Осколки чести. Барраяр - Лоис Буджолд

Корделия решила, что не вправе добиваться от мужа большего покаяния, и кивнула. Гнев ее улетучился, а освободившееся место мгновенно заполнилось недавними страхами.

— Гляди, как бы нам не пришлось однажды утром выламывать дверь его комнаты.

Не меняя позы, адмирал хмуро посмотрел на жену.

— У тебя есть основания считать, что он думает о самоубийстве? Мне кажется, он вполне доволен жизнью.

— Конечно — пока ты не спускаешь с него глаз. — Корделия сделала выразительную паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. — А на самом деле до самоубийства ему осталось вот столько. — И она подняла большой и указательный пальцы, разведя их на миллиметр. Форкосиган заметил кровь на руке жены и замер. — Он побаловался этой чертовой тростью-шпагой. Как я сожалею, что подарила ее! Я не переживу, если он перережет себе горло. Именно это он собирался сделать.

— Ох-х-х…

Без своего блестящего военного кителя, не обуреваемый более мрачными мыслями Форкосиган вдруг как-то съежился. Он притянул Корделию к себе, и она, сев рядом, продолжала:

— Так что, если в твоей безмозглой башке зародилась мысль сыграть роль короля Артура, выставив нас Ланселотом и Гвиневрой, можешь об этом забыть. Не пройдет.

Эти слова заставили его коротко рассмеяться.

— Боюсь, что в моей башке зародились куда более прозаические образы — знакомый уже кошмар.

— Угу… Могу понять, почему это тебя так задело. — Она подумала, не маячит ли сейчас у нее за спиной призрак первой жены Форкосигана, дыша ему в ухо смертным холодом. Так иногда навещал ее саму призрак Форратьера. Выглядел Эйрел сейчас достаточно заледенело. — Но ведь я — Корделия, не забыл? А не… кто-то другой.

Он прижался лбом к ее лбу.

— Прости меня, милый капитан. Я уродливый напуганный старик, и с каждым днем становлюсь все старее, уродливее и подозрительнее.

— И ты туда же? — она прижалась к нему теснее. — Слов «старый» и «уродливый» я не принимаю. Безмозглый — да, но это не имеет отношения к внешности.

— Спасибо.

Ей было приятно, что она хоть чуть-чуть его развеселила.

— Значит, все дело в твоем регентстве? — спросила она. — Ты можешь хоть немного поделиться со мной своим грузом?

Форкосиган сжал губы.

— Строго по секрету… Хотя ты, конечно, и без предупреждений не станешь болтать… Похоже, не пройдет и года, как нас ждет новая война. А мы к ней совсем не готовы — еще не оправились после Эскобара.

— Что?! Но мне казалось, что военная партия обезврежена!

— Наша — да. Но цетагандийская по-прежнему чувствует себя как нельзя лучше. Разведка доложила, что они надеялись на смуту после смерти Эзара Форбарры и хотели воспользоваться этим моментом как прикрытием для захвата спорных п-в-туннелей. Но регентом назначили меня и… Ну… я, конечно, не назову нынешнюю ситуацию стабильной. В лучшем случае — неустойчивое равновесие. Но, безусловно, не тот развал, на какой они рассчитывали. Отсюда и диверсия с акустической гранатой. Негри и Иллиан процентов на семьдесят убеждены, что это была цетагандийская работа.

— И они… попытаются снова?

— Почти наверняка. Но независимо от того, останусь я жив или нет, еще до конца года они предпримут разведку боем. И если мы окажемся слабы… они станут продвигаться все дальше и дальше, пока кто-нибудь их не остановит.

— Неудивительно, что ты так… погружен в свои мысли.

— Ты нашла вежливую формулировку? Нет, дело не в этом. О цетагандийцах я знаю уже давно. Сегодня, после заседания Совета, появилось кое-что новое. Ко мне пришел граф Форхалас — просить о личном одолжении.

Корделия удивилась.

— Я думала, ты будешь только рад возможности оказать услугу брату Ралфа Форхаласа. Что, это не так? — встревожилась Корделия.

Он расстроенно покачал головой.

— Младший сын графа — восемнадцатилетний оболтус, которого следовало бы определить в военное училище… если не ошибаюсь, он был представлен тебе на церемонии утверждения регента…

— Лорд Карл?

— Да. Вчера на вечеринке он спьяну ввязался в потасовку…

— Ну что ж, дело житейское. Такое случается даже в Колонии Бета.

— Вот именно. Но выяснять свои отношения они отправились на улицу, вооружившись парой тупых шпаг, висевших на стене в качестве украшения, и кухонными ножами. И все обернулось трагично.

— Кто-нибудь был ранен?

— К сожалению, да. Насколько я понял, беда произошла случайно: в неловком падении графский сын ткнул своего соперника шпагой в живот и, видимо, попал в какую-то артерию. Тот почти мгновенно скончался от потери крови. К тому времени как зрители достаточно протрезвели, чтобы вызвать медицинскую помощь, было уже слишком поздно.

— Боже правый!

— Это была дуэль, Корделия. Она началась в шутку, но закончилась всерьез. А за дуэль существует наказание. — Форкосиган встал и принялся расхаживать по комнате; потом остановился у окна, глядя в дождливые сумерки. — Граф пришел просить для сына императорского помилования. Или, если я не могу этого добиться, — замены формулировки обвинения. На суде за простое убийство парень мог бы заявить, что вынужден был прибегнуть к самозащите, и, возможно, ему удалось бы отделаться всего лишь тюремным заключением.

— Это кажется… достаточно справедливым, по-моему.

— Да… Одолжение другу. Или… первая щель, через которую к нам снова вползет этот адский обычай. Что произойдет, когда ко мне снова обратятся с такой просьбой — и еще, и еще? Где остановиться? А если в следующей дуэли будет замешан мой политический противник, а не член моей партии? Значит, все смерти, которые понадобились для того, чтобы искоренить этот обычай, были напрасными? И еще хуже: это будет прецедентом того, как на правительство оказывают давление друзья — а потом последуют группировки. Говори об Эзаре Форбарра что хочешь, но за тридцать лет неустанного труда и беспощадной жестокости он превратил правительство из клуба форов в некое подобие — пусть даже непрочно стоящее на ногах — власти закона, одного закона для всех.

— Я начинаю понимать, в чем проблема.

— И надо же, чтобы мне — именно мне! — выпало принимать это решение! Ведь меня самого двадцать два года Назад должны были публично казнить за тот же самый проступок! — Форкосиган остановился перед женой. — К сегодняшнему утру весь город уже слышал вчерашнюю историю. Я приказал, чтобы службы новостей пока ничего не сообщали, но это все равно что плевать против ветра. Пытаться замять дело уже слишком поздно — даже если бы я захотел. Так что же я предам сегодня? Доверие Эзара Форбарры? Или друга? Можно не сомневаться, какое решение Принял бы он.