Ведь можно пойти в этот дом и выбрать там себе любую, на свой вкус. И ни одна тебе не откажет. Как говорится: если уж бог хочет кого-то наказать, то прежде лишает разума. Если хочешь, чтобы общество побыстрее деградировало, унизь женщину, сделай ее бессловесной тварью, предметом общего пользования. Таких примеров в истории было немало. Мусульманские общины. Православная Русь до XXVIII столетия. Впрочем, об этом, по-моему, уже был разговор.
— А не преувеличиваете ли вы, Елена Яновна, силу полового влечения, как доминирующую составляющую в развитии человечества? — пытается возразить Сергей. — Хотя, конечно, половое влечение — вещь серьезная. Но есть же и другие стимулы. Деньги, слава…
Лена усмехается и хочет возразить, но я опережаю ее, напевая слова старой песенки:
— Есть у каждого в резерве деньги, слава и консервы, и могила, занесенная песком. Ты, Серега, думаешь, что Лена преувеличивает? Нет, друг мой. На мой взгляд, она даже преуменьшает. Ты сказал: «Деньги, слава». А для чего? Для чего нужны деньги, слава, власть, наконец? Все, что человек ни делал за всю историю своего существования, он делал во имя женщины, подбодряющей его благосклонным взглядом и ласковыми словом. Я не говорю об искусстве, оно целиком порождено половым стремлением… Грубовато звучит. Скажем: любовью. Причем любовью разнополой, как бы ни исходили на дерьмо сторонники однополой «любви». Такая, с позволения сказать, «любовь» не может ничего породить, кроме черной порнухи. Она сама по себе бесплодна. Но вернемся к отношениям между мужчиной и женщиной. Лена Хайнлайна цитировала: «Поищите в библиотеках, картинных галереях, в патентных бюро что-либо, созданное евнухами». А я пойду дальше. Я уже говорил об этом, но повторюсь. Поищите там творения мусульман или Руси допетровской эпохи. Не найдете. Там, где не было служения женщине, не было ни искусства, ни науки, потому что не было стимула к движению вперед. Лена верно сказала. Это — хороший индикатор. Там, где половые отношения опошляются, низводятся до уровня отправления естественных надобностей, там пахнет серой. Значит, наши «друзья» уже здесь, они уже работают.
— Но зачем? — задумчиво говорит Анатолий. А Сергей спрашивает меня:
— Андрей Николаевич, вы обнаружили, что эти неизвестные деятели успешно работают в нашем Мире. Что же ждет наш Мир? Какое ему уготовано будущее? Неужели такое же, как Миру, откуда родом Вир?
— Вряд ли. Все-таки тот Мир в своем развитии сильно отставал от вашего. А вот какое его конкретно ждет будущее, я пока ответить не берусь. Мы пока не знаем, какую конечную цель преследуют эти женоненавистники. Но в любом случае ничего хорошего ваш Мир не ожидает. Эти деятели впустую трудиться не будут.
— И ничего нельзя сделать? Никак нельзя предотвратить это?
— А чем мы, по-твоему, занимаемся? Если ты считаешь, что мы с Леной, Толей и Наташей предпринимаем увеселительную прогулку, ты заблуждаешься. В той Фазе, куда нас загнал Старый Волк, можно было увеселяться куда лучше. Во всяком случае, веселее, чем здесь или в убежище с крысами и ракопауками. А если быть откровенным, то и веселее, чем у вас. Для того мы и пошли из Фазы в Фазу, чтобы узнать все. А узнав, придумать, как противостоять им, как с ними бороться. Еще месяц назад информации у нас было крайне мало. Сейчас ее значительно больше. Но все равно недостаточно, чтобы делать окончательные выводы. Надо идти дальше.
— Идти, так идти, — вздыхает Сергей.
Интересно. У него есть альтернатива? Впрочем, я говорил им, что они вольны отстать от нас, где пожелают. Но, наверное, Сергей не такой извращенец, чтобы решить остаться здесь.
Мы теряем счет мокрым дням, ночам и километрам. Пиявки и скоракроки уже не производят на нас никакого впечатления. Они просто не умеют подбираться скрытно. Мы замечаем их самое меньшее за тридцать метров. С такой дистанции промахнуться невозможно. Еще дважды ликвидируем лягушачьи стаи. Бьем по звуку на приличном расстоянии из бластера.
