Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

мыслить надо с размахом. Но решения принимать осторожно. Они должны быть политически взвешены и экономически оправданы. Но в данном случае, дорогой Алексей Викторович, вы правы относительно будущего советской архитектуры. Она должна быть именно имперской – пышной и мощной. Чем наш режим хуже царского? Только там во дворцах пребывали царьки да вельможи, Елизаветы всякие там, а у нас в Советской стране дворцы будут строиться для пролетариата.

Щусев тихонько шмыгнул носом. И следом сразу кивнул.

– Впереди столько трудностей, но столько грандиозного. – Сталин помолчал. – Главное, необходимо коренным образом менять творческую направленность нашей с вами советской архитектуры. С ориентацией на освоение классики. А поэтому облик Москвы должен быть… Подсказывайте, товарищ зодчий!

– В виде «ордерной» архитектуры, восходящей к Древней Греции и Риму, но уже в советском прочтении.

– Вот! – довольный Сталин поднял вверх указательный палец. – Позаимствуем кое-что у античности. Но ни в коем случае не у готики.

Щусев покачал головой: мол, ни в коем случае!

– И про соединение архитектуры со скульптурой и живописью не забудьте. Должна быть престижность в создаваемых советских архитектурных образах. Пафос нужен. А этот конструктивизм, – вождь махнул рукой, – слишком узок в своей мысли. До свидания, товарищ архитектор. Надежда! Что ты там хотела?

Наконец Жданов скрылся в стенах Кавалерского корпуса. Там располагалась выделенная ему квартира, да еще с роялем. Но сейчас Сталин не был настроен музыкально, потому и не принял приглашение Андрея Александровича зайти на романс.

– Я пригласил вас, товарищ Щусев, – заговорил он, неспешно шагая по внутренней территории главной московской крепости, – поговорить о наших дальнейших планах и расставить все точки над i. По поводу Сухаревой башни у нас с вами разошлись мнения. Я вам в письме все объяснил. Добавить мне нечего.

Недавнее короткое послание вождя по поводу сноса башни Щусев несколько раз перечитал вдоль и поперек, потому помнил почти наизусть: «Письмо с предложением – не разрушать Сухареву башню получил. Решение о разрушении башни было принято в свое время правительством. Лично считаю это решение правильным, полагая, что советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня. Жалею, что, несмотря на все мое уважение к вам, не имею возможности в данном случае оказать вам услугу. Уважающий вас И. Сталин».

Письмо было датировано 22 апреля 1934 года, и в тот же день – день рождения Ленина – Щусеву его принесли на дом с нарочным под личную расписку с грифом «Строго секретно. Секретариат ЦК ВКП(б)».

– Мне искренне жаль, что не удалось убедить правительство и лично вас относительно Сухаревой башни, – произнес Щусев и прикусил губу, потому что понимал, его понесет. Потому как считал снос башни и многого другого – вне всякой логики.

Однако высшее руководство думало иначе. «Архитектора, возражающие против сноса, – слепы и бесперспективны» – так телеграфировали Сталин и Ворошилов из Сочи Кагановичу осенью 1933-го.

«Да и бессмысленно вести речь об этой невесте колокольни Ивана Великого, только зверя дразнить, – рассуждал Щусев, – уже закончили разбор призмы – верхней части – и приступили к сносу основного здания».

– «Черную книгу» еще не нашли? – все-таки не удержался он от вопроса.

Сталин услышал иронию в голосе Щусева. Они встретились глазами, и веселые искорки в очах зодчего были погашены злым взглядом Иосифа Виссарионовича. После смерти жены вождь стал меньше расположен к шуткам.

Когда-то в башне размещалась знаменитая Навигацкая школа, которую возглавлял Яков Брюс – военный деятель, астроном, химик, инженер и дипломат. Граф жил замкнуто, еще при жизни его личность была окутана тайной. Поговаривали, что он колдун-чернокнижник. Существовала легенда о спрятанной в основании постройки «черной книге», состоящей из семи деревянных табличек с непонятными письменами. Считалось, что тот, кто найдет эту книгу, приобретет неограниченную власть над миром. Опасаясь, что книга попадет в недобрые руки после его смерти, Брюс будто бы замуровал ее где-то в башне.

Письмо А. В. Щусева и других И. В. Сталину с просьбой воспрепятствовать разрушению Сухаревой башни

17 апреля 1934

[РГАСПИ]

Щусевская Москва. Здание Военно-политической академии. Ныне в нем располагается Военный университет Министерства обороны Российской Федерации

[Фото автора]

– Уверен, что Сухарева башня – единственный раскол между нами, который ушел в прошлое, – наконец сказал Сталин, минуя ответ на вопрос. – Теперь продолжим наш разговор.

Щусев напрягся в ожидании, о чем будет разговор, но Сталин вдруг заговорил про совсем неожиданное:

– Представляете, сегодня вечером мой Васька и его дружок Томик нашли бутылку шампанского и выпили ее, – неожиданно поведал он. – Мне незадолго до вашего прихода это доложили.

Мемориальная доска на здании Военно-политической академии

[Фото автора]

– О как! – опешил Щусев. Не от самого факта, а от того, что с ним Сталин поделился этим фактом. – А по скольку им сейчас?

– По тринадцать дуракам. Как бы вы поступили на моем месте? Дайте совет.

– Бить бы не стал, ругать тоже. А то бы и назавтра напились.

– Вот как? – Сталин остановился. – А что делать?

– Спросите, голова не кружилась? Наверняка скажут «нет».

– Почему?

– А потому, что если скажут «да», значит, признаются, что были пьяны. А ведь они считают себя взрослыми, значит, ответят «нет». Мол, мы уже не дети и пьяными не будем с одной бутылки шампанского.

– И?

– А вы: «То есть голова не кружилась? Странно. Обычно кружится. Значит, голова еще не доросла до алкоголя. Еще рано, надо немного подождать».

– Запутанная схема. – Сталин не оценил шутку. Пригладил левый ус, а затем с прищуром сердито глянул на собеседника.

Майский вечер теплом не баловал. Щусев, отправляясь на встречу с вождем, никак не предполагал, что эта встреча плавно переместится на улицу, поэтому одевался не для прогулки. Окончательно замерзнув, он время от времени начал пошмыгивать носом, но старался это делать незаметно. Алексей Викторович, выросший в южной местности, к холоду относился с опаской, зная свою особенность – замерзнув, он хуже мыслил. Мысли от холода жались друг к другу, но все равно не могли согреться, отчего в голове появлялся ледяной комок. Сталина же, напротив, прохлада вечера бодрила, несмотря на то что и он был уроженцем теплых краев.

– Каланча какая! – Иосиф Виссарионович задержал взгляд на колокольне Ивана Великого.

У Щусева екнуло сердце. Неужели и ее под снос, как другую доминанту – Сухареву башню? А вдруг сейчас Сталину может прийти решение о сносе, если еще не пришло?..

– Очень удачной оказалась выставка советской архитектуры, – спешно заговорил архитектор, чтобы переключить