Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) - Стефани Майер

Не стоило сюда приходить, но куда еще мне податься? Темный зеленый лес слишком сильно напоминал лес из моего ночного кошмара, и я чувствовал себя неуютно. Теперь, когда я больше не слышал собственных шагов, тишина казалась пронзительной. Птицы притихли, капли сверху падали все чаще – должно быть, все-таки начался дождь. Папоротники поднимались выше моей головы, поэтому здесь меня никто не заметил бы, даже пройдя по тропе на расстоянии трех шагов.

Здесь, среди деревьев, поверить в глупости, которых я устыдился дома, было гораздо проще. В этом лесу ничто не менялось тысячелетиями, в зеленом сумраке мифы и легенды сотен разных народов казались более правдоподобными, чем в моей привычной спальне.

Нехотя я заставил себя сосредоточиться на двух самых главных вопросах, на которые мне требовалось ответить.

Прежде всего предстояло решить, может ли быть правдой то, что я узнал от Джулс о Калленах.

Мой разум сразу же выдал категоричное «нет». Глупо даже просто задумываться о такой ерунде. Это всего лишь дурацкие выдумки. Древние страшные байки.

«А как же доказательства?» – спросил я себя. Разумного объяснения, почему я до сих пор жив, не находилось. Я мысленно перечислил все странности, которые заметил сам: нечеловеческая красота, невероятные скорость и сила, глаза, меняющие цвет с черного на золотистый и наоборот, бледная холодная кожа. И мелкие подробности, осознание которых пришло постепенно: они никогда не едят и двигаются с настораживающей грацией. Вдобавок Эдит порой изъясняется в выражениях, подходящих скорее для исторического романа вроде тех, которые любит читать моя мать, чем для школы двадцать первого века. Урок, на котором мы определяли группу крови, она прогуляла. Была не прочь поехать на побережье, но лишь до тех пор, пока я не сказал, куда именно мы едем. Похоже, знала мысли всех вокруг… кроме моих. И намекала, что она опасная злодейка…

Неужели Каллены – вампиры?

Они – нечто. Нечто за пределами нормального и разумного, неизвестно как появившееся в этом никчемном городишке. Но кем бы ни была Эдит Каллен – «холодной» из легенды Джулс или супергероем из моей гипотезы, – она… не человек. Она нечто большее.

Значит, в принципе слова Джулс могут быть правдой: таким и будет пока мой ответ на первый вопрос.

А теперь – самое важное. Если это все-таки правда, что делать мне?

Если Эдит действительно вампир, – я не мог произнести эти слова даже мысленно, – тогда как мне быть? О том, чтобы обратиться к кому-нибудь за помощью, не могло быть и речи. Я сам не могу в это поверить, а если поделюсь с кем-нибудь еще, меня упрячут в психушку.

Приемлемыми казались только два пути. Первый – послушаться совета Эдит и по возможности избегать ее. Отменить все наши планы и делать вид, что нас разделяет толстая, непроницаемая стеклянная стена – на том единственном уроке, который нам приходится проводить за одной партой. Сказать ей, что она права, и больше ни разу не перемолвиться с ней ни словом.

От этой перспективы меня охватило мучительное отчаяние. Отторгая боль, разум тут же перешел ко второму варианту из возможных.

Можно просто оставить все, как было. В конце концов, даже если она и вправду нечто… зловещее, до сих пор она ничем не навредила мне. Напротив, если бы не молниеносная реакция Эдит, сейчас обо мне напоминала бы только вмятина на крыле машины Тейлор. Она действовала стремительно, вполне возможно, рефлекторно. Но если рефлексы побуждают ее спасать людям жизнь, разве она может быть злодейкой? И мои мысли вновь двинулись по прежнему пути, от которого голова шла кругом.

Если я и был уверен в чем-то, то лишь в одном: Эдит в черном платье, с острыми зубами и ногтями – просто отражение моего страха, но я боюсь не Эдит, а всего лишь слова, которое произнесла Джулс. И даже когда я закричал, ужаснувшись броску оборотня, отчаянное «нет» у меня вырвал не страх перед волчицей. А боязнь, что пострадает она. Она звала меня, обнажая длинные острые клыки, а я все-таки боялся за нее.

И тут я понял, что нашел ответ. В сущности, у меня и не было выбора – слишком далеко все зашло. Теперь, когда я все знал – если я знал хоть что-то, – что мне оставалось? Потому что когда я вспоминал ее – голос, гипнотические глаза, тело, которое влекло меня, как магнит, – мне хотелось только одного: оказаться рядом с ней прямо сейчас. Даже если она… нет, это слово я больше не буду вспоминать. Особенно сейчас, когда я один в густом лесу. Где от дождя потемнело, как в сумерках, а шум капель стал похож на шаги по мягкой земле под деревьями. Вздрогнув, я вскочил и покинул свое убежище, опасаясь, что тропинка вдруг исчезнет под дождем.

