Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

Джеймс уже получил исчерпывающую – на данный момент – информацию о случившейся ночью катастрофе. Экзосферный челнок «Гавриил» – большая пассажирская ракета, преодолевающая межконтинентальные расстояния столь быстро, что, если верить бородатой шутке пилотов, посадка и высадка занимают больше времени, чем сам полет, – был захвачен группой террористов из австралийской группы Подполья в момент выхода на околоземную орбиту. Экипаж, видимо, не оказал сопротивления, а обоих офицеров безопасности, находившихся на борту инкогнито, террористы каким-то образом вычислили и убили в первые мгновения захвата. Как только управление челноком перешло к подпольщикам, «Гавриил» изменил курс и поднялся на сотню километров выше обычной орбиты, зависнув над Североамериканской Федерацией вне досягаемости наземных средств ПВО.

Террористы обратились к Совету Наций и правительству Федерации на открытой волне, а потом продублировали свои требования по Сети. В городах Федерации, особенно в Лос-Анджелесе, куда направлялся челнок, началась паника. Падение пятисоттонного «Гавриила» грозило оставить от Большого Эл-Эй немногим больше, чем просто воспоминание. С половины одиннадцатого до двух часов ночи в мегаполисах Калифорнии наблюдался массовый исход жителей – перепуганные люди прыгали в вингеры и улетали на восток и на север. Данные о жертвах паники не попали в сводки новостей, но сетевой оператор Ки-Браса, имевший доступ к базам данных Империума, сообщил, что только в Лос-Анджелесе при одновременном взлете тысяч машин с частных посадочных площадок пострадали более трехсот человек.

Террористы повторили свои требования трижды. Отменить Закон о генетической безопасности, открыть зону объекта «Толлан», уничтожить Стену. В заложниках у них находились восемьсот тридцать семь пассажиров челнока и пять членов экипажа. Кроме того, в случае отказа подпольщики грозили стереть с лица земли один из городов Федерации. С такой орбиты сделать это было несложно – в задачи национальной системы ПРО не входило отражение ударов из космоса.

Все закончилось без десяти два по калифорнийскому времени. Боевая орбитальная станция «Поллукс», подкравшаяся с солнечной, невидимой для пилотов челнока стороны планеты, сожгла «Гавриил» импульсом из плазменной пушки. Едва ли не впервые за годы существования Внешнего Щита его мощь была явлена столь открыто. Выживших, разумеется, не осталось – и террористы, и их заложники обратились в распыленные в околоземном пространстве атомы, а немногочисленные обломки челнока рухнули в воды Панамского залива.

К этому времени паника внизу немного поутихла – не в последнюю очередь благодаря взвешенной политике средств массовой информации. И все же огненная плеть страха вновь хлестнула Прекрасный Новый Мир, и он съежился, затаив дыхание в ожидании следующего удара. Повышенные меры безопасности в аэропортах, патрули на улицах, фотороботы разыскиваемых активистов Подполья, вытеснившие рекламу с гигантских плазменных экранов на городских площадях... Знакомые симптомы, подумал Ки-Брас, несколько часов – а может быть, даже дней – все будут следить друг за другом, подозревать ближних и дальних в совершении самых немыслимых преступлений, включая, разумеется, и пособничество террористам. Сколько доносов будет написано! Господи, помоги сетевым операторам, они задохнутся от такого количества грязных выдумок. А кончится это, как уже не раз бывало, ничем. Пройдет какое-то время, и все вернется на круги своя. До следующей катастрофы.

Джеймс быстрыми шагами пересек зал прилета, едва не столкнувшись с одним из патрульных европоловцев. Небрежно махнул ему рукой с зажатой в ней девятиугольной звездой – значком Агентства. Патрульный мгновенно отдал ему честь и вроде бы даже приостановился, но Джеймс уже прошел мимо.

Джилз, как обычно, подпирал собою стену в дальнем углу зала, у неприметной двери с надписью «Только для персонала». В зубах у него была зажата сигарета – незажженная. Джилз делал вид, будто она только что потухла.

По сведениям Ки-Браса, в Агентстве насчитывалась дюжина сотрудников, так и не избавившихся от этой вредной привычки, и Джилз прочно удерживал среди них сомнительный чемпионский титул. Курить на улице давно уже стало дурным тоном и признаком принадлежности к низшим классам; на курильщиков смотрели косо почти повсюду, а в верхних кругах иерархии пристрастие к никотину считалось таким же пороком, как, например, гомосексуализм. Однако Джилз, который, по его собственным рассказам, смолил как паровоз с десяти лет, плевать хотел на все эти предрассудки. Он курил и на улице, и дома, и в гостях – хотя в гости его как раз приглашали редко. Там, где курить по каким-либо причинам было строжайше запрещено – как вот сейчас в аэропорту, – он совал в рот незажженную сигарету и всем своим видом показывал, что, если он не нарушает дурацких антиникотиновых законов, то ничто не мешает ему их презирать.

Он увидел Джеймса издалека и послал ему обаятельнейшую из своих знаменитых кривых ухмылок – сигарета при этом повисла у него на губе как приклеенная. Ки-Браса всегда интересовало, как Джилз ухитряется проделывать такой трюк, но спросить напрямую он, разумеется, не мог.

– Привет, чиф, – буркнул Деймон Джилз, крепко сжимая ладонь Ки-Браса своей лопатообразной лапищей. – Как поживает в-задницу-трахнутая-Корея?

– Великолепно поживает, дружок. С тебя десять евро в общую кассу – ты опять выругался.

Это была инициатива Аннабель, заместителя Джеймса по оперативной работе и главной стервы Вселенной по совместительству. По крайней мере, последним титулом ее величали ребята из Одиннадцатого отдела – за глаза, разумеется. «Холодная как лед и острая как бритва» – сказал однажды старый Адам Сноуфилд, а он-то умел заглянуть человеку в нутро. Придя в отдел прямиком из аналитической службы «Бритиш Петролеум», леди Флетчер некоторое время выслушивала большие и малые загибы сотрудников, брезгливо морща аристократический носик, а затем внесла смелое предложение – платить штрафы за сквернословие. Сумма штрафа при этом зависела от воображения любителя обсценной лексики – примитивный «fuck» обходился в символическую сумму в один евро, конструкции посложнее оценивались от пяти до десяти евро, а отдельные умельцы порой выкладывали до полусотни. Система, как ни странно, оказалась жизнеспособной, ругаться в отделе стали поменьше, но в кассе все равно почти всегда имелась некая сумма, на которую время от времени закатывались пирушки в «Лисе и гончих» – излюбленном пабе сотрудников Агентства.

– Неужели, чиф? – Джилз выглядел праведником, облыжно обвиненным в массовом совращении малолетних. – Ну, если вы говорите...