Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

Глаза всех, присутствовавших в хранилище, обратились к источнику света, хотя он наверняка мог ослепить их или свести с ума. Прикрывая глаза руками, глядя в мерцающие отражения, выжившие в недавней резне становились свидетелями чего-то прекрасного и ужасного, агонии смерти и жестокого рождения одновременно.

Вопли, доносившиеся из сердца света, были самыми ужасными, какие можно было только себе представить. В них слышалась горечь потерь, боль, отчаяние и сожаление о позабытых вещах, о которых никогда не вспомнят более. В этих дьявольских голосовых модуляциях тоски Пертурабо слышал страх новорожденного выходящего из чрева матери, ужас существа выброшенного в новый, наполненный болью мир, но также он слышал предвкушение исследования этого мира. Это было похоже на восторг резчика плоти, который не знал ничего о принципах своего искусства, кроме того, что он возвысится через него.

Как раз, когда стало казаться, что агонистично-эйфорийный крик больше уже не может длиться, источник света начал распускаться, как лепестки ночного цветка или светящаяся куколка, раскрывающаяся после прошедших метаморфоз.

В центре света парила фигура, и Пертурабо потребовалась секунда, чтобы осознать невозможность того, что он видит.

Это был Фулгрим, обнаженный и изначальный, тело его более не покрывали сентиментальные рисунки, которыми он уродовал свою плоть, такой же совершенный каким его когда-то создал Император. Величайшие скульпторы должны были бы отбросить свои инструменты при виде Фениксийца, осознав, что никогда не смогут изваять что-либо столь же прекрасное.

От ран, нанесенных Эйдолоном, не осталось и следа, Фулгрим опустил руки, его глаза светились, в них читалась судьба погасших миров. Он запрокинул голову и миллионы камней, следовавшие за ним в полете из сердца мира, раскололись на части с громким хлопком. Их смерть излила жертвенную энергию в источник света, поддерживая его и увеличивая силу в миллионы раз; мерцающая серебристая паутина с Фулгримом в центре.

— Я — шёпот бога, превращённый варпом в крик! — сказал Фулгрим. Спина Фулгрима выгнулась дугой, кости с хрустом разорвались. Его тело, когда-то столь прекрасное, стало жидким и тягучим, форма его постоянно менялась, словно невидимый мастер обрабатывал его на гончарном круге. Ноги Фулгрима, вытянутые как у Витрувианского человека, дергались и удлинялись, сливаясь воедино, образуя извивающийся змеиный хвост, кожа стала толще и приобрела структуру чешуи рептилии с сегментированной хитиновой бронёй.

Пертурабо сделал шаг к этому существу, рожденному в смерти его брата, пребывая в отчаянии, что это был его брат.

— Фулгрим, нет. — выдохнул он, но что сделано — то сделано.

По всему миру мертвецов, оставленном в хвосте звездного катаклизма, пребывавшем в надежде, что когда-нибудь его создатели вернутся за последними останками своих предков, каждый камень души в каждой могиле, в каждой кристаллической статуе закричал в ужасе, потому как жизни, заключенные в них были пожраны голодным божеством, чей голод утолить невозможно.

Та Что Жаждет.

Подношение и жертва, угощение и источник топлива, это было всеми этими вещами и более, и Фулгрим предложил всё это в обмен на апофеоз.

Торс Фулгрима раздвоился и распух от корчащихся мышц, пока куски плоти проделывали себе путь наружу из его недр. Корчащиеся и студенистые, они росли из его перекрученной плоти, выглядя как высохшие, атрофировавшиеся конечности, прежде чем постепенно принять форму отдаленно напоминающие мускулистые руки. Новая кожа была пёстро-фиолетового цвета, а с когтей, чёрных как смоль, с шипением капал яд.

Но худшее было ещё впереди, в согнутого пополам в результате этой трансформации Фулгрима, влился окружавший его свет, пройдя жилами по его телу, словно трещины по поверхности солнца, и вырвавшись из спины в виде двух огромных полупрозрачных перепончатых крыльев. Иллюзорные и пронизанные темной энергией, они постепенно приобрели прочные формы, плоть, созданная из энергии, материя варпа, принявшая форму, приспособленную к существованию в реальном мире.

Она не состояла из плоти и крови, Пертурабо уничтожил смертную оболочку Фулгрима.

Это был нематериальный аватар из света и энергии, души и мечты. То, что произошло здесь, было актом воли, существо породило себя через собственное желание существовать.

Безукоризненное зачатие, существо являлось собственными отцом и матерью в одном лице.

