Век революции. Европа 1789 — 1848 - Эрик Хобсбаум

ее ученые были близко знакомы с жестокими законами общества. Тем не менее в несоциальных науках было бы неуместным придавать такое уж значение подобным внешним влияниям. Мир мышления является до некоторой степени автономным: его движения находятся, как и находились, на том же историческом уровне, что и в других областях науки, но он не является отражением других. Хотя такие революционные теории в геологии кое-что взяли из протестантизма и особенно кальвинизма — убежденность во всемогуществе Бога. Подобные теории были по большей части монополией протестантизма, как отличного от католицизма. Если открытия в какой-либо области науки совершаются еще где-либо параллельно, это происходит не потому, что каждое открытие может быть легко пристегнуто к соответственному явлению экономики или политической жизни.

Хотя наличие связей отрицать нелегко. Основные течения мышления в наш период имеют аналогии в специализированных отраслях науки, и это позволяет нам провести параллели между науками и искусствами или между теми и другими и политико-социальными отношениями. Так, классицизм и романтизм существовали в науках, и, как мы видели, каждый имел особый подход к человеческому обществу. Уравнивание классицизма (или на интеллектуальном языке рационального, механического мира Ньютона — мира Просвещения) с буржуазным либерализмом или романтизмом (или так называемой натурфилософией) с его оппонентами, очевидно, является чрезмерным упрощением и после 1830 г. потерпело неудачу. Хотя в этом есть определенный смысл. Пока не начался расцвет теорий современного социализма, который прочно скрепил революционную мысль рационалистического прошлого, такие науки, как физика, химия и астрономия, находились под влиянием англо-французского либерализма буржуазии. К примеру, плебейские революции II года были инсценированы скорее Руссо, чем Вольтером, и подозревали Лавуазье (которого они казнили) и Лапласа не из-за связей их со старым режимом, а по причинам, сходным с теми, что заставили поэта Уильяма Блейка подвергать жестокой критике Ньютона[224]. Наоборот, «естественная история» была близкой по духу, поскольку она указывала путь самопроизвольности истинной и девственной природы. Якобинская диктатура, распустившая Французскую академию, основала не менее двенадцати исследовательских кафедр при Jardin des Plantes[225]. Так же обстояли дела и в Германии, где классический либерализм был слаб настолько, что враждебная к классической научная идеология стала наиболее популярной. Это была «натурфилософия».

Натурфилософию легко недооценить, потому что она так часто вступает в конфликт с тем, что мы по праву считаем наукой. Она часто связана с риском и интуицией. Она искала выражения мирового духа или жизни, или мистического органического объединения всех вещей друг с другом, и многое другое, что препятствовало точному количественному измерению, картезианской ясности. Она находилась в решительной оппозиции к механическому материализму и была против Ньютона, иногда вопреки самому смыслу. Великий Гёте потратил значительную часть своего олимпийского времени, пытаясь доказать ложность ньютоновской оптики по той только причине, что он не испытывал удовлетворения от теории, которая не смогла объяснить цвета через взаимодействие законов света и тьмы. Подобное заблуждение не могло вызвать ничего, кроме удивления, в Политехнической школе, где постоянное предпочтение германцам непонятному Кеплеру с его мистицизмом казалось непостижимым ясной и совершенной Principia. И действительно, казалось, что может человек почерпнуть у Лоренца Окена: «Деятельность или жизнь Бога состоит из вечных проявлений вечных размышлений с самим собой или еще с кем-либо, внешне раздваиваясь и при этом оставаясь в одном лице… Первая сила, которая появляется в мире, это полярность… Закон причинной связи является законом полярности. Причинная связь — это акт зарождения. С сексом связано первое движение в мире… Во всем, таким образом, заключается сразу два процесса, первый — индивидуализация, оживление и тут же универсализация — разрушение»{250}. Что в самом деле? Полное непонимание Гегеля Бертраном Расселом, пользовавшимся подобными терминами, является хорошей иллюстрацией ответа рационалистов XVIII в. на это риторический вопрос. С другой стороны, долг, который Маркс и Энгельс чистосердечно признавали перед натурфилософией[226], предупреждает нас о том, что она работала. Лоренц Окен основал германский либерализм и явился вдохновителем Британской ассоциации содействия научному прогрессу — продуктивные результаты. Клеточная теория в биологии, много открытий в морфологии, эмбриологии, филологии и большой вклад в исторический и эволюционный элемент во всех науках — все это было достигнуто главным образом благодаря вдохновению романтизма. По всеобщему признанию, даже в этой облюбованной им области биологии романтизм должен был быть в конце концов дополнен холодным классицизмом Клода Бернара (1813–1878), основателя современной физиологии. С другой стороны, даже в физико-химических науках, которые оставались оплотом классицизма, размышления натурфилософов о таких мистических предметах, как электричество и магнетизм, приносили положительные результаты. Ганс Христиан Эрстед из Копенгагена, последователь Шеллинга, искал и нашел связь между обоими, когда он демонстрировал действие магнетизма на электрический ток в 1820 г. Оба подхода к науке в конце концов объединились. Они никогда полностью не сливались, даже у Маркса, который более ясно, чем большинство вместе взятых интеллектуальных источников, из которых выросли его теории, сознавал это. В целом романтический подход послужил стимулом для новых идей и открытий и затем вновь не был востребован науками. Но в наш период его нельзя обойти вниманием.

Если его нельзя учитывать как чисто научный стимул, его тем более нельзя игнорировать историку идей и мнений, для которого даже абсурдные и фальшивые идеи и факты являются историческими силами. Мы не можем списывать со счета движение, которое привлекало или влияло на людей высочайшего интеллектуального уровня, таких как Гёте, Гегель и молодой Маркс. Мы можем просто попытаться понять глубокую неудовлетворенность мировоззрением англо-французского классицизма XVIII в. чьи титанические достижения в науке и обществе были неоспоримы, но чья узость и ограниченность были столь же очевидны в период двойственной революции. Осознавать эту ограниченность и искать, опираясь скорее на интуицию, чем на анализ, условия, при которых могло быть построено лучшее общество, это совсем другое, чем фактически построить это общество. Натурфилософы предвидели эволюционное развитие мира, тесную взаимосвязь всех явлений и их диалектику. Они откликались на реальные проблемы даже в физических науках, они также предвидели изменения и расширение научных областей, из которых вырос наш современный мир науки, по-своему они реагировали на влияние двойственной революции, которая не оставляла ни одного явления без своего влияния.

ГЛАВА 16

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ОТНОСИТЕЛЬНО 1848 г.

Нищета и пролетариат это те гноящиеся язвы, которые высыпали на организме современных государств. Можно ли их излечить? Коммунистические доктора считают, что необходимо полное разрушение и уничтожение этого организма… Одно бесспорно, если власть действовать окажется в руках этих господ, произойдет не политическая а социальная революция, война против всех видов собственности, полная анархия. Поможет