Богиня пустыни - Кай Мейер

И в тот же момент, когда в ее сознании возникли видения, те же самые, какие пробудил в ней дневник Селкирка, ее охватило хорошо знакомое ощущение головокружения, отвращения и беспомощности. Мир за доли секунды свернулся у нее перед глазами в крохотную пылающую точку, затем снова развернулся, но только на первый взгляд остался тем же самым.

Вокруг нее начал вибрировать песок, сначала медленно, затем все сильнее, словно что-то пробуждалось, оживало в глубине пустыни. Осыпался тонкий слой песка, лежавший на зубцах башен Еноха. Склоны дюн задрожали, отвердевший верхний слой песка разламывался и соскальзывал вниз, вызывая маленькие лавины и вздымая облачка пыли.

Рядом с верблюдом Сендрин вздыбился песок, и нечто высохшее, бледное и костистое выползло наверх, как будто все это время находилось под песком в засаде. Ветер выдул песок из пустых глазниц и посвистывал сквозь разбитые ряды зубов. Желтоватые останки напоминали деревянную марионетку, безжизненно лежащую в углу до тех пор, пока кто-то не начнет дергать ее за ниточки. Такими же дергаными были первые движения скелета, выбирающегося из пропасти забвения в свет дня, в пространство воздуха, ветра и солнца.

Повсюду выбирались из песка мумифицированные тела, некоторые выскакивали внезапно, другие показывались постепенно, будто освобожденные ветром от груза пустыни. Перед Сендрин разворачивались забытые мистерии этих мест.

Это было похоже на то, что происходило в высохшем русле реки в Омахеке. Мертвые двигались, безжизненными глазами смотрели вокруг, что-то искали, складывались, их пальцы высовывались из земли, хватали за ноги верблюда, пытаясь подняться, но при этом только затягивали беспомощное животное в песок, пока оно не погрузилось в него до колен. Верблюд закричал, дернулся сильным телом и сбросил Сендрин на песок.

Она упала на руки и сразу же покатилась в сторону, песок попал ей в рот и в глаза. Песок был теплым и мягким, и падение не причинило ей никакой боли. Но жжение в глазах и невозможность видеть, что происходило вокруг, были ужасны.

В облаке поднятого песка что-то промелькнуло у нее перед глазами, она уловила запах истлевшей кожи. Как парализованная, она уставилась на кулак мумии, на распрямляющиеся пальцы — это напоминало бледную почку, расцветавшую смертным цветом. Сендрин едва успела отклонить голову, чтобы избежать щелкнувших зубов. Одновременно она почувствовала прикосновение к своей левой голени. Когда она с криком закружилась, то увидела, что на ней висело нечто, вцепившееся в нее, как злая собака, — две руки крепко держали ее за ногу. Руки принадлежали безголовому безногому туловищу. Был виден комок высохших внутренностей и конец свободно болтающегося позвоночника. Ноги Трупа находились в земле, во мраке братской могилы. При попытке выбраться наверх торс разорвался пополам.

Нет!

Она дернулась изо всех сил, но не смогла избавиться от мертвеца.

Нет! Нет! Нет!

Она отчаянно защищалась, била по гнилым рукам, погружаясь при этом в песок. За ее спиной поднялся очередной труп, схватил ее за волосы и положил свою высохшую руку ей на грудь.

Я не освобожусь.

Великий Боже, я не освобожусь!

— Ты только должна захотеть, — это был голос Кваббо. — Ты должна хотеть этого изо всех сил!

Было так тяжело сконцентрироваться на его словах, так сложно понять, что он говорил. Она оставила свои попытки освободиться от трупа и направила свои силы не вовне, а внутрь себя и в конце концов вытянула себя из этого водоворота паники и отчаяния.

Кожа на голове перестала болеть, как будто кто-то отпустил ее волосы. Давление на ее грудь исчезло, освободилась и нога.

Она должна была всего лишь прекратить обращать внимание на мир вокруг себя. Мертвые, пустыня, даже Кваббо — все это тотчас стало неважным. Она как бы сконцентрировала силы в кулак и сильными ударами сметала в сторону все, что отвлекало ее от самой себя, от того, что было в ней и жаждало освобождения.

Она открыла глаза — когда же она их закрывала? — пустыня была прежней. Мертвые растаяли в воздухе, сон Еноха оставался таким же безмятежным, как и прежде. Сендрин сидела на корточках на песке возле своего верблюда. Животное терпеливо стояло рядом, казалось, что оно терлось о ветер, почесывая им свою щетинистую шкуру. Кваббо сидел на своем верблюде и обеспокоенно смотрел на нее сверху.

— Все в порядке? — спросил он.

Она поморгала, привыкая к солнечному свету.

— Как долго… я имею в виду, я была…

— Два-три вдоха. Ты внезапно выпала из седла. Я как раз хотел спуститься и проверить, не ушиблась ли ты.

Немного помедлив, она покачала головой.

— Ничего не случилось. Вероятно, все дело просто в жаре.

Она спрашивала себя, знал ли он о том, что она видела. В любом случае, он мог читать об этом в ее мыслях, может быть, он этим сейчас и занимался. Внезапно ей пришло в голову, что он не сможет этого сделать, если она воспротивится этому. Или, по крайней мере, попробует закрыться от него.

Большим напряжением воли она внушала себе, что то, что происходит в ее голове, не предназначено для Кваббо. Уже через пару секунд по наморщенному лбу сана она поняла, что ее попытка удалась, его стремление проникнуть в ее мысли наткнулось на преграду, сооруженную ею вокруг своих мыслей.

Ощущение прикосновения рук мертвецов было все еще свежо и вызывало страх, но, тем не менее, она ощущала триумф. С одной стороны, ей удалось взять под контроль силу своего взгляда — отныне не будет возникать никаких неподвластных ей видений, с другой — она больше не позволит Кваббо читать свои мысли. Было достаточно причин для радости.

Кваббо ничего на это не сказал, только обреченно дернул поводья и погнал верблюда вперед. Сендрин приказала своему верблюду лечь, поднялась в седло и последовала за саном. Ужас, который до сих пор владел всем ее телом, исчез, и чувство, что она добилась победы, стало еще сильнее. Она была горда, однако прилагала все усилия, чтобы не впасть в эйфорию. Сейчас она не могла себе позволить необдуманных поступков.

Даже через час пути над песком по-прежнему возвышались части отдельных каменных сооружений и блестящие шпили башен. Енох, должно быть, был огромным городом. Селкирк вряд ли смог откопать весь город, как он это утверждал в своих записках. Сендрин невольно спрашивала себя: а что, если в его дневниках есть и другие неправдивые сведения? Почему лорд лгал сам себе, ведь записки предназначались только для него?

Несколько недель назад в беседе с профессором Пинтером ей стало ясно, что Селкирк после открытия Еноха посвятил себя следующей — и последней — своей находке в Калахари. Очевидно, оттуда он приказал доставить камни, которые были встроены в стены поместья в Ауасберге. Было ли это то место, к которому вел ее Кваббо? Что делала там женщина, призывы которой она слышала? И что привело ее в такое отчаяние, что она звала Сендрин, чужеземку, находящуюся от нее за сотни километров, и просила ее о помощи?