Но тропинка вилась между деревьями, как прежде, выводя меня из мокрой зеленой мглы. Я почти бежал по ней, поглубже надвинув капюшон, и удивлялся, как далеко я забрел. Мне уже казалось, что я никогда отсюда не выберусь или что по ошибке я повернул не в ту сторону и теперь углубляюсь в лес. Но прежде чем я начал паниковать, в паутине веток наконец появились просветы. А потом прошумела машина, и я очутился на свободе: под моими ногами расстилалась лужайка возле дома Чарли.

Был полдень, когда я вошел в дом. Я поднялся к себе и переоделся в чистые джинсы и футболку, поскольку выходить никуда не собирался. Без особых усилий я сосредоточился на сегодняшней задаче – сочинении по «Макбету», сдать которое надо было в среду. Вскоре я уже набрасывал черновик, ощущая умиротворение впервые с… если уж говорить начистоту, впервые с четверга.

Впрочем, для меня это обычное дело. Я всегда с трудом принимаю решения, над каждым подолгу мучаюсь. Но как только решение принято, я просто следую ему – как правило, с облегчением оттого, что выбор уже сделан. Порой облегчение подпорчено отчаянием, как в случае с переездом в Форкс. Но даже это лучше, чем ломать голову над возможными вариантами.

Смириться с этим решением оказалось до смешного просто. И в этой простоте таилась опасность.

День прошел тихо и продуктивно, сочинение я закончил к восьми. Чарли привез большой улов, и я мысленно взял себе на заметку поискать книгу с рецептами блюд из рыбы, когда поеду в Сиэтл на следующей неделе.

В ту ночь я спал без сновидений – слишком рано проснулся накануне. Уже во второй раз после приезда в Форкс я увидел после пробуждения яркий желтый свет солнечного дня. Доковыляв до окна, я изумился: на небе – ни облачка. Я распахнул окно, мимоходом удивившись, что оно открылось бесшумно и легко, хотя его не открывали неизвестно сколько лет, и вдохнул сравнительно сухой воздух. Было тепло и почти безветренно. От радости кровь запульсировала в жилах.

Когда я спустился в кухню, Чарли уже заканчивал завтрак и сразу уловил перемену в моем настроении.

– Отличный день для прогулки, – заметил он.

– Ага, – с улыбкой согласился я.

Он улыбнулся в ответ, в уголках карих глаз разбежались морщинки. Когда Чарли улыбается, я начинаю понимать, почему мама вышла за него замуж. Почти весь его юношеский романтизм выветрился раньше, чем я успел познакомиться с ним, вьющиеся темно-русые волосы – того же цвета, как мои, только другие на ощупь, – продолжали редеть, постепенно открывая взгляду лоснящуюся кожу на макушке. Но когда он улыбается, в нем на секунду проглядывает юноша, который сбежал из дома вместе с Рене, когда она была всего двумя годами старше, чем я сейчас.

Я завтракал с улыбкой на лице, глядя, как в солнечном луче танцуют пылинки. Чарли окликнул меня от двери и попрощался; я услышал, как патрульная машина отъехала от дома. Собираясь уходить, я привычным жестом взялся за куртку и помедлил. Оставить ее дома – значит искушать судьбу. С вздохом я повесил куртку на локоть и вышел на самый яркий свет, какой только видел за последние месяцы.

Выдержав краткую, но яростную схватку, я сумел почти полностью опустить стекла в обоих окнах пикапа. В школу я приехал одним из первых: торопясь выйти из дома, я даже не взглянул на часы. Припарковавшись, я направился к южной стороне кафетерия и столам для пикника, которыми пользовались довольно редко. Скамейки еще не высохли, и я сел на куртку, радуясь, что все-таки прихватил ее. Домашнюю работу я сделал, но в правильности решения нескольких задач по тригонометрии сомневался. Я достал учебник, но когда проверял первую задачу и дошел до середины, вдруг обнаружил, что витаю в облаках, любуясь игрой солнечного света на красноватой коре древесных стволов. В рассеянности я водил карандашом по полям тетради, и через несколько минут пять пар темных глаз уставились на меня со страницы. Пришлось стирать их ластиком.

– Бо! – окликнул меня кто-то – кажется, Маккайла. Обернувшись, я увидел, что, пока сидел над учебником, на территории школы прибавилось народу. Все были в футболках, некоторые даже в шортах, хотя температура поднялась не выше плюс шестнадцати. Ко мне направлялась Маккайла в мини-юбке до середины бедра и легкой блузке на тонких лямках.