Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

Только от этого она наполняется радостью – как подготовка к иному. Конечность земная – это и есть бесконечность небесная. Хорошо, что будет конец света.

А "вычислять" его время, конкретную дату – это и есть самое настоящее самоубийство. Не конец света – смерть, смерть – его поиск.

(1). Ю. Шевчук, "Далеко-далеко"

9. Утро добрым не бывает

Вода стирает камни, и

разлив её смывает земную пыль: так и надежду

человека Ты уничтожаешь…

Иов 14,19

Зачирикали утренние птички… по радио. Видимо, те самые "голубьи", как оговорился однажды Ромка. Так чирикал на теплоходе каждый новый день. Было особое ощущение Утра после тревожной, почти бессонной ночи… бессонной, но очень похожей на сон. Утомление притупляло эмоции, и радость, кажется, ещё не проснулась. Было просто какое-то чувство жизни. Вроде, живы, вроде, вышли из переделки… голова слишком тяжёлая, чтоб это толком осознать, и солнце болезненно стучит в висок вместе со странным понятием "сегодня". Сегодня наступило снаружи – но для него ещё что-то не освободилось внутри.

– Доброе утро всем! – привычно сказал Ромка.

– Утро добрым не бывает, – ворчливо пробурчал не до конца проснувшийся Санька.

За иллюминатором мирно и мерно мерцала водная гладь, буря задним числом казалась такой же невозможной, как Армагеддон. Река стала непривычно узкой, а ход корабля – непривычно тихим. Мир словно извинился за вчерашнюю попытку суицида. После ночного приступа во всём его поведении, по законам психиатрии, чувствовалось вялость и заторможенность.

– Извините… я вчера… не так себя вела! – сказала Вера. – И с вами, и вообще. Это всё – не я, а болезнь. И то, что я говорила вам в эти дни… простите.

– И вы меня простите, – сказал Кирилл.

Иногда Прощёное воскресение совершается посреди лета.

В сущности, их "жизнь вдвоём" уместилась в неполных три дня путешествия. Просто болезнь ускоряет время, и то, на что у одних уходят месяцы и годы, другие успевают за часы и минуты. Иллюзию всей жизни заменяет иллюзия одного дня. Тут уж не "любовь с первого взгляда", а целая "семейная жизнь с первого взгляда" прокручивается так развёрнуто и ярко… как все сверхидеи. Семья – прекрасна, но сверхидея Семьи всегда болезненно-пародийна. Найти и построить её во что бы то ни стало – всё равно что программа "найти и ликвидировать" для терминатора.

К счастью, то, что быстро возникло, так же быстро прошло. Маленькая жизнь и маленькая, несостоявшаяся смерть остались во вчера. Наступил новый день… день после конца света и… – "се, творю всё новое". В новой жизни новые люди.

Вскоре прямо по курсу развернулась дугой панорама Углича…

Удивительное дело! Тысяча лет городу – и всего одно минутное событие сделало его тем Угличем, который мы знаем. Загадочная судьба и смерть святого, которому исполнилось всего 8 лет от роду, навеки связалась с судьбой города. Как судьба Орлеана неотрывна от имени Жанны д`Арк. Редко когда Город и Святой составляют навеки одно целое, и уж совсем не припомнить, когда это в одно целое для Истории превращаются Город и Ребёнок.

Кирилл вдруг с особенной силой ощутил святость этого места. И неслучайность ночной бури, и неслучайность, что после бури они подплыли именно к нему. Где несостоявшийся конец света, там Ребёнок.

Вроде бы – несопоставимые величины… но в том то и дело, что и сопоставлять их не надо.

Один из древнейших городов Руси одиннадцатый век подряд гляделся в Волгу… И пред его возрастом такими мелкими казались все проблемы, привезённые людьми в чемоданчиках и авоськах душ на этом маленьком теплоходике, пришвартовавшемся, как шлюпка, к длинному борту Центральной Руси. Действительно, Древняя Русь – как корабль: Волга – её левый борт, Ока – правый, Нижний Новгород – нос-Стрелка.

В Угличе было столько малых церквушек и уютных домиков, что казалось, этот тихий городок и буря просто несовместимы! В иных портах тебя встречают краны, а тут – купола и колокольни. Вот уж действительно – тихая пристань!

И уж совсем неожиданно, она оказалась последней пристанью всего круиза. Потрёпанный штормом теплоход на последнем издыхании дотащился до Углича и здесь окончательно заглох. Ранения, полученные в Рыбинском сражении, оказались смертельными… или, по крайней мере, несовместимыми с продолжением плавания.

– Это мы в "Морской бой" сыграли: "ранен" – "ранен" – "убит!" – сказал Ромка.

Веру прямо на пристани вдруг встретила её мать. Марина, как-то доверительно узнав у Веры телефон, позвонила ей ещё ночью. Та примчалась из Москвы сразу сюда – ведь в Угличе так и так должна быть стоянка.

"Ну вот! Сла-ава Богу! всё, что нужно, сделали – теперь мы уж совсем свободны", – облегчённо вздохнул про себя Кирилл.

– Ну, а мы-то как? – спросил он. – Куда дальше?

– Чуть-чуть осмотримся в Угличе и тут уж решим… – сказала Марина. – Возвращаться сразу в Кострому или… своим ходом в Москву?

– В Москву-у! – просительно воскликнул Саша.

– В Москву! – поддержал Ромка.

Где-то, кажется, это уже было…

Когда сошли на пристани, первое время казалось, что берег шатается. Всё ещё не верилось, что под ногами наконец-то суша. Да уж! "Воду прошед, яко сушу…"

И ведь первым после несостоявшегсоя потопления от имени всей суши их встретил тот трагически-светлый город, который никак не минуешь по дороге в Царство. Город царевича. Не рассказать Саше про самого знаменитого мальчика в истории Марина, конечно, не могла. Типичный парадокс Божьего миропорядка: ребёнок, которого убили, стал покровителем и защитником всех детей. Неубитые просят помощи убитого!.. Битый небитых везёт! Но чуть прикоснёшься к перевёрнутому миру, перестаёшь удивляться. Для тех, кто на сегодняшнем уроке опять прошёл смерть – и в очередной раз убедился, что её нет, – всё "удивительное" автоматически становится естественным.

– А помните, вы говорили, царю Михаилу было 16 лет. А царевичу Дмитрию – вообще 8… А мне – 12… – зачем-то начал высчитывать Саша.

– И что же?

– Да ничего. Получается, один был всего на четыре года меня старше, другой – на четыре года меня младше. А я – посерединке.

– А ты у нас всегда посерединке! – сказал Ромка.

Царевич был, если угодно – подлинный помазанник Божий, только на Царство другое. Что-то в нём особенно утешительное. Люди о нём всегда спорят – одни говорят: "За что его убили?", другие: "За что он святой?" – а любовь Божия вообще не ведает вопроса "За что?". Его пример – откровение о самой сути Любви: беспричинной по определению. Беспричинной, безначальной, всем желающей Царства. Дети входят в Него первыми, чтобы приготовить путь нам. В отличие от нас,