Это был союз, алхимическое единение смысла, души и тела.

Лицо Фулгрима было маской агонистического экстаза, пережитая боль за обещанное удовольствие. Два обсидиановых рога выросли из его черепа, как раз в том месте, где пуля снайпера поразила его в Талиакроне. Они загибались назад, оставив его лицо нетронутым, как у невинного ребенка.

— Я возвысился в Хаос, — сказал Фулгрим, голосом одновременно музыкальным и отвратительным. — Не рождённый принц, лорд Губительных Сил, избранный Повелителя Распутства и любимый чемпион Слаанеша!

— Что ты сотворил? — сказал Пертурабо, чувствуя, как содрогнулись последние обломки жизни мира, восставая против проклятых звуков этого имени.

— То, что до меня никто не осмеливался, — ответил Фулгрим, или то, чем стал Фулгрим, — Я был награжден перерождением в огне за свою жертву.

Пертурабо было больше нечего сказать. Его брат был мёртв, и этот монстр был всем, что от него осталось. Ничего не уцелело от когда-то могучего и благородного примарха, которого Император создал совершенным воином, и Пертурабо почувствовал всепоглощающую тоску от того, что такое восхитительное чаяние спустя век было так извращено.

— Теперь я вижу всё, — сказал Фулгрим, взгляд его блуждал по залу, свет, окружавший его, угасал, по мере того как жизнь покидала последние камни душ. — Прошлое и возможные пути будущего, настоящее и то, чему никогда не бывать. Время, которое мы здесь потратили, лишь соринка в глазу вселенной, прелюдия к вещам бесконечным и вещам мимолетным.

Пертурабо почувствовал дрожь в земле, расширяющиеся трещины шли от пустого ядра планеты к поверхности. Пол пещеры раскололся с оглушительным грохотом, и свет умирающего зеленого солнца затопил зал.

— Прощай, брат, — проговорил Фулгрим, — Мы встретимся еще и восстановим наши узы.

Фулгрим поднял руки, завеса лазурного света выросла из земли, как вспышка энергии телепорта. Она была ослепительна и мгновенна, а когда пропала, Пертурабо увидел, что Фулгрим исчез вместе со всеми Детьми Императора.

Его Железные Воины стояли вокруг него, каждый из них изменился от явления, свидетелями которого они стали, кто-то в хорошую сторону, кто-то — в плохую, хотя было слишком рано судить, кто в какую. Они стояли в ожидании приказа, его верные сыны, все как один. Сверху полетела пыль и обломки, трещины в полу быстро перешли на весь купол, который ломался как стекло. Зигзагообразный провал разрезал зал посередине, плиты полы вздыбились под напором струй из распыленного камня, зелёноватым дымом, бившим из недр.

Идрис распадалась на куски. Сила сердца мира была исчерпана. Мощь мертвых, удерживавшая её в безопасности, таяла, и скоро эта планета будет поглощена невообразимыми силами огромной чёрной дыры.

На той стороне пропасти находились уцелевшие воины Железных Рук, оттаскивавшие своих раненых подальше от разбегающихся по полу трещин и проломов. Они смотрели на Пертурабо с ненавистью, и он не мог сказать, что она была незаслуженной. При желании он мог уничтожить их всех в одиночку. Учитывая его возвратившуюся силу, среди них не было ни одного способного противостоять ему, и они знали это. Пертурабо забросил Сокрушителя наковален на плечо.

— Этот мир умирает, — сказал он, обращаясь к своим воинам, — Но мы не умрем вместе с ним.

Пертурабо отвернулся от Железных Рук и пошел прочь.

Кадм Тиро смотрел, как уходит примарх Железных Воинов, он вдохнул так, словно не дышал до этого целые годы. Он понимал, что у них нет никаких шансов сразиться с Железным Владыкой и выжить после этого, хотя это была бы битва достойная стать легендой Медузы, но вот только рассказать о ней никто не сможет.

— Они ушли, — сказал Вермана Сайбус, опуская оружие.

— Я слышу разочарование в твоих словах, — ответил Тиро.

Сайбус пожал плечами, — Я рассчитывал умереть от руки Пертурабо. Любая другая смерть будет слишком мелкой.

Ещё одна трещина побежала по поверхности неподалеку, ещё больше болезненного света, исходящего от чего бы то ни было в центре планеты, вылилось наружу. Обломки падали сверху, и куски неспокойного неба стали видны сквозь разрушающуюся структуру гробницы.

— Тогда не умирай, — сказал Тиро, сжимая плечо ветерана рукой, — Живи вечно.