Но ни в какое сравнение с этими невинными зверушками не идет дождь. Дождь, не прекращающийся ни на минуту. Он не ослабевает и не усиливается. Он просто льет, льет и льет. И еще, никакого движения воздуха. Кажется, что туча зависла над этим местом навечно, и дождь не кончится, пока из нее не выльется вся влага. Судя по ее размерам и цвету, до этого очень и очень далеко. И мы идем, ругаясь про себя и проклиная климат этой Фазы. Хорошо еще, что наши ранцы герметически закрываются и непроницаемы для воды и пыли. На нас самих давно уже нет сухой ниточки.
Но вот однажды утром, после завтрака, Анатолий будничным тоном объявляет:
— До перехода осталось семь километров.
Хочется бежать, но проклятая трава цепляется за ноги не хуже спирали Бруно. До перехода мы движемся со ставшей уже привычной нам скоростью. Не быстрее четырех километров в час. Анатолий останавливается.
— Здесь!
— Слава Времени! — радуется Лена и торопит Анатолия. — Давай, Толик, открывай скорее! Надо завязывать с этим мокрым делом.
Анатолия подгонять не требуется. Он быстро производит манипуляции с установкой, и через десять минут под дождем дрожит и переливается сиреневое марево. Быстро, один за другим, мы покидаем Фазу Вечного Дождя, надоевшую нам сверх всякой меры.
Нормальный лес. Ничего особенного. Главное, здесь сухо и тепло. И, судя по тропинке, эта Фаза, в отличие от предыдущей, обитаемая. Движемся по тропинке и выходим в поле. Нормальное поле. Фаза, вроде бы, как Фаза. Но что-то мне говорит, что здесь не все так благополучно, как кажется. На первый взгляд, ничего угрожающего нет. Но я стою на опушке леса, пытаясь разобраться в своих ощущениях и понять, что же все-таки меня тревожит?
Может быть, я просто старею? Обжегшись на молоке, на воду дую? Да нет, не стареете вы, Андрей Николаевич. Вон и Лена тоже тревожно оглядывается. Ей здесь тоже не нравится. Остальные члены нашей команды выжидающе смотрят на нас и не могут понять, что это мы замерли и не решаемся идти дальше. Лена подходит ко мне и тихо говорит:
— Запах. Ты понял, чем здесь пахнет?
Понял. Так «благоухают» разлагающиеся трупы. И не один или два, а очень много. И все где-то в одном месте. Не так уж и далеко. На всякий случай снимаю из-за спины пулемет, заправляю ленту и вешаю его на плечо стволом вперед. Там, где лежит много трупов, вполне может найтись кто-то, кто пожелает добавить туда еще восемь свежих. Глядя на меня, все приводят оружие к бою.
Тропинка приводит нас к оврагу и ведет дальше вдоль него. Запах усиливается. Теперь уже насторожились все, не только мы с Леной. Запах становится все сильнее и отчетливее. Мы невольно замедляем шаг и, дойдя до поворота оврага, останавливаемся как вкопанные. Весь овраг, до самых краев, завален телами. Мужчины, женщины, старики, дети. И все тела голые. Лежат они здесь далеко не первый день. Даже не первую неделю. На это указывает не только удушающий «аромат», но и характерный цвет трупов.
Никто не решается идти дальше. Тропинка продолжает свое направление по самому краю оврага, и придется приблизиться к этой куче тел вплотную. Мы с Леной переглядываемся.
— Все оставайтесь на месте, — говорит она. — А мы с тобой, Андрей, подойдем поближе, посмотрим.
Конечно, разглядывать эту смердящую кучу — удовольствие много ниже среднего. Но, в конце концов, кто мы? Хроноагенты или саксофонисты? Да и та клоака, в которой мы с Андреем Злобиным купались в Лабиринте во время курса морально-психологической подготовки, смердела много мерзее.[12]
Что-либо разглядеть на трупах, пролежавших не менее трех недель, затруднительно. Но Лена замечает главное. Она все-таки медик.
— Странно, Андрей. Никаких следов. Каким образом они убиты?
— Яд? — высказываю я предположение.
— Ну, да, — соглашается Лена. — Пришли к оврагу несколько тысяч человек, всех возрастов, и решили: пожили, и хватит! Надоело! Хватили по сто граммов цианистой настоечки и улеглись в овражек. Перед этим раздеться не забыли. Куда только одежда делась, непонятно. А! Трое последних, видишь, с края лежат. Отвезли одежду на ближайшую толкучку и прикупили еще настоечки. Потом вернулись сюда и присоединились к честной компании.