Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

Но Настя – это дочка моя, – оббегала все пороги. И откуда силы взялись… в девятнадцать-то лет! Интернет-сообщества подключила, общественные организации всякие, такой шум подняла!.. через друзей лучших адвокатов нашла. Вот она, оказывается, сила общественного давления! Все вместе настояли на повторном расследовании. Всякие дополнительные экспертизы делали (благо, сохранилась запись не только с моего регистратора, но с соседних авто!). Ваши показания – всех пострадавших, – тоже очень многое дали: спаси вас всех, Господи! В общем, слава Богу и спасибо моей Насте, как раз в день святого Сергия меня в этом году оправдали. Я, собственно, и приехал-то сейчас преподобного Сергия поблагодарить.

– Да-а. От кого ехали в том году – к тому же и приехали! – сказал Кирилл. – И здесь встретились!

– А Настя моя, – продолжал выговариваться Сергей. – Она у меня… с кем даже сравнить? знаете вот известный случай, почти притчу, когда к Николаю I на аудиенцию девушка пробилась: за отца хлопотала. Отца её, какого-то очень мелкого бедного чиновника из провинции, судили будто бы за какие-то растраты. И вот сколько она там тысяч вёрст проехала, сколько инстанций преодолела – добралась-таки с прошением до самого царя. Каким-то чудом добилась приёма и, совершенно не смущаясь, не боясь, что говорит с САМИМ… всё до того чётко, ясно и просто изложила, что Николай I, говорят, был потрясён и сказал: "Ну, если человек вырастил такую дочь, то ему можно простить всё!" И тут же подписал прошение о помиловании… Вот так и подумаешь: а действительно, ТАКИЕ дети – наше единственное оправдание в жизни. И не перед царём даже – перед Богом.

Да, снова и снова мыслями и словами они невольно возвращались в страшный 14-й: словно до сих пор ногами стояли там и только головы для разговора подняли в год 15-й.

– Я ведь тогда только что сестру похоронил. Она… повесилась – а я был сликшом далеко. А тут из фирмы, как назло, звонят: "Выходи! больше некому!" Вот если б не к святому Сергию – не поехал бы ни за что, послал бы всех, хоть увольняйте. А тут решил: ну, значит, видно, он зовёт – воля такая. И единственное место на Земле, где хоть как-то, хоть что-то легче станет – Лавра. И поехал! Вас повёз! Так тошно было, и накануне столько не спал, что за рулём сердце прихватило – а на обочину встать не успел: уже на мост въехал… ну и… дальше что случилось, вы сами знаете! Только то себе простить не могу, что согласился ехать… но назад же уже не открутишь. Уже не вернуть ни то, когда сестру можно было остановить (если б я тогда знал и был в их городе!), ни ту ночь, когда… Царство Небесное Наталье Сергеевне и Тане! Теперь уж надо исправить то маленькое, что ещё можно… – не совсем понятно добавил он.

А Кирилл подумал: "Вот что значит земной суд! Судили шофёра, но кому же было судить Илью – подлинного, как теперь ясно, виновника смертей и катастроф: он-то так и остался во всех случаях за кадром. Прости уж Ты и его, Господи… дай ему как-нибудь не то, чего он просит для других!"

Кирилл поразился: когда он с Сергеем наконец вышел из собора, часы на колокольне показывали ровно 3.30.

Всё разъяснилось само собой. Оказывается, как только суд закончился, Сергей подал документы на усыновление племянника Саши, и вот… Марине отказали: предпочтение при прочих равных условиях отдаётся, конечно, родственникам. Растерянный Саша чуть ли не одинаково любил и дядю Серёжу, и тётю Марину – и после колебаний "соизволил дать согласие" на дядино усыновление… только при одном условии: половину времени он будет проводить в "той семье".

– Ну, что уж тут, значит, будем через тебя дружить семьями! – подытожил Сергей. – Чай не утопнем.

Даже Ромка в несколько дней перестал дуться и понял, что никакого "брата не теряет": Саша и в их городке, точно как в Костроме по раз заведённой традиции восходил на порог каждый день ("новый восход кота"! – вспоминали они)… ну, за исключением тех дней, когда, наоборот, Ромка забегал к нему. Жили они, как оказалось, всего в паре кварталов. И бегали друг к другу… даже не "в гости", потому что своих гостями не называют, просто – друг к другу: к себе! Дом раздвинулся и семья раздвинулась. Может, и взаправду всё на свете – Дом, а мы – Семья? Дети без особых усилий живут по такому принципу. Взрослым он даётся иногда… по мере подлинного взросления. По мере научения от собственных детей.

– И вот теперь вот мы - три брата! Прямо классика какая-то получается. – говорил Кирилл. – Конечно, не Карамазовы, и фамилии-то у нас у всех разные, но… в общем, всё равно теперь…

– Да уж, какая-то совсем огромная семья получилась, – смеялась Марина. – гораздо больше, чем мы думали, когда хотели усыновить Сашу!

– У него же самые фирменные приколы и обломы, вы разве не знали!? Во-о, приколист! Тот ещё! – показал большим пальцем Саша. – То, что кажется плохим, то, блин, и получается хорошим.

– У дяди Серёжи? – не понял Кирилл.

– У дяди Бога!

(1). Архимандрит Софроний (Сахаров)

(2). Митр. Антоний Сурожский

11. Ловец человеков

Не наложу на вас иного бремени;

только то, что имеете, держите,

пока приду.

Откр. 2, 24-25

– А может, всё-таки не поедешь? – нарочно пародийно отговаривал Ромка. – А то как бы чего в дороге… ну, по традиции.

– Не-не-не! ещё как поеду! – сказал Кирилл и поправился. – Поедем! С Настей. Надо ж всё-таки у Петра и Февронии благословиться на новую жизнь.

– Ну, Муром так Муром, новая жизнь так новая жизнь.

– Вот теперь в нашей многодетной семье ещё и дочка будет, – подмигнула Марина. – А там… Бог даст, наверное, уже и внуки.

– А когда у вас с Настей будут дети, мы с Сашей станем дядями, – сделал вывод Ромка. – Нас будут звать дядя Рома и дядя Саша.

– Ой, не неси-ка чепуху, дядя Рома! – не выдержал Кирилл.

Как-то давным-давно, до всей этой истории, Кирилл недоумённо спросил про Марину:

– Да пап, что ты вообще нашёл-то в ней? Ну, честно…

Отец усмехнулся. Он как будто ничего не ответил, но через полминуты пикнула кнопка телефона и Кирилл услышал знакомую музыку.

Если б ты знал эту женщину,

ты бы не стал пить с ворами…

ты не стал бы ходить по грязи

и разбрасываться волосами.

Правда всегда одна

Это