Последнее испытание - Скотт Туроу

вероятность», – судья снова делает характерный жест пальцами, – того, что состояние многих пациентов, принимающих «Джи-Ливиа», будет значительно лучше, чем состояние тех, кто подвергается другим видам терапии. В этой ситуации ни один здравомыслящий присяжный не сможет прийти к выводу, что доктор Пафко имел сознательные намерения вызвать смерть какого-то отдельного пациента или причинить ему тяжкий телесный ущерб.

Пользуясь тем, что его частично закрывает стол, Стерн, не сводя глаз с судьи, протягивает руку в сторону и, нащупав пальцы Марты, пожимает их. Если судить по словам Сонни, получается, что они с дочерью выиграли. И все же осторожность подсказывает ему, что в последний момент может возникнуть какое-нибудь неприятное «но» – не зря ведь Сонни была столь осторожна в формулировках и явно учитывала возможность того, что дело может попасть в апелляционный суд.

И вдруг он понимает, в чем дело. Она выступает на публику – для читателей «Уолл-стрит Джорнэл», которые изучали ежедневные отчеты о ходе процесса, для обывателей, которые готовы после суда сделать вывод, что еще одному богатому типу убийство сошло с рук. Она изложила свое мнение письменно, потому что собирается предать его огласке – у судей так принято, когда им выпадает вести какое-то непростое, беспрецедентное дело. Делается это в интересах юристов и других представителей судейского корпуса – чтобы им было на что опереться, если они столкнутся с похожей ситуацией в будущем.

– Итак, мое судейское решение таково. Пункты обвинения с первого по седьмой, связанные с убийством, отклоняются без права возобновления. Остальные пункты обвинения остаются в силе. А теперь давайте сосредоточимся на том, что будет дальше.

В зале стоит мертвая тишина. Даже юристы, которых привели сюда другие дела, понимают, что происходящее в этот момент будет иметь серьезные последствия для исхода резонансного процесса. Рядом со Стерном застыли, словно изваяния, Мозес и Фелд. Они не решаются даже тихонько обсудить ситуацию между собой. Чуть обернувшись, Стерн бросает взгляд в сторону ложи обвинения – все остальные члены команды федерального прокурора тоже замерли и неотрывно смотрят на судью, словно ждут, что сейчас она скажет что-то такое, что разом отменит все сказанное ею прежде. Повернувшись еще дальше назад, Стерн ловит взгляд Кирила и быстро подмигивает ему.

Наконец Фелд поднимает руку:

– При всем уважении, ваша честь. Вопрос, по которому вы только что высказались – а вы заявили, что Пафко не замышлял убийства никого конкретно, – так вот, ведь этот вопрос в конечном итоге должны решать присяжные, а не судья. Разве не так?

– Мистер Фелд, я очень долго размышляла по этому поводу. Если бы имелись хоть какие-то доказательства того, что доктор Пафко имел намерение причинить ущерб кому-либо конкретному из пациентов, которые принимали «Джи-Ливиа», я могла бы с вами согласиться. Но таких доказательств нет. Я вовсе не выношу оправдательный приговор доктору Пафко. Он по-прежнему обвиняется в серьезных преступлениях, за которые может понести суровое наказание. Но в той части обвинения, которая касается убийства, доказательная база полностью отсутствует.

Фелд пытается использовать другие аргументы. Он заявляет, что защите следовало представить соответствующее ходатайство еще до процесса, прежде чем было сформировано и приступило к своим обязанностям жюри присяжных. Тогда гособвинение сохранило бы право после процесса подать апелляцию. Но Сонни с самым решительным видом качает головой еще до того, как Фелд успевает договорить.

– Гособвинение со своей стороны также могло внести соответствующее досудебное ходатайство, мистер Фелд. Но ни оно, ни ходатайство защиты по этому вопросу не были вовремя представлены. Этот вопрос мог решаться исключительно после рассмотрения и оценки улик.

Мозес до сих пор продолжает стоять как истукан – Стерн, во всяком случае, не видел, чтобы он сделал хоть одно движение. Видимо, федеральный прокурор довольно медленно осмысливает последствия того, что случилось. Следующий вопрос, который подвергается рассмотрению, – следует ли считать, что снятие с Кирила необоснованного обвинения в убийстве, которое нанесло ущерб репутации подсудимого, может служить основанием для прекращения процесса. Именно в это русло теперь старается направить ход дискуссии Сонни. Она интересуется у Марты и Стерна, есть ли у них дополнительные ходатайства.

Стерн, который опирается рукой на перила, чтобы ему было легче стоять, выступает вперед:

– Ваша честь, вам известно, что мы с самого начала считали, что список предъявленных обвинений слишком велик. Присяжным дали понять, что Кирил Пафко убийца, а мы теперь знаем, что доказательной базы, подтверждающей это, нет. Мне кажется, что есть все основания считать, что в ходе данного процесса были допущены нарушения закона. Я также думаю, что в нынешних обстоятельствах, учитывая, что прокурор и его команда при подготовке и в ходе разбирательства допустили грубые нарушения как законодательства, так и процессуальных норм, тем самым нанеся серьезный ущерб репутации моего подзащитного, все обвинения целиком должны быть сняты. Но, ваша честь, откровенно говоря, прежде чем выступить с соответствующим ходатайством, мне хотелось бы найти аналогичные дела и представить их суду.

– Я с удовольствием ознакомлюсь с этими делами, мистер Стерн. Почему бы вам к вечеру субботы не прислать мне выжимки из этих дел и ваше ходатайство в письменном виде с предложениями по поводу того, над какими решениями, по вашему мнению, мне следовало бы подумать? Обвинение же сможет ответить на мои предложения с шести до девяти вечера в воскресенье. – Сонни устанавливает не точное время, а временной интервал, в последний момент вспомнив, что Мозес почти все воскресенье обычно проводит в церкви. – А в понедельник утром мы можем собраться все вместе и обсудить, что нам делать дальше. Я попрошу судебного пристава передать присяжным, что им не нужно находиться здесь с самого утра. Начало судебного заседания будет немного отложено.

Стерн возвращается к столу защиты, где сидит Пафко. На лице Кирила читается некоторая неуверенность.

– Так я не убийца? – спрашивает он.

– Теперь нет. И никогда не были, – отвечает Стерн. Он протягивает руку, чтобы торжествующе похлопать Кирила по плечу. Но собственные мысли заставляют его осечься. Он вспоминает, как много неясного в истории с аварией, когда какая-то машина врезалась в него на шоссе. И рука адвоката повисает в воздухе.

30. Процесс c нарушениями

Почти пустой зал, сожалеет Стерн, совершенно не соответствует тому, что произошло. Немногие из репортеров, которые все же приехали в суд, бросаются к двери, чтобы сообщить новость в «Твиттере». Стерн говорит Кирилу – а заодно и подошедшей к ним Донателле, – что им нужно немедленно встретиться в его офисе, чтобы определиться с дальнейшими действиями.

Как только Стерн с дочерью устраиваются на заднем сиденье «Кадиллака», Марта начинает подтрунивать над отцом:

– Жду не дождусь того момента,