Богатые мужчины, одинокие женщины - Петти Мессмен

Все это казалось инсценировкой – и стремление Джека побыстрее вернуться на фабрику, и охрана, вооруженная фотокамерами, обменивающаяся молчаливыми знаками с Джеком, как будто выполняла его приказ.

И прежде всего были сфотографированы – Сьюзен полагала, что совсем не случайно, – именно те рабочие которые не соглашались с профсоюзными лидерами и не шли на уступки в переговорах. Они были единственным тормозом, мешающим прийти к соглашению.

Она уже разгадала план Джека, теперь казавшийся очевидным. Все попавшие в объективы фотокамер будут уволены на вполне законных основаниях, таким образом неразборчивая в средствах администрация получит в свои руки эффективный рычаг, с помощью которого ей удастся договориться с профсоюзами. Теперь Сьюзен спрашивала себя, не была ли она тоже пешкой в его игре, не был ли внезапный романтический интерес рассчитанным маневром, направленным на то, чтобы отвлечь ее от грязных методов, которые он использовал, чтобы справиться с забастовкой.

Сьюзен вдруг почувствовала, что ее снова тащат за руку. По-видимому, Джек, увидев достаточно, решил увести ее в здание подальше от беспорядков.

«Он выглядит почти удовлетворенным», – подумала она, обернувшись назад, желая убедиться, что с беременной женщиной все в порядке и ожидая увидеть ее расстроенной, в слезах и в дружеских объятиях.

Вместо этого она увидела женщину, которая знала, как вести себя с людьми типа ее работодателя. Беременная забастовщица стояла, неустрашенная, пристально глядя в сторону Джека, подчеркивая свою ярость гордым плевком ему вслед с таким видом, как будто она могла бы так же просто направить этот плевок ему в лицо, если бы дистанция позволяла.

Неудивительно, что в последний момент корейское приключение Джека и Сьюзен было отложено, так как Джеку пришлось остаться на неотложное совещание, на которое Сьюзен не пригласили.

Сьюзен смущало и казалось удивительным, что Джек выглядел искренне расстроенным. Если он действительно запланировал всю эту анархию на фабрике, то должен был бы знать, что не сможет свободно развлекаться этим вечером. Если только это тоже не было частью его плана.

Сохраняя новый уровень в их личных отношениях, он заставил ее пообещать, что их свидание состоится в другой день. Не зная, что подумать и во что верить, Сьюзен оставила свои подозрения и соображения при себе и пообещала. Если он ее использовал, то был весьма убедительным актером.

Было уже за полночь, когда Сьюзен, усталая, вернулась домой после очередного рабочего марафона в офисе, все еще ломающая голову по поводу сегодняшних событий.

Сьюзен чувствовала, что происходит что-то неэтичное, и в качестве адвоката Джека ей особенно не нравилось блуждать в потемках.

Нравилось ей это или нет, она чувствовала запах крысы, отборной вьетнамской «тоннельной крысы», специально тренированной мгновенно проникать куда угодно, разрушая все на своем пути, считающей себя выше закона и уничтожающей препятствие, которое не может обойти.

На несогласных рабочих он явно смотрел как на препятствие.

Вернувшись на фирму, Сьюзен робко изложила свои подозрения Криглу, но он отнесся к ним несерьезно.

– Это работа профсоюзов – следить за своими рабочими, – напомнил он ей.

Некоторое время спустя Джек позвонил ей в кабинет, уточнить правовую сторону какого-то другого дела, совершенно не упоминая о случившемся на фабрике. Он производил на нее такое пугающее впечатление, что она не решилась обсуждать с ним волнующую ее проблему.

Их отношения оставались неопределенными. Они застряли на границе романтического приключения, так и не переходя эту линию. Часами напряженно работая, физически рядом, но при этом совершенно порознь, Сьюзен сама не знала, хочет она быть с ним или нет; казалось, ее чувства следовали за его настроением, поднимаясь и опускаясь с ним в такт. Она думала, что ее чувствительность объясняется тем, что у нее не было другого мужчины.

То, что Джек никогда не делал попыток сблизиться с ней, за исключением того озадачивающего приглашения не способствовало укреплению ее уверенности в себе. Она сама точно не знала, кто из них был причиной этого.

Этот вопрос мучил ее неделями. Была ли она настолько нежеланной, что ее прежнему приятелю в Стоктоне приходилось ей изменять? Настолько, что Марк совсем не обращал на нее внимания и смотрел только на Пейдж? Может быть, именно это позволяло Джеку достигать высокого профессионализма – даже при том, что они работали вместе глубоко за полночь, часто подкрепляясь бренди или бутылкой хорошего красного вина из его запасов?

Или Джек был голубым? Или он импотент? Или у него какие-то половые проблемы, и он не хочет поставить себя в неудобное положение? А может быть, ему хватает работы, размышляла она. Может быть, он один из тех мужчин, которым женщина не нужна.

Чувствуя себя полусонной и еще более озадаченной, чем когда-либо, странностями Джека и его просроченным предложением, Сьюзен набрала код на панели цифрового замка входной двери и вошла в дом, чуть не споткнувшись о горку посылок, адресованных Пейдж. Она с трудом удержалась, чтобы не поддать их ногой, раскидать по полированному терракотовому полу.

Пейдж всегда умела заканчивать надоевшие отношения. Под нежной личиной умной сексуальной кошечки Пейдж скрывалась настоящая барракуда.

Сначала подарки из Филадельфии. Теперь неиссякаемый поток от Ники Лумиса.

Сьюзен душили зависть и негодование. Она не получала даже цветов, ничего и ни от кого. За исключением произведения Марка, которое было глупо учитывать, так как почти тем же жестом он предложил себя Пейдж.

Сьюзен просто сходила с ума, наблюдая, как ее подруга постоянно вызывающе обнимается с Марком, вынося на всеобщее обозрение отношения, которые должны сохраняться за закрытыми дверями.

Например, Сьюзен беседует с ними обоими, и вдруг прямо посредине фразы Пейдж смотрит на Марка влюбленным взглядом с видом «боже-я-не-могу-оторвать-от-тебя-своих-рук» и начинает ласкать его прямо здесь, забывая о Сьюзен, которая чувствует себя полной дурой, замирая, как стоп-кадр на видео.

Это бесстыдно и чрезвычайно бестактно.

А Марк, в результате, выглядел как законченный идиот, каким он и был, коль скоро терпел выходки Пейдж. Она его использовала. Так же, как использовала всех. Марк был для нее временной игрушкой. И по мере того, как отношения с Ники Лумисом становились все серьезнее и серьезнее, она обращалась с Марком все хуже и хуже, в последний момент отменяя с ним встречи, потому что Ники захотел увидеть ее или встретиться где-нибудь, все равно где.

Боже мой, неужели у него нет никакой гордости? Неужели Пейдж настолько хороша в постели, что это оправдывает то, что он от нее терпит!