Шпион по призванию - Деннис Уитли

Роджер понимал, что любой из подобных шагов чреват войной, так как Англия и Пруссия, если их к этому вынудят, поддержат штатгальтера силой оружия. Он не мог взять в толк, какая польза месье де Рошамбо от развязывания конфликта. Франция была ближе к банкротству, чем когда-либо, и не могла себе позволить ввязываться в драку. Таким образом, гражданская война в Голландии могла привести лишь к тому, что штатгальтер, поддерживаемый врагами Франции, восторжествовал бы над республиканцами, и колоссальное влияние, приобретенное Францией в Голландии мирными средствами, было бы полностью утрачено.

Очевидно, месье де Верженн все это отлично понимал, поскольку он намеревался отправить специальную миссию ко двору штатгальтера для сотрудничества с бароном Гёртцем и британским министром сэром Джеймсом Харрисом 115 в попытке примирить Вильгельма V с многочисленными парламентами провинций. Но так как маркиз всегда противостоял миролюбивой политике месье де Верженна, Роджер чувствовал, что его внезапный интерес к Голландии вдохновлен каким-то тайным планом, не сулящим ничего хорошего Британии, и решил постараться выяснить его намерения.

Уверенность Роджера нашла подтверждение через несколько дней, когда маркиз, пребывая в хорошем настроении, сообщил ему, что месье де Ренваль назначен полномочным посланником к их превосходительствам из Генеральных штатов Соединенных провинций. Роджер знал, что этот высокий чиновник министерства иностранных дел Франции был протеже месье де Рошамбо и его друзей, а значит, будет следовать их тайным инструкциям в ущерб указаниям, данным ему министром.

18 ноября двор вернулся из Фонтенбло для открытия зимнего сезона бесконечных развлечений. Сам переезд обошелся в круглую сумму, о чем Роджер узнал из разговора с секретарем герцога де Полиньяка, который, будучи генеральным интендантом почты, отвечал за подобные королевские путешествия. На четыре дня двору предоставили три тысячи сто пятьдесят почтовых лошадей, что пагубно сказалось на обычных переездах. Все же это было каплей в море по сравнению с другими расходами на содержание двора.

Монархи словно не имели понятия, что количество денег, подобно зерну и другим товарам, имеет свои границы и что их появление требует времени и сил. Размер жалованья, выплачиваемого королевой только ее высшим сановникам, достиг в том году тридцати восьми миллионов франков. Естественно, расходы короля были куда большими; к тому же он тратил огромные суммы на постройку новых флигелей во дворцах Рамбуйе, Компьена и Фонтенбло и утверждал, что в будущем году необходима полная реконструкция дворцового комплекса в Версале.

Все понимали, что крах неминуем, и ни для кого не было секретом, что месье де Калонн в безнадежном тупике и не знает, как обеспечить выполнение нескончаемых требований короля. Три года он тасовал финансы Франции с ловкостью опытного шулера, но день расплаты быстро приближался. Чтобы отдалить его, министр прибегал к самым отчаянным средствам. Парижский муниципалитет решил расходовать три миллиона в год на общественные нужды, поэтому де Калонн заставил его взять сразу тридцать миллионов, передал при этом только три, а двадцать семь положил в казну, обещая выдать по первому требованию, так как не видел иного способа выплаты пенсий придворным.

Безответственность упомянутых придворных была равна их наглости, и в декабре Роджер узнал об особенно жутком ее примере. Архиепископ Камбре во время охоты вторгся на землю одного из своих соседей. Когда егерь этого соседа выразил протест, архиепископ, не удостоив его ответом, направил на него ружье и выстрелил, серьезно ранив.

Тем не менее, несмотря на неполадки в казне, король не переставал отдавать распоряжения относительно постройки новых боевых кораблей, а месье де Калонн — финансировать самые рискованные предприятия. Одно из них, вызвавшее всеобщий интерес, было предложено месье Монгольфье, который заявил, что открыл способ управления полетом воздушных шаров и может организовать прибыльное торговое сообщение по воздуху между Парижем и Марселем.

Это напомнило Роджеру месье Жозефа Фуше, который шантажировал старого Аристотеля Фенелона, нуждаясь, по его словам, в деньгах для финансирования экспериментов с воздушными шарами, и юношу заинтересовало, что стало с долговязым, похожим на скелет сыщиком.

В ответ на замечание Роджера собравшимся в доме аббата де Перигора людям о глупости месье де Калонна, добавлявшего к собственным трудностям поддержку столь безумных авантюр, граф де Мирабо, смеясь, ответил:

— Он надеется не получить из этого прибыль, а отвлечь людское внимание от более серьезных проблем. Калонн старается выиграть время с помощью старого рецепта давать плебсу хлеба и зрелищ.

— Ему было бы незачем изобретать последнее, если бы он нашел способ приобрести первое, — улыбнулся де Перигор.

— Вы правы, аббат, — согласился обезображенный оспой граф. — Теперь ясно, что этой зимой половина Франции столкнется лицом к лицу с голодом, и хочет этого король или нет, но ему придется до конца года созвать Собрание нотаблей 116. Это единственное средство, которое у него осталось, чтобы вытянуть страну из нынешних бед.

— Но это было бы равносильно отказу от королевской прерогативы и официальному согласию на конституцию, — возразил Роджер.

Граф покачал львиной головой:

— Не обязательно. В Собрании нотаблей будут представлены дворянство, духовенство и парламенты провинций, так что в основном оно будет выражать мнение народа. Его попросят рекомендовать меры для избавления нас от трудностей, но монарх не будет обязан следовать советам. Все же это было бы шагом в нужном направлении, так как неизвестно, какую власть решит взять в свои руки подобное собрание. Быть может, это явится началом наставления нашего тупоголового короля на путь истинный.

— По-вашему, двор не осведомлен об этом? — с циничной усмешкой промолвил элегантный Луи де Нарбонн. — Уверяю вас, королевский совет использует все свое влияние, чтобы помешать осуществлению подобного проекта. Собрание нотаблей не созывалось с 1626 года, и маловероятно, что двор, в течение ста шестидесяти лет обходившийся без советов представителей нации, теперь подвергнет себя такой опасности.

Тем не менее де Мирабо оказался более прозорливым, ибо к концу года де Калонн находился в столь отчаянном положении, что 30 декабря сам посоветовал королю созвать нотаблей.

Эта новость взволновала всю Францию, но Роджер едва обратил на нее внимание, так как в тот день он узнал, что Атенаис ожидают в Париже в начале января.